— Эх, брат, — восторженно сказал Мемед, — я так рад, так рад, что мы решились на это…

Деревня Карадут раскинулась на берегу реки Джейхан. Возле деревни река разливается, словно озеро. Течение здесь слабое, кажется, что вода стоит на месте. Раз в десять-пятнадцать лет Джейхан меняет свое русло, оставляя после себя много ила. Вот почему эти районы Чукуровы плодороднее других. Самая дорогая земля здесь оправдывает себя.

Поместье, которое Али Сафа-бей недавно прибрал к рукам, граничило с землями деревни Карадут. Больше половины поместья досталось ему после ухода армян, другую половину он силой и хитростью захватил у крестьян деревни Карадут. Много лет длилась тяжба Али Сафы- бея с крестьянами. Дело нередко доходило до перестрелки.

Рассказ об интригах и мошенничествах, с помощью которых Али Сафа-бей захватил плодородные земли деревни Карадут, мог бы составить целую книгу. В этой тяжбе выявилась вся безграничная алчность Али Сафы-бея. Крестьяне увидели, на какую подлость способен Али Сафа- бей из-за клочка земли.

Сары Бекир был единственным грамотным человеком в деревне Карадут. Еще когда он учился в школе, о нем говорили как о способном ученике. Сары Бекир был человеком смелым, дерзким и прямым. За всю свою жизнь он ни разу не солгал. Это был высокий сухопарый человек с улыбающимся, ясным, как у ребенка, лицом. Сары Бекир мешал Али Сафе-бею. Не будь Бекира, он давно бы прибрал к рукам все земли деревни Карадут. Сары Бекир, словно скала, преграждал ему путь. Бекир мог постоять за себя и за других. Крестьяне любили его и повиновались ему во всем.

Долгое время Али Сафа-бей ничего не мог с ним сделать. Тяжба его с крестьянами затянулась. Крестьяне не хотели идти на уступки. Это продолжалось до тех пор, пока…

Атаман разбойников Калайджи Осман был двоюродным братом Бекира. Лентяй и бездельник, он был мальчиком на побегушках у Али Сафы-бея и обо всем доносил хозяину. Крестьяне ненавидели его. Поэтому Калайджи Осман не мог жить в деревне. Он давно бросил ремесло лудильщика и нанялся к Али Сафе-бею. Калайджи похищал у крестьян скот, поджигал их посевы, занимался грязными делами. Крестьяне были возмущены его бесчинствами. Но они уважали Сары Бекира и боялись Али Сафы-бея. Да и не хотели связываться с «этой собакой».

Сары Бекир справлял свою свадьбу. Веселилась вся деревня, пели песни, танцевали. Гремели барабаны, звенела зурна. В последнюю ночь свадьбы у дома Бекира раздалось три выстрела. Началась паника. Калайджи Осман смертельно ранил Бекира на глазах у невесты и, скрывшись в темноте, бежал в горы.

Долго судили и рядили о причинах, побудивших Калайджи застрелить Бекира. Что бы там ни было, а убийство во время свадьбы было невиданным делом. Этого-то уж никто не ожидал. «Проклятый! — твердили в один голос крестьяне. — Разве можно убивать такого человека? Чтоб ему ослепнуть!..» Одни говорили, что Али Сафа-бей дал ему денег и подговорил убить Бекира, другие — что Осман любил невесту Бекира и не мог смириться с их свадьбой; третьи — что Калайджи сошел с ума и застрелил Бекира. Люди, близко знавшие обоих, говорили, что они с детства не выносили Друг друга.

После убийства Бекира Али Сафа-бей попытался использовать Калайджи Османа в своей тяжбе с крестьянами. Осман собрал вокруг себя всех бродяг и преступников, чудом избежавших виселицы. Как злой демон, обрушивался он на бедных крестьян Чукуровы, осмелившихся выступить против Али Сафы-бея, беспощадно уничтожая врагов своего хозяина.

И все-таки даже после смерти Бекира Али Сафа-бей не смог присвоить себе ни одного вершка земли деревни Карадут. А Калайджи не смел и носа показать в деревню. Крестьяне презирали его и не считали за человека. Они не боялись его, хоть он с ног до головы был обвешан оружием.

Когда Тощий Мемед появился на Чукурове, все забеспокоились. Имя Мемеда не сходило с уст. Поджигатель, разрушитель семейных очагов! С тех пор как Тощий Мемед поджег Актозлу, о нем слагали дестаны. Толпы любопытных из окрестных деревень шли смотреть на пепелища в Актозлу.

Жители Актозлу рассказывали всем о Тощем Мемеде: «Он словно великан. С огромным факелом в руке ходил Мемед от дома к дому и поджигал. Точно ветер, летел он по деревне. Если пламя сразу не охватывало дом, он возвращался и снова поджигал его. О, если б вы видели Тощего Мемеда! В темноте ночи из его глаз сыпались искры. То он был высокий, как тополь, то низкий, как трава. Пули не могли его свалить». В каждой деревне о Тощем Мемеде рассказывали по-разному, сочиняя всякие небылицы.

Однажды Али Сафа-бей встретился с Калайджи Османом, как обычно, в городском саду и предложил ему покончить с Тощим Мемедом. Осман обрадовался, но ничем не выказал свою радость.

— Трудное это дело, Али Сафа-бей, — сказал он. — Очень трудное. Нелегко расправиться с таким человеком.

— На Чукурове о Тощем Мемеде сложили легенды. Если хочешь убить его, то убей сейчас, и имя твое прославится повсюду. Не упусти такого случая! Если ты убьешь Мемеда, вся Чукурова будет нашей.

— Трудно, — ответил Калайджи.

— Не бойся, — подбодрил Али Сафа-бей, хлопнув Османа по плечу.

— Трудно, по посмотрим. Может быть, найду способ разделаться с ним.

— Ты должен найти его во что бы то ни стало. Тощий Мемед смел, но еще молод. Он не знает гор. Замани его в ловушку, и ему будет конец.

— Посмотрим, — сказал Калайджи.

Расставшись с Али Сафой-беем, Калайджи Осман направился к своим друзьям.

— Есть дельце. К тому же нетрудное.

Разбойники посмотрели на него.

— Появился Тощий Мемед, тот самый, что поджег деревню Актозлу. Его нужно убрать любым путем. Дадут столько, сколько запросите.

Для бандитов Калайджи убить Тощего Мемеда было так же легко, как выпить стакан воды.

С того времени, как в горах появился Калайджи, были уничтожены три банды. Говорили, что если считать и Сары Бекира, то Калайджи убил больше сорока человек.

Калайджи Осман был низкого роста. У него были голубовато-зеленые, неподвижные глаза. Редкая щетина торчала на щеках, точно иглы у ежа. Багрово-красная от загара тонкая шея и довольно широкие плечи делали его неуклюжим. Он носил голубые шаровары с обшитыми серебром карманами. Патронташи обвивали его с головы до ног. Они тоже были обшиты серебром. На боках сверкали револьверы, кинжалы и ножи с перламутровыми рукоятками. На груди висел бинокль. Из-под темно-красной фески на лоб выбивался рыжий чуб.

Смелости у Калайджи не было ни на грош. Он был хитрым и предпочитал не сталкиваться лицом к лицу с врагом, а наносить удар в спину. Он так ловко устраивал ловушки, что никому и в голову не приходило подозревать его. Все знали, что он действует по приказам Али Сафы-бея. Но и Али Сафа-бей охранял Османа. За все время банда Османа только два раза натыкалась на жандармов. Не успевали начать преследование, как гонец Али Сафы-бея предупреждал Османа. Зимой Осман обычно жил в отведенной для него комнате в доме Али Сафы-бея. Как только ему надоедала праздная роскошная жизнь в доме хозяина, он уходил в горы к своей банде. Банда Османа жила привольно. Когда в горах выпадал снег, бандиты спускались в ближайшую деревню и предавались разгулу. Деньги на все это давал Али Сафа-бей, и потому его приказания выполнялись беспрекословно. Скажи он им — умрите, и они расстались бы с жизнью.

— Кто из вас знает Тощего Мемеда? — спросил Калайджи.

Хорали, прислонившись к дереву, дремал. Услышав вопрос Калайджи, он очнулся.

— Я знаю его. Мы вместе были в отряде Шалого Дурду.

— Тогда иди сюда, — позвал Осман.

Хорали подошел. Положив руки на плечи Хорали, Осман сказал:

— Расскажи-ка, что за человек этот Тощий Мемед?

Хорали проглотил слюну и провел рукой по губам.

— Ничего особенного. Маленький, хилый, с большой головой и огромными глазами; на вид ему лет двадцать, но он очень серьезен. Его трудно понять тому, кто не видел, как он стреляет, кто не был с ним рядом в схватке. А стреляет он так метко, что попадает в монету. С первого дня своего прихода в отряд Тощий Мемед стрелял лучше Шалого Дурду. А ведь ты знаешь, как метко стрелял Шалый Дурду. Теперь он, наверное, попадает в ушко иголки. Ловкий он, этот Мемед. Во время ссоры в шатре кочевников если бы он захотел, то мог бы убить и Шалого Дурду и всех нас. Но он не сделал этого. Разве стал бы терпеть его оскорбления Шалый Дурду, если бы Тощий Мемед не был таким? Шалый Дурду боялся его…