— Да, ты прав.

— С тех пор как мне пришла в голову мысль о земле, мне не хочется умирать.

— Умирать? — испуганно спросил Джаббар.

— Да, умирать…

Перед глазами Мемеда возник образ Реджепа Чавуша.

— Вот наш Реджеп… Я так и не смог как следует узнать его. Даже умирая, он хотел сделать нам добро. А как он радовался пожару… Я так и не смог понять его. Реджеп всех любил и всем был враг. Деревня горела, а он радовался. Если бы мы сделали что-нибудь хорошее для крестьян, мне кажется, он бы тоже радовался.

Джаббар жадно вдыхал освежающий запах хвои. Он держал в зубах сосновую веточку и время от времени принимался ее жевать.

— Мне тоже так кажется, — сказал он.

— У меня легко на сердце, — сказал Мемед. — Даже голова кружится. Не знаю, плакать или смеяться? Земля… А что скажут крестьяне?

Легкий прохладный ветерок доносил аромат майорана.

Только после полудня они вышли из лесу и оказались недалеко от дома Уммета.

— Как только солнце зайдет, пойдем к Уммету, — сказал Мемед.

Друзья сели. Они глубоко дышали. По их лицам градом катился пот.

Солнце зашло. Быстро стемнело. Казалось, над Чукуровой опустился черный занавес. Небо было усыпано звездами.

На востоке мерцало какое-то созвездие. Время от времени падала звезда. Оставляя за собой светящийся след, она скрывалась за темным массивом гор. Друзья поднялись и пошли к дому Сары Уммета.

— Уммет, — тихо позвал Мемед.

Долго никто не отвечал. Наконец дверь отворилась, выглянул Уммет. Узнав Мемеда и Джаббара, он испугался и что-то забормотал.

— Здравствуй, Уммет. Как поживаешь? Какие новости? — спросил Мемед.

Наклонившись к Мемеду, Уммет шепнул:

— Тихо!

Мемед сразу догадался, в чем дело.

— Идите за мной, — продолжал Уммет. — Я покажу вам путь в горы. Здесь полно…

— Мы умираем с голоду, — сказал Джаббар.

— Тогда погодите немного.

Уммет вошел в дом и через несколько минут снова вышел.

— Пошли, — сказал он.

Полтора часа поднимались они к вершине горы, карабкаясь по скалам, пробиваясь через густой лес.

Наконец Уммет остановился передохнуть.

— Да разорится ваш дом! — сказал он. — Мыслимо ли это? Поджечь большую деревню на Чукурове! На это не решился бы даже Гизик Дуран[30]. Как это у вас получилось?

— Какие новости? — перебил его Джаббар. — Расскажи-ка нам, Уммет.

На небольшой полянке Уммет снова остановился и, переведя дыхание, сказал:

— Вот что. Из десяти деревень собрались вооруженные крестьяне: около тысячи человек. Вот уже два дня, как они вместе с жандармами разыскивают вас. Все перевернули, заглядывают во все щели. Если вы им попадетесь, разорвут на куски. Слыханное ли дело — поджечь большую деревню!.. Ну ладно, подожгли, но…

Уммет замолк.

— Что ж, если подожгли? — задыхаясь, спросил Мемед.

Уммет не ответил. Мемед повторил вопрос.

— Да ничего, — ответил Уммет. — Подожгли и все…

Уммет не знал, как все это случилось, и потому решил переменить тему разговора. Но волновавшая его мысль не давала ему покоя.

— Подожгли деревню, — невольно вырвалось у него. — Но хоть этого подлеца вы убили?

— Он сгорел в доме Хусейна-аги.

— Вот здесь пещера. Сюда никто не придет. Спрячьтесь здесь, пока они не уйдут. Хромой Али сейчас в Деирменолуке. Завтра я принесу вам еду. Никуда не уходите отсюда.

Уммет подошел к пещере.

— Вот здесь, — сказал он. — Если жандармы найдут вас, не вздумайте бежать обратно на Чукурову. Там вас ждет смерть. При опасности поднимайтесь на вершину горы. Внизу течет река Кешиш. До свидания!

Уммет ушел, а друзья сели возле пещеры и быстро расправились с едой, которую он им оставил.

— Я пойду немного посплю. Когда захочешь спать, разбуди меня, — сказал Джаббар.

Мемед не ответил. В голове его снова мелькнул блеск желтой латуни…

Земля принадлежит тому, кто ее обрабатывает, думает Мемед. Жив или умер Абди-ага — все равно земля принадлежит крестьянам. Поросшая колючками земля охвачена бушующим пламенем. Огонь бежит по равнине, словно стремительный поток воды… Огненный вихрь мечется в темноте ночи… И так — десять, пятнадцать дней, месяц. Наконец огонь гаснет, колючки превращаются в черную золу, густо покрывающую землю. С равнины Дикенли доносятся песни. Крестьяне, идущие за плугом, теперь не раздирают ноги колючками… В деревне Деирменолук сыграют веселую свадьбу. Дурмуш Али спляшет на одной ноге, а другой ногой будет выделывать такие штучки, что все упадут со смеху. Если б Реджеп Чавуш знал об этом, он бы порадовался. Но он спит в зарослях Анаварзы.

Вдруг Мемеда охватил страх. Более тысячи вооруженных крестьян!.. Это немыслимо. Что они будут делать в горах? Сгорела деревня. Какое им дело до нее? Да еще рота жандармов! Не бойся, Мемед! Что ж, пусть будет так. Страх его рассеялся. Пусть их будет даже полторы, две тысячи, сколько угодно. Он не боится. У него больше трехсот патронов; ни один из них не пропадет даром. Он уверен в этом так же, как в том, что будет жить.

До самого утра Мемед думал обо всем этом. Из головы ни на минуту не выходила Хатче. Он представил себе тюрьму и в ней свою Хатче. Сердце его сжалось от боли. Сколько горя может вынести один человек! Мемед зло выругался.

Джаббар проснулся, когда солнце было уже высоко. Щурясь от яркого света, он спросил:

— Почему ты не разбудил меня?

— Мне не хотелось спать.

— Давай съедим по куску лаваша, и ты поспишь.

— Давай.

Джаббар принес узелок и развязал его. В узелке были зеленый лук и брынза. Положив их на лаваш, они скрутили трубочки и стали медленно есть. Потом подошли к роднику, бьющему из скалы, и жадно прильнули к воде.

— Я прилягу на солнце, — сказал Мемед.

— Ложись, — ответил Джаббар.

Мемед заснул сразу, как ребенок. Лицо его было спокойно, в нем было что-то детское. Когда он проснулся, солнце стояло прямо над головой. Было жарко. Мемед размялся, умылся родниковой водой и только тогда пришел в себя.

— Как бы этот Уммет не напакостил нам, — сказал Джаббар.

— Не напакостил?

— А кто его знает?

— Нет, он не сделает ничего плохого, не решится; но мы все равно уйдем отсюда. Пойдем в Деирменолук?

— А если попадем в ловушку?..

— Разбойники не попадают в ловушку, они сами заманивают в нее своих врагов.

— А может быть, мы все-таки подождем Уммета? — предложил Джаббар.

— Да, ты прав. Нельзя уходить, не сказав ему.

Спустя час внизу, о кустарнике, послышался треск.

Мемед и Джаббар укрылись за камни. Треск приближался. Наконец из-за деревьев показался Уммет. Увидев Мемеда и Джаббара, спрятавшихся за камнями, Уммет улыбнулся. Улыбнулся и Мемед.

— Они потеряли надежду найти вас, — сказал Уммет. — Я сказал им, что разбойники, которые вчера подожгли деревню на равнине Анаварза, не могут быть сегодня в горах Акарджа.

— Здорово ты их обвел вокруг пальца! — сказал Джаббар.

Уммет взял за руку Мемеда.

— Я полюбил тебя, как родного брата, — сказал он. — Ты очень хорошо сделал.

— С треском горело, — хвалился Джаббар.

Уммет молчал.

— Братец Уммет, как ты думаешь, а что, если земля будет принадлежать тому, кто на нем сеет? — спросил Мемед.

— О, это было бы очень хорошо.

— А если и волы, которыми крестьянин пашет, тоже будут его собственными?

— Ничего лучше не придумаешь.

— А хорошо ли будет, если поджечь колючки, а потом вспахать землю?

— Очень хорошо…

Джаббар взял узелок с хлебом, который принес Уммет, и привязал его к поясу.

— Счастливо оставаться, Уммет, — сказал Джаббар.

— Если придется трудно, вспомните обо мне, — сказал Уммет. — Я буду беречь вас, как родных братьев. Я тебя очень полюбил, Мемед. До свиданья!

Мемед, шедший впереди, остановился. Джаббар подошел к нему. Мемед сильно сжал руку Джаббара, в которой тот держал винтовку. Они долго смотрели друг другу в глаза.