— Угощайтесь. Не ждите особых приглашений.

Гости взяли ложки… С жадностью набросились они на молоко. В одно мгновение весь хлеб на столе был уничтожен. Подали еще. Потом принесли еще молока.

Наевшись, они поблагодарили хозяина, который не торопясь заканчивал еду:

— Да умножатся ваши блага!

— На здоровье, ребята, в молодости все так едят, — отвечал ага.

Он вытер тыльной стороной ладони усы и встал из-за стола.

— Курите? Свернем по одной.

— Мы не курим, — сказал Джаббар.

Керимоглу поднес ко рту цигарку и выбил из огнива огонь. В воздухе распространился запах серы. Сделав несколько затяжек, Керимоглу раскурил цигарку:

— Я хочу вам кое-что сказать, только вы не обижайтесь на меня, не подумайте чего-нибудь дурного.

— Говори, ага. Мы ничего плохого не подумаем, не бойся, — сказал Мемед.

Керимоглу снова смутился.

— Я не хочу сказать… — начал он, заикаясь, — что в этих горах нет у вас ни матери, ни дома. Вот вы вышли из боя. Одежда ваша в крови, может быть, вы даже ранены. Снимите с себя все. Дети выстирают и тут же все высохнет. Если торопитесь, ребята высушат над огнем. А пока оденетесь в мое. Не подумайте, что Керимоглу вас разденет и выдаст. В доме Керимоглу человека не обидят. Пока Керимоглу жив, никто не тронет его гостя. Знайте это.

— Мы знаем Керимоглу. Как тебе, ага, могло придти такое в голову, — с упреком сказал Джаббар.

— Придет же такое в голову… — повторил Мемед.

— Ох, не зарекайся, сынок! Человек вскормлен сырым молоком. Поэтому от него можно ожидать всякой пакости, как, впрочем, и хорошего. Не зарекайся!

Черноглазая, розовощекая невестка Керимоглу с насурмленными бровями принесла и положила перед каждым пару белья. От него пахло мылом.

— Я выйду, а вы переоденьтесь, — сказал Керимоглу, направляясь к двери.

— Вот Джаббар, какие хорошие люди есть на белом свете! — вздохнул Мемед, когда Керимоглу вышел из шатра.

— А какие жестокие, какие окаянные люди есть на этом свете, Мемед! — возразил Джаббар.

— Посмотри на Керимоглу, какой он гостеприимный!

— Переоделись, ребята? Можно войти? — послышался голос Керимоглу.

— Переоделись, — ответил Мемед.

— Дай-ка я взгляну на твою рану? — обратился Керимоглу к Мемеду.

— Да что там! Маленькая царапина…

— А ты не ранен? — повернулся Керимоглу к Джаббару.

— Слава богу, все в порядке.

Керимоглу вышел из шатра. Немного погодя он вернулся с миской и тряпками. Сам приготовил пластырь.

— В два дня заживет, — приговаривал он, перевязывая рану Мемеда. — У нас тоже, сынок, в молодости бывали раны. Все проходит.

Он перевязал голову Мемеда не хуже опытного лекаря.

— Спасибо тебе, ага, — поблагодарил Мемед.

— Рана пустяковая, только вот загноилась. Пластырь все залечит. Не тревожься! — приговаривал Керимоглу.

Керимоглу держал себя как-то странно. Когда ему нужно было что-нибудь спросить, он, как ребенок, смущался. При этом он улыбался, лицо его становилось красным. В конце концов, делая над собой мучительное усилие, он задавал вопрос. Сейчас с ним происходило то же самое.

— Сынок, — обратился он к Мемеду, — мне неловко спрашивать. Ты что, в самом деле разбойник?..

— Наш Тощий Мемед играет в разбойники, ага, — улыбаясь, пошутил Джаббар.

Мемед тоже улыбнулся.

— Значит, ты считаешь, что я не похож на разбойника, ага?

— Ты уж прости меня, я спросил не для того, чтобы тебя обидеть. Ты очень молодо выглядишь. На вид тебе лет шестнадцать. Поэтому я и спросил. Не обижайся…

— Восемнадцать, — гордо поправил Мемед.

— Я просто полюбопытствовал. Не сердись. Что тебя заставило в твои годы стать разбойником?

— Стащил у своего аги осла и продал его. Потом испугался, что ага побьет, и удрал к нам. Что делать — приняли. Пусть среди нас будет и такой, кто ворует ослов. Всякое бывает… — опять пошутил Джаббар.

Керимоглу понял, что Джаббар шутит, пожалел, что задал такой вопрос, и замолчал.

Заметив, что Керимоглу расстроен, Джаббар спросил:

— Ты знаешь Абди-агу из деревни Деирменолук?

— Очень хорошо знаю, — оживился Керимоглу. — Слышал, что его ранили, но не убили. Племянника его убили.

— Это он его убил! — указал Джаббар на Мемеда.

Керимоглу внимательно посмотрел на Мемеда.

— Странно. Тощий Мемед совсем не похож на убийцу. Даже не верится!..

— Ага, не можешь ли ты сделать еще немного пластыря? У нас есть раненые. Для них… — попросил Мемед.

— Есть готовая мазь, — сказал Керимоглу. — Целебная… Я вам дам. Сейчас приготовлю и пластырь.

— Чтоб тебе не видеть плохих дней в жизни, — поблагодарил Мемед.

Керимоглу завернул мазь и пластырь в большой кусок материи и подал Мемеду.

Когда они собирались в путь, Керимоглу сказал:

— Удивляюсь я тебе. Тощий Мемед. Нисколько ты не похож на разбойника. Что ты будешь делать? Странно!.. Человек не знает, что у другого на душе.

— Будь здоров, ага, — в один голос сказали Мемед и Джаббар.

— Счастливого пути, — ответил Керимоглу, обнажая в улыбке молочно-белые зубы. — Заходите как-нибудь. Потолкуем.

Оба уходили с большими тяжелыми свертками. Керимоглу дал им хлеба, сыру и масла.

— До чего хороший человек! — восхищался Джаббар.

— До чего хороший… — вторил ему Мемед.

Вдруг Мемед изменился в Лице:

— Джаббар, а белье мы не отдали старику…

— Пустяки, не стащили же мы, а забыли…

— Так не годится. Вернемся, нужно отдать.

— Да, Керимоглу прав, ты совсем не похож на разбойника.

— Что поделаешь. Не все же родятся разбойниками.

— Ну, если так, вернемся…

— Пошли.

Они побежали назад. Керимоглу встретил их у входа в шатер.

— Что это вы вернулись? — удивленно спросил он.

— Ушли и совсем забыли про твое белье. Принесли обратно! — сказал Мемед.

— А я испугался, думал, что случилось. Пусть белье будет вам от меня подарком. Не снимайте.

— Да разве можно?.. — удивился Мемед.

— Можно, можно. Если снимете, я обижусь.

К скалам они подходили уже в сумерках. Вдали, на вершине скалы, искрился большой огненный шар костра.

— Это наши, — сказал Джаббар. — Кто же еще разведет такой костер? Дурду назло Асым Чавушу велел разжечь такой огромный костер.

— У меня нет больше сил двигаться. Свистни им! — попросил Мемед.

Джаббар сунул два пальца в рот и засвистел.

— От твоего свиста можно оглохнуть. Тебя и на том свете услышат.

Немного спустя со скалы раздался одиночный выстрел. За ним последовала целая серия.

— Не случилось ли чего-нибудь? — забеспокоился Мемед.

— Шалый Дурду празднует. Когда у него хорошее настроение, он без конца палит из винтовки.

Сколько они ни свистели, встречать их никто не вышел. Мемеда с Джаббаром охватила злость. Пот лил с них ручьем.

Выбиваясь из последних сил, добрались они до костра. Разбойники приветствовали их стоя. Шалый Дурду подошел и в честь их выстрелил несколько раз в воздух.

— Если бы вы сейчас не пришли, мы умерли бы с голоду. Реджеп Чавуш вон все еще стонет. И не из-за раны, а от голода. Клянусь богом!

Костер был огромный. Извивались, переплетаясь друг с другом, высокие, в рост человека, языки пламени. Поленья трещали, от них исходил приятный запах испаряющейся влаги… Сырые дрова разгораются плохо, долго сопротивляются они огню. Потом раскалываются на две части и исчезают в языках пламени.

Мемед подошел к Реджепу.

— Как дела, Чавуш? — спросил он.

— Рана болит, — застонал Реджеп. — Загноилась. Не заживет, наверное. Умру. Я уже полуживой…

Потом Мемед подошел к Хорали:

— Ну а ты как поживаешь, брат?

Хорали разразился бранью:

— Мать твою, жену и детей… Патроны, разбойников, деревню, деревья, землю, скалы, рану и жену Абди-аги!.. Слыхал? Абди-ага-то не умер. Вот мерзавец! Но ты не огорчайся, мы еще покажем этому подлецу! Ничего.

— Я вам принес пластырь и мазь. Керимоглу дал. Своими руками приготовил. Старый человек. В два дня все раны заживут… — сказал Мемед.