Пока Ада с извращённым экстазом прижимала к щеке холодную банку пива.

— Цыц! — шикнула Роз, сосредоточенно вслушиваясь в гудки и отбивая правой ногой неритмичную чечётку. Трубку взяли, Ада задержала дыхание. — Анаит, привет! Не спишь? Ты знаешь, что происходит?.. Да ладно? Прямо в Лагерь?! Вот ненормальные! А там кто-то был?.. Ооо!.. А горело?.. Дом вампира?! Того самого? Вау! Выжил?.. Думаешь, одни и те же? Конечно, да, отвлекали внимание! Кошмар какой-то! Слушай, у меня тоже плохие новости: Ада заболела. Ещё после Ярмарки, мы даже тогда пораньше ушли. Дашь выходной ей на день, а то всех клиентов разгонит?.. Разумеется, за её счёт!.. Спасибо, ты просто золотая начальница, не то что мой толстосум! Да, передам. Пока!

Она отключилась и начала мерить шагами гостиную.

— Ад, всё правда серьёзно?

К общему изумлению Ада жестом показала, что нет. Просипела:

— Нет доказательств. Про мелодию скажете, дескать, кто-то подставил.

После пожара впечатления от взлома смазались, к Аде вернулось хладнокровие. Вздохнув, она простилась с голосовыми связками.

— Пока, Род, твой главный враг — ты сам. Прими успокоительное и веди себя, будто ничего не случилось. Напросись снова в патруль, не прячься. Реальных следов не осталось, никто не догадается.

Роз, наконец, остановилась.

— Ну, допустим. Ладно. А тебя чего к вампиру понесло?

Учитывая адино состояние и то, откуда её забрал Родерик, скрыть визит к Гвидиче бы не вышло. Пришлось рассказывать, привычно перекраивая события, убирая часть про боёвку и просьбу о спасении Нэнс.

— Род подобрал ключ, который выпал у одного из тех, кто пришёл в Лагерь за нами. Он бы нас связал с местом преступления. Куда выкинуть, я не придумала и решила отнести Давиде.

— Тааак… Какой-такой ключ?

Ада зашлась в новом приступе кашля. Род постарался ответить:

— Обычный ключ… Брелок странный, цветок с буквами.

— Символ Американского антивампирского движения, — выдавила Ада. Понимания в выражении Роз не прибавилось. — Сообщество Чистоты! Ох… Кха-кху… В прошлом году взорвали больницу в Техасе!

— Твою ж мать!

Взорвали они не целую больницу, а холл отделения генной терапии. Исполнителей нашли, но, видимо, у них остались поклонники.

— Так они совсем отбитые!

Разразилась перепалка на предмет «а я предупреждал» и «не ну про бомбы же и террористов». Ада тянула пиво через трубочку.

— А знаете, — вставила она в случайную паузу, — особняк Гвидиче взорвали другие люди. Или Лагерем и особняком занимались ну очень разные части банды.

Спайсы уставились на неё, ожидая пояснений.

— В Лагерь припёрлись какие-то дебилы, действовали абсолютно наобум. Кху-кху… А покушение продумано.

— Так им, наверное, в Лагере надо было только видимость создать, чтобы оттянуть полицию и охотников!

— Долгий промежуток. А ещё, мне показалось, что пожарные выехали с задержкой. Их будто попросили не торопиться. Больше похоже на договорённость со своими.

Дальше Ада страдальчески положила ладонь на горло: мол, мои полномочия всё! Роуз подсела к ней.

— Окей! Тогда ты восстанавливаешься, Род ходит с ромашкой во рту, а я держу нос по ветру и делаю тебе справку для «Цепного пса». Но если что, я одна…

— !!!

— Пфф! Я и так туда постоянно мотаюсь к Мэдсу! В клубе точно не опаснее, чем в горящем здании!

На мобильнике Рода запищал будильник. На улице за серым дождём занимался рассвет.

— Ну зашибись! — прокомментировала рыжая. — А теперь ещё и на работу!

Спайсы засуетились, собираясь, и Ада уползла к себе, надеясь заснуть несмотря на першение и бурлящий в крови гормональный напалм.

Гормоны сходили с ума от частых переходов. Вторая лютовала, грозясь устроить бунт. Она едва не прикончила Нэнси, обнаружив ту с балкой, торчащей из живота. Положа руку на сердце, Аделина с ней почти согласилась: такое гуманнее добивать. Огонь облизал вампирше верхнюю половину тела, испепелил волосы, изувечил лицо. Грудь и руки — запёкшееся месиво. Судя по всему, она успела прожить стадию Клеща, в которой протянула себя по балке, но так и не довела до конца задуманное.

«Когда-нибудь твоя вера в лучшее не сработает, и мы обе закончимся», — буркнуло альтер-эго.

«Когда-нибудь, прелестное созданье, ты станешь для меня воспоминаньем», — парировала Ада.

Когда Гвидиче стоял на коленях, умоляя спасти расщеплённую, Ада поняла простую вещь: в те секунды он был настоящим. Жалким, брошенным, отчаявшимся, недолюбленным. И настоящим. Гвидиче-племянник-графа жил под бесконечным гримом в бесконечном фильме с прописанными репликами, где чужие глаза служили камерами для стримов. Но в эту ночь шелуха слетела, и он корячился перед ней ничтожный и брошенный, тянущийся к состраданию. И Ада дрогнула.

Даже если потом Давиде заявит, будто его слова ничего не стоили, и не собирался он предавать клан во имя обещаний девице-байханту, его уязвимость на видео вспыхнула ярче коктейля Молотова. И для других она будет не менее очевидной.

***

Холл двадцать шестого этажа комплекса «Империал» окутывал Дава любимым голубым цветом. Цветом дневного итальянского неба, при взгляде на которое на губах появлялся привкус солёной воды. Диван-кушетка для посетителей убаюкивал, внушая желание лечь. Но вампиру надоело и лежать, и сидеть, цепляясь взглядом за висящую напротив картину: цветок в горшке, выведенный одной линией. Чёрное на белом, минимализм, ничего лишнего. Девушка на ресепшене несколько раз предлагала проводить Давиде в номер и бросала в его сторону сочувствующие взгляды.

Час назад доставили новый смартфон и ноутбук, подкинув Даву повод убить время в попытках настроить технику и вспомнить пароли. Обычно этим занималась Нэнс, и Дав впервые столкнулся с проблемами цифрового «воскрешения», столь неожиданными в продвинутый технологичный век. В соцсети он умышленно не стал заходить: не хотел, чтобы беспокоили.

Принадлежа двум смертным, «Империал» предлагал уникальное — всё что угодно для вампиров в обход клановых семей. Только смертные себе такое и могли позволить, одному из кланов никогда бы не дали настолько нагло поставить себя над прочими. Укрытие, лечение, развлечения, конфиденциальные встречи. Ограничение одно: закон. Табу на нелегальные сделки, членовредительство или запрещённые товары на территории.

Ворвавшись сюда незадолго до рассвета, младший Гвидиче выложил сумму, которая даже ему представлялась грабительской. Взамен получил анонимность, защиту и медицинскую помощь для компаньонки. Он лично донёс её до палаты в окровавленном одеяле, лично пристегнул к койке титановыми оковами, а затем долго спорил с сотрудниками «Империала», настаивая, что должен остаться и проследить, как она проскочит Черту.

Однако его выпроводили, и с тех пор он пребывал в холле как в Лимбе, ожидая вестей.

Когда-то Дав был уверен, что смирился с неизбежностью и готов отпустить её. Пожар расставил всё по местам. Давиде это не радовало.

Следуя заповеди «любой каприз за деньги клиента», девушка-администратор позвонила в краствильскую больницу, интересуясь состоянием Оскара. Представилась племянницей, которая правда существовала. Состояние было «тяжёлое, но стабильное».

Наконец, Нэнси вышла к нему сама, в уродливой белой робе, сопровождаемая стайкой реаниматоров. Дав обуздал желание обнять её, и вместо того с недоверием пересчитал бригаду. И зрение, и слух утверждали, будто количество и состав людей остались прежними.

Главный реаниматор протянул ему руку:

— Я же говорил, мы профессионалы, синьор Гвидиче. Если я всё правильно понял, и ваша подруга…

— Мой телохранитель.

— …Ваша телохранитель — расщеплённая, она полностью в норме.

Дав и сам видел, насколько она «в норме»: отстранённая пустая кукла. Боль, давно нашедшая место в теле, сросшаяся с ним и потому привычная, шевельнулась и запульсировала. Это была не первая сильная травма Нэнси, и каждый раз Дав иррационально надеялся, что восстановление пойдёт по новому сценарию, и вернёт ей часть души. Однако нет, она восстановилась как обычно, только быстро и без жертв благодаря отлаженной процедуре.