— Он, похоже, ведёт бизнес или с бриттами, или с конкистадорами. Если так, она собирается через него утопить весь клан. Если нет — заманивает тебя в ловушку.

— Ты за первое или за второе?

— За второе.

Дав кивнул, осушая бокал с ИК. У него вырисовывался план.

Российская конфедерация, три года назад

Дядю Геру под нелепым гримом Аделина опознаёт сразу. В малюсенькой комнате, которую ей выделили во французском посольстве его фигура выглядит особенно внушительно.

Лина вскакивает, чтобы обнять мужчину, но по позе понимает, что это лишнее. Говорит единственное возможное:

— Мы не сделали ничего плохого.

Мы — это Лина, Паша и Кирилл. Она с филфака, они с журналистики. Делали втроём скромную студенческую газету.

Дядя Гера, Герман Азаматович, поджимает губы.

— Вы впутались в конфликт с милицией. Я ещё понимаю эти молокососы, но твоя-то голова где была?! Мать так ничему и не научила?

От обиды и несправедливости выступают слёзы.

— Они побили наших однокурсников! Лиду! Лида неделю в больнице провела!

— Не хрен было выходить на идиотский пикет! — Герман говорит тихо, но жёстко, — А уж вышли, так расползлись бы, когда попросили!

— Дя… Герман Азаматович, это же незаконно! Мы просто пытались привлечь внимание к незаконным действиям!

Он качает головой.

— Всё хочешь героиней быть… Испортила тебя Маша!

Пашу и Кирилла арестовали несколько дней назад и нашли у них вещи, которыми те никогда не баловались. Аделину не застали дома по счастливой случайности, соседи предупредили. В посольство европейской страны посоветовал идти именно дядя Гера, друг матери, всю жизнь в неё влюблённый. Несколько дней Лина сидела здесь, искренне не понимая, что происходит, и почему на них вдруг свалилась эта беда. И почему многочисленные мамины знакомые — военные, охотники, профессора — молчат.

Мужчина вдруг сгребает её широкой лапой, притягивая ближе и шепча на грани восприятия:

— Слушай внимательно, малышка. Французы дали заднюю, они тебя сдадут. В России подсобить никто не сможет, на твой счёт особые указания, — вздох. — Это неофициальная информация, но идёт чистка модификантов, — снова вздох, пауза, на лбу полковника выступает пот. — Ты не выживешь, — «Часть её не выживет». — Завтра к тебе другие придут с предложением. Соглашайся. Не торгуйся. Вывезут, документы оформят — тогда и поторгуешься. Я… сделал, что смог.

У Ады подкашиваются ноги, она опускается на одинокий табурет.

— Но я же не виновата! Я хочу служить своей стране! Она специально меня такой сделала!

— Нет! — рявкает дядя Гера. — Мать тебя такой сделала! Это был её выбор! До последнего прятала беременность, до последнего лгала! И использовала свой авторитет, чтоб на твои причуды смотрели сквозь пальцы! Но её больше нет!

Странно видеть, как взрослый мужик сдерживает рыдания. Он порывисто обнимает Аделину и уходит.

На следующий день её в чемодане перемещают в посольство США, благо она миниатюрная. Никто ни о чём не спрашивает, сделки заключаются за спиной, а полукровку ставят перед фактом. Просто так РК отпустить предательницу не может, продавливает одно условие: отказаться от доставшихся по наследству авторских прав. Прав на работы профессора антропологии, преподавателя, специалиста по вампирам и просто великой женщины Марии Лисач. С именем и фамилией Аделина расстаётся позже.

***

«Инфинити» вылетела на дорогу возле Дома вампиров и затормозила перед толпой журналистов, визжа покрышками. Давиде вышел, даже не пробуя удобоваримо припарковаться, подставляясь вспышкам камер. Толпа загудела, приветствуя знакомое лицо. Несколько секунд Дав ненавязчиво позировал, а затем пронёсся мимо людей и техники прямо ко входу. Охранник не имел права его не пустить.

Пролёт, коридор, конференц-зал. Набившиеся в комнате репортёры узнавали его и расступались, перешёптываясь. Моментально оценив обстановку, Лиззи подала знак одному из бриттов на побегушках, и тот принёс Давиде стул, поставив его рядом с выступавшим Альбертом. Альберт, кряхтя, подвинулся, подарил Гвидиче тяжёлый взгляд, и выдал:

— Ну наконец-то! Мы уж решили, синьор не почтит нас присутствием!

— Прошу простить, задержали дела, — сказал Давиде не столько Альберту, сколько публике. Им-то двоим было ясно, что итальянца никто не звал. Но выгнать его сейчас означало запустить волну обсуждений о вражде между кланами и привлечь к бриттам ещё больше внимания.

Старик уже наверняка высказался, но Давиде это не волновало. Он запускал своё шоу.

— Меня зовут Давиде Гвидиче, я представитель графа Миссури. Во-первых, хочу сказать спасибо всем, кто пришёл, чтобы осветить события. И всем, кто следит и будет следить за расследованием. Нам важно людское неравнодушие.

Это была обязательная часть, подкормка и поглаживания.

— Во-вторых, обращусь к подонкам, которые это сделали, — пристальный взгляд в глазок камеры. — Ничего не получится! Я знаю, каковы ваши цели: вы думаете, будто ведёте общество к расколу, думаете, мы обозлимся и снова накинемся друг на друга как дикари! Возомнили себя демиургами! Но на деле вы не демиурги, а психически неуравновешенные маньяки, и это очевидно каждому, кто видел ваше больное кино! Отнюдь не вампир монстр на той записи! И вас достанут! Достанут и передадут полиции, как это и должно быть по закону! — указательный палец упёрся в стол, глаза пылали праведным гневом. Давиде снизил градус эмоций и посмотрел уже на журналистов, а не на аппаратуру. — Мне более пятиста лет. Главное, что я усвоил за века: сотрудничать лучше, чем воевать. Это простая истина, человечество приходит к ней раз за разом. Каждый отказ от агрессии, каждый шаг к сближению, а не к разделению лишь укрепляет цивилизацию. Как ожесточённо европейские державы сражались между собой! Как боялись потерять колонии! И что же, где мы с вами сейчас? В бывшей колонии, неизменно вырывающейся вперёд! Через океан от Объединённой европы! Злопыхатели твердят, что принятие вампиров — конец истории США, но это не так. Мы докажем миру, что умеем жить вместе, вместе отвечать на вызовы, и не поддадимся попыткам натравить найфо и людей друг на друга!

Раздались хлопки. Дав не стал отвлекаться.

—…А пока вынужден предостеречь всех вампиров Америки — не только Миссури! — и попросить заботиться о своей безопасности. Мы мало знаем о банде, они могут быть гастролёрами и перемещаться из штата в штат. Будьте осторожны, не ходите поодиночке и обращайтесь за помощью в Дома. Мы для того их и создали, чтобы любой найф знал, что может рассчитывать не только на себя!

Умолкнув, Давиде чуть сменил позу, дабы свет на лицо падал более выигрышно. Заодно зрители рассмотрят серёжку и подвеску-крест из магазина масс-маркета, бликующую между половинками полурасстёгнутой рубашки. Если он произвёл правильное впечатление, завтра бижутерию сметут на всех доступных площадках.

Репорёры заговорили разом, но Лиззи их утихомирила, заставив задавать вопросы по очереди.

— Вы сотрудничаете с полицией?

— Разумеется! Если в преступление вовлечены люди, это прежде всего ответственность полиции.

— Кто жертва?

— Прекрасно, что вы спросили! Гарри Уиттакер, двадцать один год на момент инициации и один год после. Обращён из-за неоперабельной опухоли мозга. Единственный ребёнок в семье, согласился стать найфо не за вечную жизнь, а ради заботы о матери! Мать прикована к инвалидной коляске! Так эти люди представляют себе «безжалостного хищника», видимо! — Дав вновь накачивал слова возмущением и болью. Пусть заразятся.

— Есть ещё пострадавшие?

— Есть. Но их личности пока тайна следствия.

— Как думаете, Орден замешан?

— Давайте честно: кто-то из преступников вполне мог обучаться в Ордене, мы такое допускаем. Означает ли это причастность Ордена как организации? Вряд ли.

— Если убийцы из Алабамы, вампиры воспользуются лобби в парламенте и заставят правительство надавить на штат? И не притворяйтесь, будто лобби у вас нет!