Когда Триффан попытался подойти ближе к Босвеллу, тот растворился в ярком свете и исчез. И тогда наступило Безмолвие. Триффан больше ничего не слышал, кроме звука, который слышали все, когда Звезда показалась на небе в первый раз. Этот звук напоминал отдаленный крик детеныша, и он шел откуда-то сверху, с неба.

Вскоре после второго появления Звезды, которую кроты уже открыто называли Звездой Крота Камня, в природе произошли приятные перемены. Снег стал таять, появились первые цветы.

Триффан и Спиндл поняли, что пришла весна, когда с сухого дерева в Болотном Краю упали первые капли и проникли глубоко в почву, прямо в их тоннели.

Зашевелились черви, земля ожила.

Триффан теперь работал нерегулярно, но именно в этот день он решил закончить какие-то тексты. Спиндл же, редко выходивший наружу все это время, вдруг потерял терпение и воскликнул: — Я пошел!

Он устал от письма, устал от тоннелей, устал даже от общества Триффана. И потому с удовольствием выбрался на поверхность вместе с Хеем погреться на весеннем солнце и прогуляться по округе.

Снег почти весь сошел. Но кое-где еще оставался серый толстый слой намокшего пористого льда. Он лежал с северной стороны на корнях деревьев, на стволах и на пнях, там, куда не проникало солнце.

К востоку от Болотного Края, где деревья росли реже, а почва была более влажной и теплой, ближе к дороге ревущих сов и к реке Темзе, уже появились радующие глаз подснежники и желтый аконит. Когда же Спиндл завидел желтые ирисы, он воскликнул:

Как жаль, что Триффан их не видит! Схожу-ка я за ним.

Хей хотел составить ему компанию, но Спиндл решил пойти один, не торопясь, потому что Хей просто не умеет ходить медленно.

— Понимаешь, — нерешительно проговорил Хей, — мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь тебя побеспокоил.

— Что значит — побеспокоил? Ты думаешь, на меня нападут?

— Сейчас в Данктоне вам не грозит нападение. Я сказал именно «побеспокоил». Дело в том, что теперь почти все знают про тебя и Триффана. К тебе станут подходить и заговаривать.

Не поверив ему, Спиндл возразил:

— Все-таки оставь меня, Хей. Я как-нибудь справлюсь.

Хей ушел. Спиндл окинул взглядом болота. На большинстве деревьев почки были еще маленькими и плотными, но ветерок уже покачивал желтые сережки ольхи.

Спиндл шел медленно. Лес всегда казался ему странным. Спиндлу больше нравились меловые склоны Аффингтона или каменистые долины Семи Холмов, а в Данктоне его привлекали старые тоннели, расположенные выше, но…

Спиндл остановился. Острая боль пронзила его грудь, такая сильная, что он был не в состоянии даже пошевелиться. Боль и страх сковали его.

— Триффан! Я… — Спиндл хотел что-то сказать, но не смог. Он лежал скорчившись около корней большого дерева. Этот приступ боли был гораздо сильнее, чем прежние. О тех он даже не обмолвился Триффану. Он чувствовал себя слабым и старым. Болели грудь и левая лапа.

В конце концов боль отпустила, и он пополз вперед, отыскивая место посветлее. Потом был новый приступ, и Спиндл замер около сухой ветки, давно упавшей с дерева.

— Мне еще многое надо сделать, — пробормотал он раздраженно. Было бы просто несправедливо, если бы Камень забрал его сейчас, здесь, не дав подготовиться. — Я хотел узнать, чем все кончится, — упавшим голосом добавил Спиндл, — хотел дописать, увидеть Крота Камня, увидеть Бэйли…

Новый приступ — Спиндл задохнулся от боли и сполз на бок.

Над вершинами деревьев быстро пролетели две дикие утки. Небо потемнело. Волна боли схлынула. Спиндл почувствовал страшную усталость. И еще, не сразу сообразил, где находится. Он попробовал пошевелить лапой, потом другой и понял, что жив, просто очень устал. Но боли не было. Спиндл огляделся: восточная часть болота. Он осторожно пошел по собственным следам, возвращаясь обратно в тоннели, где они с Триффаном так давно прятались.

В голову приходили странные мысли: одни — спокойные и неторопливые, другие, наоборот, тревожные, о том, что надо немедленно сделать. Он подумал, например, что должен спрятать записи свои и Триффана, потому что время читать их еще не пришло. Он должен поручить Триффана какому-нибудь доброму кроту, который будет заботиться о нем, потому что лапы у Триффана теперь уже навсегда останутся слабыми, рыть тоннели ему тяжело и искать червей — тоже. Триффан, который раньше был аккуратен и опрятен, теперь сделался рассеянным и неряшливым. Рядом с ним должен быть кто-то. Триффан немногословен, но ему нужен кто-нибудь, с кем он всегда мог бы перекинуться несколькими словами. Хей? Может быть. Но, скорее, Боридж и Хизер. «Они достойные кроты», — сказал бы Триффан.

— Спиндл? Тебя так долго не было! — воскликнул Триффан, когда Спиндл вернулся.

— Долго, — подтвердил Спиндл.

— Я собирался и сам выйти, но решил дождаться тебя, а теперь считай — день пропал! — В голосе Триффана чувствовалась досада.

— Там цветы, Триффан, в восточной части, и вообще… там есть на что посмотреть.

— Так пойдем и посмотрим!

— Позже, — ответил Спиндл. — Я устал.

Триффан внимательно посмотрел на Спиндла и помрачнел. Он больше не сказал ни слова, просто сидел рядом со Спиндлом, пока тот спал.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Триффан, когда его друг проснулся.

И Спиндл ответил, что хорошо, да-да, хорошо, просто он очень устал от этой долгой зимы.

Они выбрались наружу только через несколько дней. Погода по-прежнему стояла теплая. Все вокруг пробуждалось от спячки. Сначала Триффан и Спиндл шли очень медленно. Никто не попадался им навстречу, но они чуяли поблизости кротов: спокойных кротов, любопытных кротов, кротов робких и пугливых. Эта зима была слишком долгой и тяжелой, и первым знакам весны пока не верили.

— Да, теперь здесь тихо, Спиндл, гораздо тише, чем в прежние времена. Как тут резвились когда-то детеныши! Теперь ничего этого нет и, может быть, уже не будет.

Из-за угла высунулась голова худой изможденной кротихи. Она некоторое время рассматривала их, потом, не проронив ни слова, подошла ближе.

— Здравствуй! — сказал Триффан.

Кротиха отпрянула и тотчас убежала. Но вскоре она вернулась и привела еще двоих. Все они только смотрели как зачарованные на Триффана и Спиндла, но завязать с ними беседу не удавалось. Это были жалкие, неухоженные, запуганные немолодые кротихи, у всех имелись признаки начинающейся болезни. Как видно, они привыкли к грубому обращению.

— Куда мы пойдем? — шепотом спросил Спиндл. Он не очень-то любил, чтобы его разглядывали.

— Как куда? Куда идет данктонский крот весной? — удивился Триффан.

Поскольку у Триффана боковое зрение было ограничено, он ничего не заметил, но Спиндл обратил внимание, что три кротихи навострили уши и подались вперед, чтобы не пропустить ни единого слова Триффана.

— Весной, — радостно продолжал Триффан, — крот в здешних местах идет либо к Камню — поблагодарить его за то, что зима кончилась, или в Бэрроу-Вэйл, чтобы почувствовать себя членом кротовьей общины. Именно Бэрроу-Вэйл — место, где кроты могут встречаться друг с другом без страха.

Трое кротих, услыхав эти слова, стали перешептываться:

— Он сказал «Камень»! Он сказал «Бэрроу-Вэйл»! Представляете? Он туда собирается!

К этим троим присоединились и другие. Некоторые из них, вероятно, были глухи и плохо видели, они нетерпеливо подталкивали остальных, чтобы узнать, куда им ступать и что сказал Триффан.

— Он идет в Бэрроу-Вэйл, точно! И тот другой — тоже! Знаете, кто это? Это Триффан, вон тот, со шрамами, а тот, неуклюжий, — Спиндл…

Триффан сделал вид, что не замечает интереса к себе. Дружелюбно кивнув кротам и кротихам, он пошел дальше, уверенный в себе и твердо знающий, куда идет. Спиндл следовал за ним, и там, где они проходили, тут же собирались кроты. Стояли, смотрели во все глаза и боялись заговорить.

Некоторые все же отваживались поздороваться.