— УООО!!! — трубным голосом завывает он и проводит алебардой по воздуху. Сяо Тай на всякий случай приседает, чтобы голову не снес, палатка просторная, но не до такой степени, чтобы внутри алебардой махать.
— Я — Чжу Бацзе, Небесный Маршал, Кабан Шести Заповедей, Генерал Застолий и Пьянок, Император Лени и Чревоугодия! — рычит Чжан Хэй и стенки палатки колышутся от его рева.
— Ради Святой Гуанинь, прекрати, Третий Брат! — морщится Гуань Се, прижимая указательные пальцы к вискам: — это невыносимо! Ты не попадаешь в ритм, у тебя нет музыкального слуха! Это ужасно!
— Да, но именно таким и должен быть Чжу Бацзе, — неожиданно спокойным голосом отвечает Чжан Хэй, садясь на свое место: — не в такт, не попадая в музыку, это и есть его образ. Чжу Бацзе позиционируется именно как комический персонаж, а потому безупречное пение из его уст будет слегка неуместно. Даже очень неуместно.
— … а ведь ты прав. — поднимает голову Гуань Се, уставившись на Чжан Хэя с видом человека, которому предстал свет откровения: — ты прав, Третий Брат! Действительно, появление в пьесе персонажа Чжу Бацзе с идеальным поставленным пением и отточенными движениями противоречит самому характеру персонажа! Хм, я всегда чувствовал фальшь при первом появлении Чжу Бацзе на сцене… но раньше я полагал что это из-за моей личной неприязни к нему, как к персонажу.
— Вот именно, — наклоняется вперед Чжан Хэй: — все пытаются сыграть Чжу Бацзе как можно лучше, такова идея театра. Однако именно его необходимо играть как можно хуже. Понимаешь, Второй Брат?
— Потрясающе. Это просто потрясающе. Как же я давно не был в театре, я бы хотел взглянуть на пьесу, где уважаемый Третий Брат сыграл бы Чжу Бацзе… оказывается у него в запасе много скрытых талантов! Поистине, если ты не видел человека три дня ты должен относиться к нему как к незнакомцу.
— Если вы закончили обсуждать театр во время сбора Совета, то давайте уже начнем о деле. — говорит Первый Брат с кислым лицом.
— Это потому, что Первый Брат не разбирается в театре, — говорит Чжан Хэй и подбоченивается: — вот во всем он силен, а в искусстве не разбирается.
— Обычно я бы сказал, «уж кто бы говорил, Чжан Хэй, Яростный Кабан», но сегодня я не могу, так сказать. Ты поразил меня до глубины души, Чжан Хэй. Если тебе не трудно, не могли бы мы с тобой встретиться сегодня вечером и за чашкой чая обсудить… театральное искусство?
— Хо! Если только это будет не чашка чая а кувшин вина или рисовой водки! — оглаживает бороду Чжан Хэй. Первый Брат морщится.
— Ну… насчет вина или водки это надо спрашивать у Седьмой, я как законопослушный разбойник сдал все запасы в общий склад, — говорит Гуань Се и подмигивает этой Сяо Тай, глядя ей прямо в глаза: — говорят она страшна в гневе. И еще говорят, что тех, кто что-то утаит — вбивают в землю по самые уши. Или врут? — он с интересом смотрит на Чжан Хэя, который начинает багроветь.
— Врут, Второй Старший Брат, как есть врут! — Сяо Тай тут же вступается за Чжан Хэя, не желая оставлять его в неудобном положении: — уши просто в землю никак не вбиваются. А так вообще по темечко. И землей присыпать.
— Значит правильно я сделал что все сдал. Ну, так выделишь немного вина из общих запасов на вечер мне и брату Чжан Хэю? — спрашивает Гуань Се и Сяо Тай радостно кивает.
— Еще спрашиваете! Три кувшина лучшего вина! Хорошее настроение командиров — благополучие всех нас!
— С вами всеми Совет в какой-то балаган превращается, — говорит Первый Брат: — а ну заткнулись все! — все тут же замолкают. Первый Брат обводит взглядом палатку и останавливается на Сяо Тай.
— Людей я тебе не дам. — говорит он: — все. Пошла отсюда.
— Первый Старший Брат! Послушайте!
— Нет, это ты послушай! Чужими жизнями рисковать, опираясь на какие-то там связи! Пока ты тут будешь на кухне приправы пробовать, они там в долине умирать будут! Не дам! Хочешь рисковать — сама иди!
— Если такова воля Первого Старшего Брата — я пойду. Мне и людей много не надо, кухню я Минмин передам, а с собой несколько добровольцев возьму. Разрешите? — склоняется в поклоне Сяо Тай. Она с самого начала знала, что никто ей под командование ватагу разбойников не даст. И ее это вполне устраивало. На черта ей эта ватага? Прав был Второй Брат Гуань Се — никакие из них актеры, они в первом же селе резню и пожар устроят, просто по привычке. Это не полноценный рейд, а скорее диверсионная операция, тут нужны несколько мотивированных добровольцев и парочка специалистов. Специалист у нее уже есть, один, но такой, что любой отряд заменит. С Хитромордым Змеем Лу любая диверсия в легкую прогулку превращается. И вторая причина — эта вылазка и обеспечение продовольствием всего Летнего Лагеря — должны быть ее личной, персональной заслугой. Она сама взяла горстку людей и совершила то, чего были не в состоянии сделать Старшие Братья со всей своей силой. Репутация в этом мире значила многое, если не все.
— В самом деле, а чего мы теряем, если так? — задается вопросом Гуань Се: — разве что нескольких телег? Так они у нас и так стоят невостребованные, как ограбят очередного купца, так и притащат, а они потом стоят и гниют, на палатки их разбирают, да на дрова, кому в лес лень идти. Сама Седьмая и несколько добровольцев… ну так они знают на что идут.
— Эти люди… — начинает было Первый, но осекается. Оглядывается. Все в палатке смотрят на него в ожидании. Он оседает на кресло и даже как-то становится меньше, словно воздух из него выпустили.
— А и пес с вами, — говорит он наконец: — делайте как знаете. Но чтобы только добровольцы и не больше двадцати человек! Телеги — берите. Быков не дам. Руками толкать будете, у нас ни быков, ни лошадей лишних нет.
— Как скажете, Первый Старший Брат! — склоняется в поклоне Сяо Тай, внутри ликуя — получилось!
— Твои Минмин и Гу Тин — останутся в лагере. Чтобы было кому готовить. — добавляет Ли Баоцзу и она кивает. Она прекрасно понимает то, что он недосказал. Минмин и Певчая Птичка Гу Тин не просто поварить остаются, они — заложники, на тот самый случай, если она решила стрекача отсюда дать. Что же, все верно просчитал Первый, не стала бы она оставлять своих девчонок, но в одном он ошибается — когда думает, что она откусила больше, чем может прожевать. Риски есть, как без них, но на ее стороне такой союзник, который и в одно лицо все это бы сделал легко и непринужденно, она тут только для ширмы, бонусы потом получить. Даже немного нечестно. Но это жизнь, она полна несправедливости. Просто приятно, когда эта несправедливость на твоей стороне. Чит-код «Лу Цзижэнь, скользкий тип гражданской наружности» активирован.
— Все, Совет закончен. Ступайте. — машет рукой недовольный Первый и они выходят из палатки. Сяо Тай выходит последней и быстро догоняет Чжан Хэя.
— Третий Брат! — говорит она ему: — а ты оказывается у нас театральный знаток! Вот кто бы мог подумать!
— А то! — довольно оглаживает бороду Чжан Хэй: — у меня много талантов!
— И то верно. — Сяо Тай окидывает взглядом Третьего Брата. Большой, здоровенный, едва ли не великан. Громогласный голос, ноги как стволы деревьев в лесу, руки как лапы у горной гориллы, красное лицо, черная борода, растущая во все стороны, на взгляд — тип иный дикарь, громила и чудовище. Но поди ж ты. И самое главное — она сама поддалась этому впечатлению. А это недопустимо. Ясно же что в отношении человека такой внешности эффект самосбывающегося пророчества действует в полный рост! Все ожидают от него действий громилы, все думают что он здоровенный, грубый и невежественный, недалекий и привыкший решать дела грубой силой, вот эти ожидания и оправдываются. Но какой же на самом деле этот гигант? Стоп, прекращай думать о нем, используя физические характеристики — гигант, здоровяк, громила, это и есть самосбывающиеся пророчество, эффект Розенталя. Когда ожидаешь от человека чего-то конкретного, это — сбывается. С этого момента она, Сяо Тай, будет думать о Чжан Хэе исключительно как об умном, чутком и деликатном человеке. И добром конечно же. Станет так думать, станет так говорить, станет так относится и глядишь, он и в самом деле откроется с неожиданной стороны. И ведь он действительно умен — сколько раз его казалось бы неуклюжие шуточки да прибаутки точно в цель били. И деликатен, вспомнить даже первый раз, когда он ее на руках в телегу положил. И добр… кажется вот как может быть добрым человек, который людей пополам рубит своей алебардой, но это в бою. Вне боя он всегда поддерживал ее, даже защищал. Ненавязчиво так, но был рядом.
