Я не понимала, как между Джейми Линн и нашим отцом сложились такие хорошие отношения. Она знала, что я обращаюсь к ней за помощью и что он меня преследует. Мне казалось, что она должна была встать на мою сторону.

Одна из моих подруг, которая помогала мне переодеваться каждую ночь в подземной раздевалке во время моего выступления в Вегасе, позже сказала: “Бритни, мне снились три или четыре кошмара, когда ты была в том центре. Я просыпалась посреди ночи. Мне снилось, что ты покончила с собой в этом месте. И мне снилось, что Робин, женщина, которая была твоей так называемой милой помощницей, позвонила мне и с гордостью сказала: “Да, она умерла там”. Моя подруга сказала, что все это время волновалась за меня.

Через несколько недель моего пребывания там я изо всех сил пыталась не терять надежды, когда одна из медсестер, единственная, которая была чертовски настоящей, позвала меня к своему компьютеру.

“Посмотри на это”, - сказала она.

Я заглянула в ее компьютер и попыталась осмыслить увиденное. Это были женщины на ток-шоу, рассказывающие обо мне и опеке. Одна из них была одета в футболку с надписью #FreeBritney. Медсестра показала мне и другие ролики - поклонники говорили, что пытаются выяснить, не удерживают ли меня где-то против моей воли, рассказывали, как много моя музыка значит для них и как им неприятно думать, что я теперь страдаю. Они хотели помочь.

И, сделав это, они действительно помогли. Все, что видела медсестра, видели и все в больнице. В конце концов доктор заметил, что люди по всему миру спрашивают, почему меня до сих пор держат взаперти. Это было во всех новостях.

Точно так же, как я верю, что могу почувствовать чьи-то чувства в Небраске, я думаю, что моя связь с фанатами помогла им подсознательно понять, что я в опасности. У нас есть связь, независимо от того, где мы находимся в пространстве. Даже если вы находитесь на другом конце страны или мира, на каком-то уровне мы связаны друг с другом. Мои поклонники - несмотря на то, что я ничего не говорила в интернете или прессе о том, что нахожусь в заточении, - казалось, они просто знали об этом.

Видеть, как они маршируют по улицам, скандируя “Free Britney!”, - это было самое потрясающее, что я когда-либо видела в своей жизни. Я знаю, что некоторые люди смеялись над этим. Они видели розовые футболки с моим именем и говорили: “Что это за дело такое?”

Но если бы они действительно знали, через что мне пришлось пройти, и понимали, какая связь у меня с поклонниками, думаю, они бы не смеялись. Правда в том, что меня удерживали против моей воли. И я очень хотела знать, что людям не все равно, буду я жить или умру.

Что у нас есть, кроме связи друг с другом? А что может быть крепче музыки? Все, кто выступал в мою защиту, помогли мне выжить в тот тяжелый год, а их работа помогла мне завоевать свободу.

Я не думаю, что люди понимали, как много значило для меня движение #FreeBritney, особенно в начале. Ближе к концу, когда шли судебные слушания, видеть людей, выступающих в мою защиту, значило очень много. Но когда это случилось впервые, это задело мое сердце, потому что я была не в порядке, совсем не в порядке. И то, что мои друзья и поклонники почувствовали, что происходит, и сделали все это ради меня, - это долг, который я никогда не смогу вернуть. Если вы заступились за меня, когда я не могла постоять за себя: от всего сердца благодарю вас.

Когда я наконец вернулась в свой дом, к своим собакам и детям, я была в экстазе.

Угадайте, кто захотел навестить меня в первую неделю моего возвращения? Моя семья.

“Мы так гордимся тобой, Бритни!” - сказал мой папа. “Ты сделала это! Теперь мы все хотим приехать и остаться с тобой”. Но к этому моменту я уже полностью понимала, что он несет чушь. Я знала, что на самом деле он говорит следующее: “Мне не терпится увидеть твои деньги - то есть тебя!”

И вот они приехали - мой отец, моя мама и моя сестра со своими дочерьми, Мэдди и Иви.

Я была только внешне похожа на саму себя. Я все еще принимала литий, из-за чего мое ощущение времени было очень туманным. И мне было страшно. Мне пришло в голову, что они приехали только для того, чтобы завершить начатое несколькими месяцами ранее и убить меня по-настоящему. Если это звучит параноидально, подумайте обо всем, через что я прошла до этого момента, - о том, как они меня обманули и поместили в психушку.

Поэтому я играла в эту игру. Если я буду с ними вежлива, они больше не будут пытаться меня убить, думала я.

За три с половиной месяца меня почти никто не обнимал.

Мне хочется плакать, насколько сильным должно было быть мое маленькое сердце.

Но моя семья вошла в мой дом как ни в чем не бывало. Как будто я не пережила в этом месте почти невыносимую травму. “О, привет, девочка, что ты делаешь?” - сказала Джейми Линн, звуча бодро.

Она, моя мама и девочки всегда околачивались у меня на кухне. Джейми Линн назначала все эти встречи с участниками телешоу, когда была в Лос-Анджелесе. Мой отец ездил с ней на встречи в Голливуд, и она возвращалась шумная и счастливая. “Как дела, мальчики?” - кричала она, заходя на кухню и видя моих сыновей.

Она действительно нашла свой талисман. Я была счастлива за нее. Но в то же время мне не очень хотелось находиться рядом с ней.

“Боже мой, у меня есть отличная идея для нас с тобой!” - говорила она, вернувшись с очередной встречи, когда я, практически в коматозном состоянии, прислонялась к столешнице. “Вот это да - сестринское ток-шоу!” Каждый раз, когда она говорила, это была новая идея. Ситком! Ромком!

Она говорила, казалось, часами, а я смотрела в пол и слушала. И в моей голове эхом звучала фраза: “Что, блядь, происходит?”

Как только моя семья покинула дом после того ужасного визита, я начала по-настоящему ощущать, через что мне пришлось пройти. И у меня не осталось ничего, кроме слепой ярости. Они наказали меня. За что? За то, что я поддерживала их с самого детства?

Как я умудрилась не покончить с собой в этом месте, избавиться от страданий, как пристрелили бы хромую лошадь? Думаю, почти любой другой в моей ситуации так бы и поступил.

Думая о том, как близка я была к этому, я плакала. Затем произошло нечто, что вывело меня из ступора.

В том августе мой отец ругался с Шоном Престоном, которому тогда было тринадцать лет. Мой сын пошел закрыться в спальне, чтобы прекратить ссору, а отец выломал дверь и встряхнул его. Кевин подал заявление в полицию, и моему отцу запретили видеться с детьми.

Я знал, что должна собрать еще одну порцию сил, чтобы сразиться в последний раз. Это был такой долгий путь. Обретение веры и ее потеря. О том, как меня толкали вниз, а я снова поднималась. Я гналась за свободой, но она ускользала из моих рук.

Если я была достаточно сильна, чтобы пережить все, что пережила, я могла рискнуть и попросить у Бога еще немного. Я собирался просить, каждой частичкой своей гребаной крови и кожи, о прекращении опекунства.

Потому что я больше не хотела, чтобы эти люди управляли моей жизнью. Я даже не хотела, чтобы они были на моей чертовой кухне.

Я не хотела, чтобы у них была власть держать меня вдали от моих детей, от моего дома, от моих собак или от моей машины, никогда, никогда больше.

Если я могу заявить что-то, подумала я, то пусть я заявлю конец этому.

Первым шагом к обретению свободы было то, чтобы люди начали понимать, что я все еще реальный человек, и я знала, что могу сделать это, если буду больше рассказывать о своей жизни в социальных сетях. Я начала примерять новую одежду и демонстрировать ее в Instagram. Мне это показалось невероятно забавным. И хотя некоторые люди в сети считали это странным, мне было все равно. Когда тебя всю жизнь сексуализировали, приятно ощущать полный контроль над гардеробом и камерой.