Забрав у меня Джейдена, они переложили меня на каталку и отвезли в больницу.

В больнице меня отпустили до окончания семидесятидвухчасового перерыва. Но ущерб уже был нанесен. Не помогало и то, что папарацци все сильнее преследовали меня.

Состоялось новое слушание по делу об опеке, и мне сказали, что теперь - поскольку я так боялась потерять детей, что запаниковала, - мне будет позволено видеться с ними еще реже.

Я чувствовала, что меня никто не прикрывает. Даже моей семье, казалось, было все равно. Как-то раз во время каникул я узнала о беременности своей шестнадцатилетней сестры из эксклюзивного сообщения в таблоиде. Семья скрывала это от меня. Это было примерно в то время, когда Джейми Линн почти подала на эмансипацию от наших родителей. Среди прочего она обвинила их в том, что они отобрали у нее мобильный телефон. В итоге ей пришлось общаться с внешним миром через телефоны, которые она держала в секрете.

Теперь я понимаю, что если у кого-то не все в порядке - а у меня было действительно не все в порядке, - это время, когда нужно прийти к этому человеку и обнять его. Кевин забрал у меня мой мир. Он выбил из меня дух. А моя семья не обнимала меня.

Я начала подозревать, что они втайне радуются тому, что я переживаю худшее время в своей жизни. Но, конечно, этого не могло быть, верно? Наверняка у меня паранойя.

Ведь так?

В Лос-Анджелесе круглый год тепло и солнечно. Проезжая по городу, иногда трудно вспомнить, какое сейчас время года. Куда бы вы ни посмотрели, люди надевают солнцезащитные очки и пьют холодные напитки из соломинок, улыбаясь и смеясь под чистым голубым небом. Но в январе 2008 года зима действительно ощущалась как зима, даже в Калифорнии, потому что я чувствовала себя одинокой и холодной и попала в больницу.

Возможно, мне не стоит признаваться в этом, но я была в аду на колесах. Я принимала много аддерола.

Я была ужасна, и я признаю, что поступала неправильно. Я была так зла из-за того, что случилось с Кевином. Я так старалась с ним. Я отдавала все свои силы.

А он отвернулся от меня.

Я начала встречаться с фотографом. Я была полностью влюблена в него. Он был папарацци, и я понимала, что люди думают, что он замышляет недоброе, но все, что я видела в то время, это то, что он вел себя по-рыцарски и помогал мне, когда другие становились слишком агрессивными.

В те времена, если мне что-то не нравилось, я обязательно говорила об этом. И я бы не раздумывала. (Если бы меня ударили по лицу в Вегасе - как это случилось со мной в июле 2023 года, - я бы стопроцентно ударила человека в ответ).

Я была бесстрашна.

Нас постоянно преследовали папарацци. Погони были просто безумными - иногда агрессивными, а иногда и игривыми. Многие из них пытались выставить меня в плохом свете, чтобы сделать денежный снимок и показать: “О, она потерялась и сейчас выглядит сумасшедшей”. Но иногда они хотели, чтобы я выглядела хорошо.

Однажды за нами с фотографом была погоня, и это был один из тех моментов, которые я никогда не забуду. Мы ехали быстро, рядом с краем обрыва, и я не знаю почему, но я решила сделать поворот на 360, прямо на краю. Честно говоря, я даже не знала, что могу сделать 360 - это было совершенно не по мне, так что я думаю, что это был Бог. Но я выкрутилась; задние колеса машины остановились, казалось, на самом краю, и если бы колеса повернулись еще три раза, мы бы просто сорвались с обрыва.

Я посмотрела на него, он - на меня.

“Мы могли бы просто умереть”, - сказала я.

Я чувствовала себя такой живой.

Как родители, мы всегда говорим своим детям: “Будьте осторожны. Не делай этого, не делай того”. Но хотя безопасность - это самое главное, я также считаю, что важно пробуждаться и бросать вызов самим себе, чтобы почувствовать себя раскрепощенными, бесстрашными и испытать все, что может предложить мир.

Тогда я не знала, что фотограф был женат; я не догадывалась, что по сути являюсь его любовницей. Я узнала об этом только после того, как мы расстались. Я просто думала, что с ним очень весело, и наше время вместе было невероятно жарким. Он был на десять лет старше меня.

Куда бы я ни пошла - а какое-то время я часто выходила в свет, - везде были папарацци. И все же, несмотря на все сообщения о том, что я вышла из-под контроля, я не знаю, что я когда-либо выходила из-под контроля в такой степени, чтобы оправдать то, что произошло дальше. Правда в том, что мне было грустно, очень грустно, я скучала по своим детям, когда они были с Кевином.

Фотограф помог мне справиться с депрессией. Я жаждала внимания, и он давал мне то внимание, в котором я нуждалась. Это были просто похотливые отношения. Моей семье он не нравился, но и мне многое в них не нравилось.

Фотограф поощрял меня бунтовать. Он позволил мне разгуляться и все равно любил меня за это. Он любил меня безоговорочно. Это не было похоже на то, как моя мама кричит на меня за тусовки. Он говорил: “Девочка, иди, у тебя все получится, делай, что хочешь!” Он не был похож на моего отца, который ставил невозможные условия для своей любви.

И вот, заручившись поддержкой фотографа, я на сто процентов сделала то, что хотела. И это было радикально - быть настолько дикой. Быть настолько далекой от того, какой меня все хотели видеть.

Я говорила так, будто сошла с ума. Я была такой громкой - везде, куда бы я ни пошла, даже в ресторанах. Люди шли со мной ужинать, а я ложилась на стол. Это был способ сказать “Пошел ты!” любому человеку, который попадался мне на пути.

Я хочу сказать, я скажу это: я была плохой.

А может, я была не столько плохой, сколько очень, очень злой.

Я хотела сбежать. У меня не было детей, и мне нужно было скрыться от СМИ и папарацци. Я хотела уехать из Лос-Анджелеса, и мы с фотографом отправились в путешествие в Мексику.

Это было похоже на то, как будто я сбежала в безопасное место. В любом другом месте за моей дверью стоял бы миллион людей. Но когда я уехала из Лос-Анджелеса, пусть и на короткое время, я почувствовала себя вдали от всего. Это сработало - на какое-то время я почувствовала себя лучше. Я должна была воспользоваться этим.

Казалось, что мои отношения с фотографом становятся все более серьезными, и по мере того, как это происходило, я чувствовала, что моя семья пытается приблизиться ко мне - так, что мне становилось не по себе.

Однажды мама позвонила мне и сказала: “Бритни, мы чувствуем, что что-то происходит. Мы слышали, что за тобой охотятся копы. Давай поедем в домик на пляже”.

“За мной охотятся копы?” сказала я. “За что?” Я не совершала ничего противозаконного. Это я знала точно. У меня были моменты. У меня были дикие приступы. Я была под кайфом от “Аддерола” и вела себя как сумасшедшая. Но я не делала ничего криминального. На самом деле, как она знала, два предыдущих дня я была с подружками. У нас с мамой была ночевка с моей кузиной Алли и еще двумя подружками.

“Просто приходи в дом!” - сказала она. “Мы хотим с тобой поговорить”.

И я пошла с ними в дом. Там меня встретил фотограф.

Моя мама вела себя подозрительно.

Когда фотограф пришел туда, он сказал: “Что-то случилось, да?”

“Да”, - сказала я. “Что-то не так”. Внезапно вокруг дома появились вертолеты.

“Это ко мне?” - спросила я маму. “Это шутка?”

Это была не шутка.

Внезапно в моем доме появилась команда спецназа, состоящая, как мне показалось, из двадцати полицейских.

“Что, черт возьми, я сделала?” - кричала я. “Я ничего не сделала!”

Я знаю, что вела себя дико, но не было ничего такого, что оправдывало бы их отношение ко мне как к грабителю банка. Ничего, что оправдывало бы переворачивание всей моей жизни.