— Почему ты его батюшкой зовешь? — еще один удар, еще волна дрожи прокатилась по рукам, но на пол посыпалась черная земляная крошка.

— Так вырастил он меня. Нет у меня другой семьи, — неохотно произнесла Ольга, скрестив руки на груди. Никто прежде ее о таком не спрашивал. — Твое-то какое дело?

— Ну, не ветром же тебя ему принесло.

— Может, и ветром.

— А если я скажу, что это не так?

— Ты что у нас, всезнающий? — нахмурилась девица. — Ты мне зубы не заговаривай, сад к утру уже должен цвести.

Святослав распрямился, уткнул кирку в пол, оперся на нее и всмотрелся в лицо Ольги так пристально, что по бледным щекам девицы поползли пятна румянца.

— Ты чего это? Опять в уголок поволочь собрался? Так я закричу! Прокляну. Горбатым и кривым до смерти ходить будешь.

Но Свят не отвечал. Все всматривался в изумруды глаз, в черные дуги бровей, в жесткие линии губ. Нет, ошибки быть не могло.

— Он нашел тебя в зимнем лесу, — проговорил Святослав. — Твоя родная мать бросила тебя на съедение волкам, надеясь, что так сможет спасти свою жизнь.

Ольга быстро-быстро заморгала. Губы удивленно приоткрылись.

— Как ты…?

— А ту женщину Кощей проклял, обрек на одиночество.

— И вечные муки, — Ольга тут же нагнала на себя скучающий вид, но тонкие руки так и остались скрещенными. — Батюшка всякий раз напоминал мне эту историю, когда я его не слушалась. Не знаю, откуда тебе это известно…

— Не знаю, на сколько Дана мучалась. Но это из-за нее мы все здесь.

И он рассказал ей про бессмертную княгиню, про Алую топь, про Милораду кошкой обращенную и про затопленный Дол. Ольга и позабыла про сад, села на пласты земли, подперла подбородок руками и слушала, не сводя со Святослава глаз. Недоверие в ее взгляде таяло, как лед под лучами весеннего солнца, но лицо становилось все недовольнее. Между бровями пролегла бороздка, черные ресницы трепетали. К тому моменту, как Святослав окончил рассказ, кощеева воспитанница была мрачнее тучи.

— Не понимаю, — призналась она.

— Я тоже, — кивнул Святослав и сел рядом с ней. От того, что он смог кому-то полностью поведать приключившуюся с ним историю, дышать стало как будто бы легче. Но это не отменяло смятения. Он что-то упускал. Чего-то не хватало в развернувшейся перед ним головоломке.

— То есть Дана, которую проклял Кощей, увидела на Милораде его метку, сняла с нее кожу, натянула на себя… — она поморщилась. — Но раз ты говоришь, что я на нее похожа, как она могла не узнать меня? Хотя…

Она хлопнула в ладоши и резко вскочила на ноги.

— Пойдем за мной!

— Куда ты?

— Пойдем! — крикнула она уже из коридора. Она летела мимо богато обставленных комнат, черная коса хлестала ее по спине. Свят поравнялся с ней и, понизив голос, спросил:

— Так ты поможешь нам?

— Это мы еще посмотрим, — мотнула головой Ольга. — Если на то пойдет, я сама шкуру спущу сначала с этой госпожи, а потом с Кощея.

И прибавила шагу так, что Святослав даже спросить не успел, что же это значило. Ольга быстро миновала переплетение коридоров, не кутаясь выскочила во двор и тут же прошла в конюшню. Хлопнула дверьми и направилась прямиком к похрапывавшему Власу, не церемонясь стала его трясти так, что чуть дух из него не выбила.

— Что случилось? Где пожар⁈ — замахал руками Влас, спросонья щуря глаза, как щенок.

— Как я выгляжу? — гаркнула ему в лицо Ольга.

— Хорошо! — тут же выпалил Влас и только после этого осторожно приоткрыл левый глаз. Попытался всмотреться в девичье лицо, но видел только изумруды глаз да пушистые ресницы. Попробовал всмотреться, а взгляд сам собой отскочил то на потолок, то на стену.

— Теперь ты, невестушка, — скомандовала Ольга, обращаясь к кошке. Та с деловитым видом вылизывалась и удостоила девушку только косым взглядом. Но стоило ей разглядеть острые черты, как в глазах появился интерес.

— До чего ж на Дану похожа, прям чуть в лицо тебе не бросилась, — протянула она и перевела взгляд на Святослава. Спросила с укоризною. — Ты все ей рассказал?

Святослав кивнул. Ольга нервно рассмеялась.

— То есть вы оба видите меня, а ваш волк — нет.

— Лунная водица, — мурлыкнула Милорада. — Любое проклятье и любой морок от нас отлетают.

— Морок, — Ольга стиснула ткань кафтана на груди и клацнула зубами. Так вот, почему все Иваны да Елисеи мимо нее глядели, как она ни рядилась. Вот, почему та, что Милорадой назвалась, не разглядела в ней свое отражение. Скрыл Кощей-батюшка подчерицу свою ото всех, а она-то думала, что больше никому и не нужна, жила всю жизнь в мороке, как в коконе.

Она поджала губы и осела на подстилку из сена. Потерла глаза, подперла подбородок руками.

— А теперь все по порядку и еще раз, — попросила она и обернулась к кошке. — Так ты и есть Милорада?

— А ты дочь Даны, которая мою матушку сгубила и землю кровью напоила.

— Интересная будет ночка, — прокряхтел Влас, устраиваясь поудобнее.

Госпожа Милорада сидела в отведенных ей покоях и страдала от тоски. Жених со всей щедростью окружил ее различными безделушками, лишь бы невеста не чувствовала себя обделенной. На столиках и полочках переливались украшения, в массивных рамах стояли картины — на стенах для них не хватало места. Шкафы и сундуки ломились от распрекрасных платьев. Даже княгиня не видала столько нарядов, а что уж говорить о девице, которая всю жизнь провела в лесу, радуя себя только редкими визитами головорезов и всякой нечисти. Дана изо всех сил напоминала себе о той роли, что взялась играть. И все-таки удачно все сложилось. Она столько лет напаивала плодородные земли Дола смертью, чтоб приманить Кощея, как в силок, а самое простое решение оказалось под боком. И не надо было переплетать ниточку судьбы, чтоб повторить ту их встречу. И как могла она не додуматься, что Кощей — великий и могучий, напугавший ее до первых седых волос и проклявший на всю оставшуюся бесконечную жизнь — всего лишь мужчина? Мерзкий похотливый старик, боящийся признать собственную дряхлость. Ну, ничего, с такими Дана всегда умела найти общий язык.

Она примерила одно за другим все подаренные Кощеем платья. От драгоценностей и объемной вышивки подушечки пальцев начали саднить. И отчего при кощеевом дворе так любили черный цвет? Дана-то ничего против не имела, с ее истинным лицом драгоценные изумруды и ониксы смотрелись бы просто прекрасно, но вот бледная кожа и рыжие волосы лесной девки тут не вязались. А если уж присматриваться начать, то в отражении можно было разглядеть, как обвисает и покрывается язвами молоденькое лицо, никак не желающее приживаться на чужом теле. Злилась бывшая княгиня, пудрилась, румянилась, да понимала, что скоро уж заметно невооруженным взглядом станет расползающееся по маске невесты уродство. Нужно было торопиться, да и так уж «госпожа Милорада» делала все, что могла. Отваживала от Кощея его сповижников ближайших, отвлекала, разлучала. А тут еще этот простофиля-Святослав явился с невестой своей кошачьей. Когда Кощей с улыбкой рассказывал ей о юнце, Дана чуть не вспыхнула от гнева, но решила, что и это ей на руку. Раз уж дело начато, нужно довести его до конца.

— Как поживает моя невестушка? — проворковал Кощей, протискиваясь в узкую дверь. До чего уморительно было смотреть, как эта вековая развалина в ее присутствии превращается в пылкого юнца, ожигающегося об собственную горящую шишку.

Он осторожно притворил дверь и встал на почтительном расстоянии.

— Все хорошо, свет мой.

— Не зябко ли тебе?

— Холодно, свет мой, но то после жаркого лета.

— Понимаю, душа моя, но тут уж я бессилен.

— Неужели кощеевой силы и премудрости не хватит, чтоб растопить снег? — вскинула брови невеста. Кощей прошел к окну и жестом поманил девицу.

— Гляди внимательно, госпожа Милорада. Каждая снежинка — память, спящая душа того, кто уже отходил свой земной путь. И они тут навсегда.

— Навсегда ли?