— Ну, не совсем. Когда в людских землях начнется зима, мы с Ольгой набьем облака этим снегом и отправим обратно. Просыпятся облака сугробами, по весне все растает и напитает землю водой, и прорастет новая трава, будут из нее птицы гнезда вить, коровы есть, телят молоком кормить. И пойдет жизнь по вечному кругу.

— А если снежинка тут останется, то получится из нее обратно живого вернуть? — как бы невзначай Милорада положила руку поверх ладони Кощея. Хозяин дворца довольно покряхтел.

— Нельзя этого делать. Против природы это.

— Нельзя или невозможно? — настаивала она. — Если на что-то кощеевой силы не хватает, ты так и скажи, свет мой, я пойму.

— На все хватает, милая моя. И на тебя хватит. Вот увидаешь, когда сад распустится, а мы в нем свадебку-то сыграем, — заулыбался он, ну точь-в-точь деревенский паренек на полынье, крестьянку обхаживающий. Зарделась невеста, потупила глаза, как невинная девица, когда перелегла костлявая рука на ее талию.

— Не торопись, жених мой. Сперва обещание исполни, — напомнила она, выпутываясь из его хватки. — А что до воспитанницы твоей…

— А что с Оленькой? Опять она тебя расстроила? — нахмурился Кощей.

— Нет, что ты, дорогой мой. Думаю, вот, может ее тоже замуж отдать? Девка-то взрослая уже. Может, и ей пора счастье свое при муже обрести? Не вечно же ей на твоей шее сидеть.

— Да как же это? Она ж всю жизнь при мне, — заморгал Кощей. — Кто будет дворцом заведовать? Воронов кормить? Тебя развлекать, в конце концов, когда меня дома не будет?

Рассмеялась госпожа Милорада, да так звонко, что в переливах ее нежного голоса растворились невесомые шаги. Ланью бежала от покоев невесты Ольга, а лицо ее горело, как от пощечин. Стеснило грудь яростью и тоской, а на языке застыла горечь несказанных слов. Хотела она Кощею как есть все высказать, изобличить самозванку, да свое происхождение раскрыть, но услыхала их перешептывания с заигрываниями, и тут же в груди все чувства в камень обернулись. Воронов кормить! Очередную невесту развлекать! Вот, зачем батюшка ее растил и колдовству обучал. Чтоб при себе держать и тоску разгонять в ожидании еще одной девицы.

Возле дверей зимнего сада Ольга сбавила шаг, перевела дыхание и, перекинув косу через плечо, вошла. Там во всю кипела работа. Святослав, красный, как вареный рак, колол едва поддававшуюся землю киркой, а Влас разбрасывал ее по полу, рыхлил и утрамбовывал, поливал водой из кувшинов. Милорада же с деловитым видом прохаживалась, точно сама лично этот сад заказала, и принимала теперь работу.

— Батюшка бы мой в один миг тут все переполол и посадил. У него такие яблони! Даже воронье, прежде чем клевать, сидит на ветках и любуется! — рассказывал Влас, глядя, как друг мучается над очередным пластом.

— Что ж он не научил тебя, как следует? — ехидничала Милорада.

— А не дано мне, — легко тряхнул головой Влас. — Животина всякая меня больше любит, чем цветочки да деревца.

— Неудивительно, храпишь-то ты, как хряк.

Святослав обернулся и опустил кирку, готовый уже разнимать очередную перепалку, но Влас колкостью отвечать не стал. Наоборот, рассмеялся, и Милорада хвостом радостно замахала, глядя на оборотня во все свои огромные глаза.

Взгляд Святослава уловил стоявшую в дверях Ольгу. Девушка сцепила руки в замок и перекатывалась с пятки на носок, внимательно рассматривая их работу.

— Принесла? — окликнул ее Влас, отирая со лба испарину. Ольга встрепенулась.

— Что?

— Ну, удобрение. Ты же за ним уходила.

— Да, точно, — закивала Ольга и достала из кармана мешочек. — Тут немного золы и молотой травы. Но не знаю, хватит ли.

— Землю мертвую хочешь еще больше мертвечиной накормить? — поинтересовалась Милорада, поднимая глаза на воспитанницу Кощея.

— Чем богаты, — пожала плечами Ольга. Настроения говорить и вовсе не было. Работы оставался непочатый край, но сейчас ей совсем не хотелось ею заниматься. И уж тем более — радовать батюшку.

Влас вдруг с размаху хлопнул себя по лбу.

— Точно! И как я забыть мог. Где у вас тут какая-нибудь выгребная яма?

— Ты забыл, что тебе нужно…? — вскинула брови Ольга.

— Не-е-ет. Навоз нужен. Ну или на худой конец пойдет то, что после еды остается. Ну, этого богатства в любом доме навалом, даже где еды две корки хлеба. Урожаи попрут, только в путь, — запальчиво заговорил он, посмеиваясь от собственной находчивости. — А если Милорада еще поколдует…

— У меня лапки, — напомнила та.

— Ну так Ольге объясни. Вы ж с ней обе ведьмовству обучены.

— Разберемся, — кивнула Ольга и направилась к пластам мерзлой почвы, до которых еще не успел добраться Святослав с киркой.

Голова гудела, а все тело накрыла усталость, какой Ольга за всю свою жизнь еще ни разу не чувствовала.

Молодой князь окинул девушку быстрым взглядом, перехватил поудобнее кирку и принялся снова колоть мерзлый дерн. То и дело он поднимал глаза на Ольгу, но тут же отводил. Это раздражало, особенно при том, что Святослав, пожалуй, был первым, кто и вовсе умудрился ее разглядеть.

— Что, хороша? — скривилась девушка. Святослав выпрямился и неопределенно пожал плечами. — Что, нет⁈

— Не скажу, — ответил он, еще раз ударяя киркой. Выпрямился. На тонких губах заиграла улыбка. — Опасно мне говорить такое при невесте.

— Ой, что же это я? — закатила глаза Ольга. — Опять чуть чужой любви не помешала. Вот и батюшкина невеста меня уже спровадить хочет.

— Зачем?

— Видимо, чтоб Кощей один остался, чтоб никто не мешал ей его душегубством заняться, — пожала плечами девушка и уперла локти в колени. Всякая едкость и шутливость разом испарились с ее лица. — Понять бы мне, зачем она делает это. Так ли отомстить сильно хочет…

— Или ей нужно что-то еще? — хмыкнул Святослав. Ольга вопросительно взглянула на него. Юноша пожал плечами. — Я и сам об этом задумываюсь. Хотя Влас и Милорада говорят, что нужно сразу с Даной разобраться и дело с концом, я пытаюсь понять, зачем она все это устроила.

— Почему нельзя было просто жить в глуши, как Баба Яга? — поддакнула Ольга.

— Или путешествовать? Мир повидать?

— Я бы так и сделала, — усмехнулась Ольга. Святослав улыбнулся вслед за ней, но тут же опомнился и, взяв кирку покрепче, вернулся к работе.

Стоило ему замахнуться, как на дерн рыжей стрелой вскочила Милорада, обвила лапки хвостом и требовательно посмотрела на Ольгу.

— О чем шепчетесь? — она говорила почти беззлобно, но Ольга все-таки согнала улыбку с лица.

— Про Дану говорим. Пытаемся понять, зачем она Кощею в невесты набилась. Почему ничем другим не занялась.

— А-а-а, вот оно что, — закивала кошка. — А ты не знаешь ли, как с Даны мою кожу снять и мне вернуть?

— Ну… колдовство немудреное, но сложное. Нужно серебряным ножом поддеть, серебряной иглой зашить, а швы живой водой обработать. Но долго это все будет. Да и к тому же, не боишься ты, что Кощей, узнав правду, на тебе все равно женится?

— Я боюсь, что через седьмицу уже никогда из этой шубы не вылезу, — со знанием дела произнесла Милорада. — Знаешь, как страшно никогда больше поцелуев милого на себе не чувствовать?

— Не знаю, — отрезала Ольга, а в памяти тут же вспыхнуло лицо Святослава, близко-близко, в полумраке тени колонн. Память услужливо вычистила страх, который охватил Ольгу, когда юноша коснулся ее лица. Она теперь и не уверена была, что действительно тогда испугалась. Может, перепутала с чем-то это чувство? Девушка встрепенулась всем телом, отгоняя эти мысли.

— В общем, будет лучше, если Святослав выиграет спор у Кощея, заберет Дану отсюда. Вы отвезете ее к Бабе Яге, а там из твоей кожи и выпотрошите.

— Долго, — вздонула Милорада, переводя тоскливый взгляд на жениха. Святослав скинул кафтан и закатал рукава рубахи. Это не помогало справиться с жаром, все его тело блестело от пота, рубаха липла к спине, повторяя очертания мышц.

Ольга зажмурилась, будто пытаясь выдавить этот образ из своих глаз. Затем вскочила на ноги.