Илна резко дернула, поворачиваясь. Человек-кошка изогнулся, но натяжение шелка отбросило его к стене хижины. При ударе он потерял свой топор, но острый корень все еще был при нем, когда он упал на землю. Он подобрал ноги под себя, чтобы прыгнуть к Илне. Длинный меч Темпла вошел ему выше грудины и вышел через позвоночник в середине спины. Руки воина свело судорогой. Он кашлянул пузырем крови и, когда она брызнула ему на лицо, обмяк. Илна судорожно выдохнула. Асион поднялся, вытаскивая нож, который он вонзил в почку парализованного зверя. Голова самого дальнего человека-кошки была наклонена под прямым углом к остальной части его позвоночника. Когда Илна подняла глаза, увидела, что Карпос свернул шею вожаку стаи: одной ладонью надавил зверю на подбородок, а другой — на макушку. Темпл вытер свой меч краем одеяла, под которым была спрятана ловушка Илны.

— Не смотри на это, — рявкнула она, срывая со стены сделанную ей ткань, пряжу и опорные палочки, чтобы разрушить узор. Сейчас ей не хотелось тратить время на то, чтобы развязать узлы и скрутить пряди в моток.

— Я не знал, насколько ты могущественна, Илна, — сказал Темпл, продолжая протирать свою твердую бронзу. — У тебя замечательные способности.

Илна пожала плечами. Она предположила, что могла бы бросить свою ловушку в огонь; от нее больше не было никакой пользы ни ей, ни другим. Она решила не делать этого, хотя это был бы самый эффективный способ избавить мир от чего-то опасного, пока оно не будет уничтожено. Шерсть и палочки сами по себе ничего не значили, но они помогли ей убить четырех людей-кошек. Она просто обезвредила свою ловушку. Но если она решила не уничтожать материалы, которые сослужили ей хорошую службу, кто сможет сказать ей, что она ошиблась?

— Интересно, почему один из них продолжал двигаться, госпожа, — спросил Карпос. Он снял скальп с предводителя людей-кошек, используя свой длинный кинжал с изяществом гораздо меньшего ножа; теперь он направлялся к более отдаленной из жертв, чтобы забрать и этот трофей. — Я полагаю, ты просто хотела, чтобы убийство досталось тебе самой, да?

— Нет, — ответила Илна, подходя к телу зверя, которого заколол Темпл. — По какой-то причине мой узор на нем не сработал. Она приподняла человека-кошку за прядь волос на голове, за гребень длинных волос, спускавшийся по его затылку. Один из его глаз был обычного грязно-коричневого цвета, но другой был молочно-белым и мертвым, как осколок мрамора.

— Ах, — воскликнула Илна, снова опуская морду зверя в грязь. Нападавший был полуслепым, он не видел того, что его товарищи. И с ним ничего нельзя было поделать. Хотя, если бы она поправила две нити на дальнем левом конце ткани, она могла бы... Что ж, она учтет это в следующий раз. Следующих разов будет еще много, пока она не умрет или все люди-кошки не умрут.

Илна отряхнула ладони, затем развязала петлю, которой она поймала зверя, когда ее узор не сработал. Она боялась, что удар Темпла задел шнур, но, осмотрев его, обнаружила, что лезвие вошло в грудь над ее лассо и вышло ниже задней части петли. Шелк был нетронут. Если удар был рассчитан, то это была очень красивая работа; и, судя по тому, что Илна видела в Темпле, она, вероятно, была рассчитана.

— Спасибо, — сказала она. — Моя петля не удержала бы его от прыжка прямо на меня. Она прочистила горло. — И я ценю, что ты не перерезал мою петлю. Хотя я могла бы восстановить ее, если бы это было необходимо.

— В ткани очень мало такого, чего бы ты, не смогла сделать, Илна, — сказал крупный мужчина. Его голос был приятным, но в его словах не было вопроса. — У тебя замечательная сила, для чего бы ты ни решила ее использовать.

— Прямо сейчас я выбираю убивать зверей, — отрезала Илна.

Охотники вытерли свои ножи о шкуры мертвых людей-кошек. Они спокойно стояли с луком и пращой в руках, ожидая, когда она скажет им, что делать дальше.

— Мы можем отправиться прямо в их лагерь и покончить с этим делом, — резко сказала она. — Оставьте свои вещи, мы вернемся сюда.

Охотники обменялись взглядами. Асион направился к лесистому склону на северо-восток. — Я последую за тобой, — сказал Карпос Илне, поворачиваясь, чтобы посмотреть на горный хребет позади них. К тому времени, когда они доберутся до дневного лагеря людей-кошек, будет совсем светло. — «Было бы хорошо, если бы там было чем заняться», — подумала  Илна.

***

Кэшел сидел на корточках, прислонившись спиной к одной из двух колонн, все еще стоявших у юго-восточного угла руин. Там был участок каменного фундамента глинобитной стены и основания других упавших колонн. В остальном Храм Могучего Пастыря представлял собой груду расшатанных камней. Кэшел к этому времени повидал достаточно храмов, чтобы догадаться, как он мог выглядеть, но это были всего лишь его предположения. Теноктрис сидела, скрестив ноги, на другом конце, там, где должна была находиться статуя в те дни, когда она еще существовала.

Кэшел чувствовал себя неуютно из-за того, что они находились так далеко друг от друга на случай, если что-то случится, — почти в двух десятках двойных шагов, как он прикинул.

Однако она сказала, что все будет в порядке, и что его близость может стать проблемой, потому что он такой твердый. Кэшел не понял, что она имела в виду под «твердым» — конечно, так оно и было, но она сама сидела на каменной плите. Однако было много вещей, которых он не понимал; но он сделал то, что сказала Теноктрис.

Если бы еще несколько Последних выскочили из земли так же, как они вылезли из пруда прошлой ночью, что ж, он бы посмотрел, как быстро сможет добраться до нее. Когда ему требовалось, он двигался быстрее, чем обычно ожидали люди. Он держал посох поперек бедер и полировал его, мягко, улыбаясь. Он и его посох удивляли людей, да, так и было. Они удивляли людей и других созданий, которые вовсе не были людьми.

Искры синего волшебного света с шипением вспыхнули  над Теноктрис, затем исчезли. Кэшел какое-то мгновение пристально наблюдал за происходящим, но это случалось и раньше и ничего не значило. При каждом хлопке и потрескивании древесные лягушки замолкали, но потом снова начинали, как обычно. Кэшел слушал лягушек и ночных птиц и смотрел в небеса. Недавно, уже сегодня вечером землеройка села ему на ногу и чирикала, поедая жука; крылья, а затем кусочки панциря жука щекотали его обнаженную кожу, прежде чем землеройка убежала в ночь, чтобы найти кого-нибудь еще, кого можно убить. Землеройки были чертовски маленькими существами, несмотря на то, что они были ненамного длиннее человеческого пальца.

Теноктрис что-то пробормотала, или, может быть, кто-то другой заговорил рядом с ней. Во всяком случае, Кэшел никого не мог видеть. Глаза старой волшебницы были закрыты. На ее лице была спокойная улыбка, но Кэшел видел ее улыбку, когда она думала, что Зло вот-вот сокрушит ее и всех, кто ей дорог. Людям, которые думают, что смелость как-то связана с желанием ударить других людей, нужно было провести немного времени рядом с Теноктрис.

В высоком небе виднелись тонкие облачка, но в основном звезды сияли ясно. Пастух проводит много времени, глядя на звезды, в то время как другие люди спят. Они — его часы, а также компаньоны: они показывают время лучше, чем люди во дворце, благодаря капающей с клепсидры воде и трубачу, трубящему о часе, когда чашка наполняется и переворачивается. Созвездия были почти такими, к каким он привык. «Семь Пахотных Волов» были немного растянуты, а на месте синей звезды в набалдашнике «Кузнечного Молота» красовалась средняя красноватая звезда; ничего более важного не было. За исключением юга, где новая белая звезда была намного ярче всего остального, кроме луны.

Кэшел посмотрел на нее через плечо, затем оглянулся назад. Он полагал, что звезда была частью проблемы, но ему не о чем было беспокоиться, пока кто-нибудь не скажет ему, что это так. Птица-кардинал начала весело петь, хотя Кэшел не мог догадаться, почему так поздно. Уже несколько часов было темно.

Дузи, к тому времени, когда Теноктрис остановила бричку здесь, на восточной окраине Валлеса, уже стемнело. Во всяком случае, там, чем Валлес был сегодня. Кэшел был почти уверен, что когда он проезжал через эту часть города до Изменения, она была застроена многоэтажными многоквартирными домами. Кэшел не скучал по этим зданиям — они были голубятнями для людей; он не мог себе представить, как люди готовы были так жить, — но ему было интересно, что случилось с теми, кто в них жил. Он надеялся, что все они вернулись в свое время, настолько счастливые, насколько это вообще возможно в многоквартирных домах. Вероятно, было хорошо, что вокруг было не так много людей, как он ожидал, отчасти потому, что волшебство беспокоило людей.