Печально осознавать, что в жизни ты начинает чего-то не хватать только тогда, когда у тебя этого больше нет. В конце концов, это может превратиться в вашу новую «норму». Жизнь без одной этой вещи уже никогда не будет прежней. Ты начинаешь забывать, на что это было похоже, каково это было, когда твоя страсть всё ещё была в твоей жизни. Вы учитесь жить без этого, и это становится естественным. А потом ты получаешь это обратно, если тебе достаточно повезёт, конечно, и только тогда ты понимаешь, как сильно тебе этого не хватало.

Я больше никогда не хочу расставаться с катанием на коньках. Проклятье.

Это то, чего я боялась. Снова начать любить кататься на коньках. Цепляться за это. Катание на коньках снова стало спасением жизни.

Ну, по крайней мере, до тех пор, пока моя депрессия не проявится снова.

Она вернётся. Депрессия не уходит просто потому, что ты действительно решила сделать то, что любила раньше.

Если бы это было так просто… нет смысла говорить об этом. Это не так просто и никогда не будет так просто.

Преодолеть депрессию никогда не будет легко, если преодоление вообще возможно. Господь свидетель, это может остаться навсегда.

Обернувшись, я обнаруживаю, что Колин и Эйра наблюдают за мной. На лице Эйры расплывается широкая улыбка. На лице Колина тоже.

Я уверена, что это происходит по двум совершенно разным причинам.

Улыбка Эйры больше похожа на изумлённую улыбку. Как будто она очарована моим прыжком. Колин, напротив, выглядит гордым. На его лице застыла эта отцовская улыбка «о-я-так-горжусь-тобой».

Я горжусь собой. Колин, возможно, и подтолкнул меня, но это сделала я. Я ступила на лёд, потому что мне этого захотелось.

Чёрт возьми, как же это приятно.

— ¡Dios mío! (Прим. пер.: Боже мой!) — Эйра визжит, когда я перекатываюсь на коньках, приближаясь к ней и её брату. — Я никогда не видела, чтобы кто-то делал это лично!

— Я не думала, что всё ещё смогу это сделать…. — я отвечаю искренне и откровенно.

Как бы сильно я ни ненавидела себя за это потом, я падаю в объятия Колина, отчаянно нуждаясь в объятиях. Не потому, что я вроде как справилась с этим прыжком, а потому, что я катаюсь на коньках.

На глаза наворачиваются слёзы, но я подавляю желание заплакать.

Его руки немедленно обвиваются вокруг меня.

— Я так горжусь тобой, mi sol. — Я чувствую, как он нежно целует меня в макушку. Так мягко и нежно, что у меня сжимается грудь.

— Как ты её назвал? — спрашивает Эйра Колина.

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на неё, и вижу, что её глаза расширились, и что-то, чему я не могу дать названия, сверкает в её глазах.

— Mi sol, — отвечает Колин с довольно застенчивой, но счастливой улыбкой, его щёки слегка порозовели. Его щёки покраснели, должно быть, от холода.

— Я всё ещё понятия не имею, что это значит, — говорю я ей. — Не хочешь просветить меня?

Эйра качает головой. Как только слова Колина, кажется, доходят до её сознания, у неё отвисает челюсть, и всего секунду спустя уголки её рта растягиваются в широкой и радостной улыбке.

— О, Эйдену бы это понравилось! Должно быть он чертовски доволен собой прямо сейчас. И он, очевидно, гордился бы тобой.

— Наверное.

— Колин, если бы Эйден был здесь и услышал бы, как ты это говоришь, он бы сиял улыбкой, такой же яркой, как Эйфелева башня, когда она сверкает.

ГЛАВА 33

«Я приму тебя со всеми твоими бедами и радостями, пройду сквозь бурю лишь потому, что люблю тебя» — Unconditionally by Katy Perry.

Колин

Колин всегда садился на переднее сиденье, забывая, что в машине будут оба наших родителя. Он так злился, что к концу дня отказывался брать молочный коктейль в «McDonalds».

Эйра смеётся. Я не думаю, что она когда-либо переставала смеяться с тех пор, как мы вошли в «The Retro Diner».

Так же, как и Лили.

И как оказалось, Лили нравится слушать, как моя сестра рассказывает ей о моих позорных историях.

— Когда мы возвращались домой, он закатывал истерику, плакал, швырялся подушками, разбивал что-нибудь только потому, что ему не принесли молочный коктейль, тот самый, который он отказался взять, потому что разозлился из-за того, что не сел на переднее сиденье.

Лили смеётся с таким удовольствием, что мне почему-то хочется, чтобы Эйры здесь не было. Я хочу сохранить смех Лили для себя, и я хочу быть причиной её смеха. По крайней мере, я могу услышать его.

— Ты в порядке, enana (Прим. пер.: гном) — спрашиваю я, когда Эйра начинает кашлять от того, что пьёт молочный коктейль слишком быстро. Я уверен, что ей даже не следует его пить. Но разве можно ей отказать?

Эйра кивает.

— Просто немного устала.

— Я не сомневаюсь. Мы отвезём тебя домой после этого, или ты хочешь уйти сейчас?

— Нет, спасибо. Я лучше проведу больше времени с тобой и твоей фальшивой девушкой.

Лили вздыхает, но ничего не говорит. Я чувствую, как она смотрит на меня, определённо ждёт, что я что-то скажу.

Перед тем, как начать говорить, я беру Лили за руку и кладу наши руки на своё бедро.

— Она не фальшивая девушка. Лили и я настоящая пара. Она ещё этого не знает, потому что пока не хочет это принимать, но это так. — Её щеки покраснели и на них появился лёгкий румянец. — Согласна, mi sol?

Лили закатывает глаза, но она не может скрыть свою нежную улыбку. Я знаю, она бы ни за что в этом не призналась, но если бы ей так не хотелось умереть через три дня, мы бы уже точно навесили на себя ярлык.

Эйра подмигивает, её лицо сияет ярче солнца.

— Ты, конечно, уверен в этом. — Она говорит так только из-за прозвища. — Значит, когда ты лгал мне, ты не лгал?

— Лили была моей с той секунды, как мы встретились. В том, что я сказал тебе, что она моя девушка, не было никакой лжи.

Эйра взволнованно вскрикивает.

— Да, «mi sol» не звучит как что-то несерьёзное.

Клянусь, Эйра тоже планирует мою смерть. Лили делала это с самого начала, и теперь Эйра подпитывает её ещё больше.

— Может кто-нибудь, пожалуйста, сказать мне, что это значит? — Лили нахмурилась, покрыв лоб морщинками, а из её горла вырвался стон.

— Моё солнце, — переводит за меня Эйра. К моему счастью, она не объясняет ей, что это значит.

Значение, связанное с Эйденом, с двадцатилетним Эйденом, всего за месяц до его смерти.

— Если ты когда-нибудь найдёшь кого-то, кто заставит тебя захотеть вырвать своё сердце и преподнести его этому человеку на блюдечке. Если ты когда-нибудь найдёшь кого-то, кто согреет не только твою постель, но и твоё сердце, и душу… держись за него вечно. Этот человек — твоё солнце. Он — тот, кто приносит свет в твою жизнь. Если он может облегчить твою боль, просто находясь рядом, поднять тебе настроение, скрасить твои дни, просто присутствуя в твоей жизни. Колин, Эйра, el o ella es tu sol. — Он или она — твоё солнце.

— La amas, ¿verdad? (Прим. пер.: Ты любишь её, да?), — спрашивает Эйра, явно адресуя свой вопрос мне, поскольку Лили ни капельки не говорит по-испански.

Я глубоко выдыхаю, проявляя сочувствие к Лили, потому что она, вероятно, чувствует себя совершенно брошенной, так как она ничего не понимает. Я рад, что она этого не делает. Если бы она это сделала, мне было бы стыдно.

— Ммм, — напеваю я, как быстрый ответ. Улыбка Эйры расширяется. — Теперь, можем ли мы закончить говорить на испанском? Я не хочу, чтобы Лили думала, что мы говорим о ней. — Но мы говорили…в каком-то смысле.

— Знаешь, я могу повторить это по-английски, если хочешь? Эйра, ухмыляясь, приподнимает бровь, глядя на меня. Озорница, вот кто она такая.

— Пей свой молочный коктейль или это сделаю я.

Эйра хватает свой стакан в считанные секунды, качая мне головой мне.

— Ты отказался себе его брать. Купи себе новый и не трогай мой.