Обычно мой отец тренирует Нью-Йоркских Рейнджеров. Но он не хочет быть вдали от своей семьи, точнее, от Эйры, моей младшей сестры. Эйра больна, и прежде чем он пожалеет о путешествии по миру со своей командой вместо того, чтобы быть со своей дочерью, он решил немного отступить, поэтому сейчас он тренирует нас.

Однако, тренируя нас, это не означает, что мой отец будет обходиться со мной мягко. На самом деле, я думаю, что я буду тем, на кого он будет давить сильнее всего. Он всегда был строг со мной.

Я игнорирую комментарий Майлза.

— Сейчас, — говорю я снова, — одевайте свои задницы и давайте раздавим Йель!

Ещё один гул рыка эхом раздаётся в комнате. Но на этот раз, это действительно отличный настрой. Может быть, рёв не так уж плох, в конце концов. В нём действительно что-то есть.

—♡—

Мы разгромили Йельский университет. 5–0, это то, что показывает огромное табло, когда последняя секунда таймера заканчивается и громкий, бьющий по слуху звук, который прошёлся по арене. Люди прыгают со своих мест и поддерживают мою команду. Другие люди, возможно, фанаты Йеля, прячут свои головы руками.

Я бы солгал, если бы сказал, что победа — не самое лучшее чувство. Потому что это, чёрт возьми, так.

Как капитан команды, я чувствую себя обязанным подойти к хоккейной команде Йеля, и поговорить с их капитаном.

Я постучал Андерсону по лопатке, когда подошёл к нему.

— Хорошая игра, — говорю я, он кивает.

По крайней мере, они хорошие неудачники. Но не успел я опомниться, как его команда съехала со льда и ушла. Не то, чтобы меня это волновало.

— ЧУВАК! ПЯТЬ НА ЧЁРТОВ НОЛЬ!!! — Майлз ликует, крича через арену.

Громкое “У” в моих ушах, а затем тонна “ТВЕРЕВИ”, аплодисменты снова и снова. Будь я проклят, если это не поднимет моё эго.

— Идите в раздевалку! — тренер Картер хлопает руками, чтобы привлечь наше внимание.

Он хлопает всех по спине, когда они проходят мимо него, говоря нам, какая хорошая была игра. Но затем он также говорит, что мы могли бы сделать лучше. Я был последним, кто покинул лёд, последний, кто приблизился к отцу.

— Ты проделал большую работу, сынок, — говорит он, обнимая меня по-отцовски. — Я горжусь тобой.

У меня хорошие отношения с отцом. Он всегда был добр ко мне. Он всегда поддерживал меня, праздновал каждую победу. Но он толкает меня за пределы моих возможностей. Не то, чтобы это плохо, просто иногда это слишком.

Однажды, когда мне было около шестнадцати лет, он тренировал меня так, что меня вырвало на льду во время тренировки. Он заставил меня тренироваться со своей командой. Для меня было честью быть там. Но мне было шестнадцать, я не был близок к их возрасту. У них было больше опыта. У них было гораздо больше тренировок, чем у меня, когда-либо. И, конечно же, мой желудок не выдержал этого, и я опустошил свои кишки на льду.

Быть униженным после этого было бы преуменьшением. Я хотел провалиться сквозь лёд, умереть прямо там на месте.

Я уверен, что мой отец гордится мной. Я имею в виду, какой придурок не будет гордиться победой своего ребёнка. Но чёрт, он живёт своей жизнью через меня. Он никогда не мог стать профессионалом из-за травмы, но я могу. Если только я не облажаюсь и не получу травму, как он. Я чертовски хочу стать профессионалом, это всегда было моей мечтой. Мне было три года, когда я впервые оказался на льду. Конечно, тогда я ещё не мог сделать многое, но мой отец настоял на том, чтобы взять меня с собой, когда он пошёл тренировать свою команду.

Когда я вхожу в раздевалку, моя команда выходит из-под контроля, ревёт, как будто им всё равно, что они могут сорвать голоса. Они поют и танцуют в честь победы. К чёрту глупости, я не могу не смеяться над этими придурками, но потом я присоединяюсь к ним. Мы, блять, победители.

Я снимаю свой хоккейную форму и быстро надеваю спортивные штаны и футболку.

Вместо того чтобы принять душ, как обычно, я вернулся обратно. Мне просто нужно сначала избавиться от защитной экипировки. Мне всё равно упаду ли я или поранюсь, я буду один на льду, так что мне не о чём беспокоиться.

Может, пытаться стать быстрее на коньках без хоккейного снаряжения — глупая идея, но это только начало, и я этим воспользуюсь.

— Куда ты собрался? — спрашивает Аарон, когда я иду к выходу из раздевалки, не имея при себе вещей.

— Просто хочу немного покататься. Знаешь, получить дополнительную подготовку, — говорю я ему. Он медленно кивает, затем пожимает плечами и машет мне. Я не обязан ему объяснять, но я также знаю, что он думает, что я собираюсь кого-то трахнуть. — Серьёзно, я просто покатаюсь на коньках, — говорю я, показывая на мои ноги.

— Я не сказал, что не будешь, — он смеётся. — Не загаживай весь каток. У нас завтра ранняя тренировка.

Я отпускаю Аарона с улыбкой на губах и выхожу из раздевалки спиной вперёд. Как только дверь закрывается, я оборачиваюсь и иду на каток.

Я рад, что арена пуста. Эта удивительно успокаивающая тишина, которая помогает улучшить навыки. Я беру кейс AirPods из кармана тренировочных штанов и засовываю наушники в уши, открывая сразу после этого музыкальное приложение. Я нажимаю на мой любимый плейлист, только чтобы узнать, что моя сестра добавила несколько песен, когда я последний раз приходил.

Мои уши заполняет песня — Get Into It (Yuh) от Doja Cat. Я не утруждаю себя переключением песни, хотя. Эйра любит её, и кого бы ни любила Эйра, я тоже буду любить. Моя шестнадцатилетняя сестра насмехалась бы надо мной прямо сейчас, если бы услышала песню, которую я слушаю. К счастью, её сейчас здесь нет.

Через секунду после того, как я ступил на лёд, я понял, что я здесь не один. Конечно, мои товарищи по команде все ещё в раздевалке, или в душевой, или где-то там. Но я здесь не один.

Светлые волосы привлекают моё внимание. Кто-то сидит на сиденьях прямо на противоположной стороне того места, где я стою. Её голова опущена, и она не смотрит на перила, из-за чего мне очень трудно опознать этого человека. Я приблизился, настолько близко, что сейчас стою прямо перед ней, на противоположной стороне закалённого стекла.

Я стучу по стеклу, надеясь, что это привлечёт её внимание. Но нет, она сама по себе. Обычно я просто пожимал плечами и возвращался к своим делам, но её тело немного трясётся. Думаю, она, должно быть, плачет.

Блондинка держит блокнот в руках и что-то туда записывает. Судя по нескольким мокрым пятнам на бумаге, она определённо плачет. Кто-то не может пережить поражение своей хоккейной команды.

Будучи воспитанным в заботе об уязвимых людей, я подавляю своё эго и схожу со льда. К счастью, есть выход неподалёку от места, где она сидит. По крайней мере, мне не нужно много усилий, чтобы попасть к плачущей девушке.

Она даже не заметила меня, когда я подошёл к ней, и сел рядом. Я вытаскиваю AirPods из своих ушей и кладу их обратно в кейс, а затем вытаскиваю наушники из её ушей. Ну, один из них.

Зелёные глаза встречаются с моими. Иисус, её глаза — самый красивый оттенок зелёного, который я когда-либо видел. У неё есть несколько веснушек на носу, которые распространяются по щекам и лбу. Это подходит ей и напоминает мне кое-кого, кого я знаю.

Её брови сдвигаются. Она хмурится, смотря на меня в замешательстве. Не могу винить её.

— Ты в порядке? — спрашиваю я. Очевидно, что нет. Её лицо заплаканно, что означает, что моё предположение о её плаче было правильным. Она кивает, но не использует свой голос для подтверждения. — Я так не думаю, блонди.

Она ничего не говорит.

— О чём ты пишешь? — может быть, это было немного поспешно, и, очевидно, приватно, поскольку она захлопывает блокнот и кладёт его на сидение рядом с ней.

— Поздравляю с победой, — говорит она. Её голос милый и спокойный, я думаю, что просто влюбился в него. Это звучит глупо, я признаю, однако, я хочу, чтобы она говорила больше.