Крики удовольствия вырываются из моего горла с каждым его толчком.

— Черт, милая, — стонет он мне в рот, задыхаясь. — Сомневаюсь, что я когда-либо слышала что-то сексуальнее. — Ты станешь моей смертью, дорогая. — Он вонзается в меня.

На этот раз Колин не груб со мной. Он сохраняет все это страстным и сладким, но все еще горячим и парным. Он полностью затуманил мой разум, радуя меня во всех смыслах. Заставляя части моего тела чувствовать вещи, я даже не знала, что это возможно.

— О Боже, — кричу я, стоная.

Его губы падают на мои, кусая нижнюю губу. Его бедра неподвижны, он смотрит мне в глаза суровым взглядом.

— Скажи мое имя. — Я моргаю.

— Что?

— Скажи. Моё. Имя.

— Колин, я… — он вырывается из меня и влетает обратно внутрь. Я задыхаюсь.

— Ты видишь где-то здесь Бога? — Я качаю головой. — Именно. — Он целует меня. Глубоко. Собственнически. — Ты моя, Лили. Я не собираюсь делить тебя даже с Богом.

Его губы завладевают моими, как будто он имеет в виду каждое слово. И я ему верю. Я верю его словам, его устам.

Пот выступает на наших телах, и удовольствие поднимается глубоко внутри меня, когда Колин кладет руку мне между ног. Пальцы потирают мой клитор, заставляя мое зрение темнеть.

А затем, когда он украл у меня еще один оргазм (не то чтобы я жаловалась), Колин целует меня, кончая в меня, бормоча себе под нос слово «черт». Его лоб упирается в мой.

Задыхаясь, мы оба успокаиваемся от нашего удовлетворения.

Я чувствую его запах на себе, его запах сталкивается с моим. я молюсь всем богам, надеясь, что я смогу почувствовать его запах, где бы я ни оказалась после смерти.

Его мягкие, но опухшие губы прижимаются к моим, когда он высвобождается из меня. Лежа рядом со мной, Колин притягивает меня к себе, кладя мою голову себе на грудь. Я слышу, как бьется его сердце; быстро и сильно. Его дыхание тоже быстрое, но успокаивается с каждым вдохом.

— Я никогда больше не буду делать это ни с кем другим, — говорит Колин в тихую комнату. — Это будешь только ты.

— Бедный ты.

— Действительно.

Никто из нас не должен говорить об этом больше слов. Мы оба знаем, о чем говорим.

Моя смерть.

— Давай приведем тебя в порядок и подготовимся ко сну, хорошо? — мягко говорит Колин, поднимая нас обоих, чтобы сесть. — Видишь, на этот раз мы даже спим в одной постели после. Больше никаких ошибок.

Он встает, сразу же поднимая меня на ноги. Когда я встаю, я чувствую, как что-то течет по моему бедру. Я хихикаю, когда понимаю, что это такое.

— Колин, — тихо говорю я.

Мой голос снова полностью пропал. Но не так, как в баре. На этот раз его нет, потому что я стонала до хрипоты.

— Мне кажется, твоя сперма стекает по моим ногам. — Он хихикает, затем запрокидывает голову на шею и стонет.

Когда его взгляд снова останавливается на мне, он нежно касается меня, его рука скользит по моему телу, кладя руку на мои бедра. Немного надавив на мою кожу, Колин скользит пальцами вверх по моему бедру, пока не касается моей киски. Я раздвинула ноги и вздохнула, когда его палец погрузился внутрь меня. Он наклоняется, прижавшись ртом к моему уху, и шепчет:

— Я мог бы просто сделать это снова в ванной… но своим членом.

ГЛАВА 25

«И ведь сердца все также разбиваются и все мы знаем, что такое Ад» — Don’t Be so Hard on Yourself by Jess Glynne.

Колин

Я не совсем понимаю, как я заметил, что Лили не спит, но как-то заметил.

Мы оба заснули вскоре после того, как вернулись из ванной, и теперь я притворяюсь, что сплю, пока Лили что-то записывает в свой блокнот.

Она плачет, и только поэтому я не отбираю у нее блокнот, чтобы она снова пошла спать. Может быть, ей нужно записать свои чувства на бумаге, чтобы справиться со своими мыслями. А может и нет. Но она, конечно, хочет что-то записать, так что кто я такой, чтобы удерживать её от этого?

Также мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы не обнять её прямо сейчас.

Все, что я хочу сделать, это прижать её к моему телу и забрать её боль. Но я не могу. Не потому, что простое объятие все равно не соберет ее, а потому, как я считаю, что плакать — это хорошо. Как бы это ни ранило меня, я думаю, ей иногда нужно просто поплакать.

Я думаю, что это могло бы заставить ее чувствовать себя немного лучше, унять ту боль в её груди.

По крайней мере, теперь, когда она занята написанием, это дает мне возможность еще раз заглянуть в её мысли. Она по-прежнему рядом со мной, позволяя мне прекрасно видеть страницы.

Я знаю, что не должен смотреть, не должен читать, что творится у нее в голове. Но как еще я должен понять, что происходит?

Итак, я прочитал.

Дорогой читатель, любой кто читает это.

Я в полном беспорядке.

В полном адском бардаке.

Воскресенье, 3 октября, — 5:30 утра, — и я сижу на кровати Колина Картера и плачу, а он крепко спит рядом со мной.

На этот раз не о нем. Это все обо мне. Моя наименее любимая тема.

Как только он заснул, я все это почувствовала.

Боль.

Одиночество.

Онемение.

Я почувствовала онемение.

Как это вообще возможно? Как я могу чувствовать то, что не должно ощущаться, потому что… это онемение?

Как я чувствую, как мое сердце разбивается, и в то же время я ничего не чувствую?

Моя мать хочет моей смерти.

Я знала, что она ненавидела меня какое-то время. Но я никогда не думала, что она скажет мне идти и умереть. Я подумала, может быть, она меня ненавидит, но она же моя мать, она все равно должна меня любить.

Я была неправа. Так ужасно неправа.

И это больно. Это причиняет гораздо большую боль, чем я думала.

Я давно хотела умереть. Оказывается, она хотела такой же концовки для меня.

Одно дело, когда ты хочешь умереть, и другое, когда твоя собственная мать хочет твоей смерти.

Но если не считать желания моей матери, чтобы я умерла… сегодня воскресенье.

Я ненавижу воскресенья.

И все же сегодня мне придется наклеить на лицо улыбку и притвориться, что я веселюсь весь день.

Может, мне будет весело. Мне всегда весело с Колином. По некоторым причинам он так действует на меня.

Он заставляет меня случайно улыбнуться. Он заставляет меня забыть мою боль.

Но потом его нет со мной, и я снова все это чувствую.

Сегодня будет пытка.

Раньше я ненавидела субботы так же сильно. Ты знаешь почему?

24 сентября 2005 года, день, когда мои родители решили развестись. Это была суббота. Худший день в моей жизни.

Это день, когда моя мать навсегда вытолкнула Аарона из своей жизни. День, когда моя мать забрала у меня моего брата.

Заявление моих родителей о разводе было лишь наполовину таким ужасным. Но то, что последовало за этим, было наихудшим.

С тех пор… моя депрессия брала и до сих пор берет верх надо мной с каждым новым днем.

Я родилась с генетическим складом, склонным к депрессии. Мои родители знали это. И они сделали все, чтобы предотвратить его развитие.

По крайней мере, пока они не разошлись и не лишили меня всего моего счастья.

Врачи сказали, что, возможно, у меня никогда не будет развиваться такое расстройство настроения, как депрессия. Но оно есть.

Потому что моя мать разлучила мою семью.

И теперь она хочет моей смерти. И я тоже хочу своей смерти.

Если бы не Колин, я бы, наверное, сейчас пряталась в своей комнате в общежитии. Я бы и ноги не выставила за дверь, ничего бы не делала, кроме как смотрела бы на свой потолок и желала бы, чтобы дни шли быстрее.

Это то, чем я занималась уже долгое время