— Это слишком неловко. — Он закатывает глаза.

— Отлично. Рано или поздно я это выясню. Тогда расскажи мне что-нибудь ещё.

— Ты первый, — говорю я.

Давайте начистоту. Я понятия не имею, что я должна ему сказать.

— Хорошо. — Он тяжело выдыхает, и, хотя всё ещё темно, я вижу, как туман перед его лицом рассеивается. — Два года назад, когда у Эйры обнаружили лейкемию, я пытался подкупить врача, чтобы тот о ней заботился.

— Тебе было девятнадцать, когда ты пытался подкупить врача, чтобы он нашёл лучшее лекарство от рака? — спрашиваю я. Внезапно я понимаю: у его сестры был рак?

— Честно говоря, я не врач. И мне никогда по-настоящему не приходилось заботиться обо всём этом. Я всегда был здоров. Я никогда не ломал ни одной кости, даже не вывихивал лодыжку. И я играю в хоккей. Так было всегда. Это настоящее чудо. Я никогда не придавал слишком большого значения чему-либо медицинскому. Я был так глуп. А мне ещё было восемнадцать.

— Мне так жаль Эйру, Колин. Она этого не заслуживает. — Он пожимает плечами.

— Да. Но всё в порядке. Её зовут Эйра. Я имею в виду, Эйра мыслит шире всего на свете. Она рада умереть, потому что верит, что Вселенная хочет, чтобы она начала новое приключение. Нет, не просто хочет, а нуждается в ней.

На самом деле это действительно прекрасный способ думать о смерти.

— Она умирает? — спросила я.

— Не-а, — отрицает он. — Сейчас у неё нет рака.

— Ты думал, что она умрёт? — спрашиваю я. Почему я вообще это спрашиваю?

— Конечно, какое-то время. Я никогда не хотел принимать это. Я имею в виду, она ведь моя сестра. Я не хочу, чтобы она умерла. Но я смирился с тем, что ничего не могу с этим поделать. И мои слёзы не дадут ей больше времени, если она всё равно умрёт. — Он вздохнул с болью в голосе. Что-то тут не так. — Хорошо, что у неё нет рака и она ещё не умерла.

Мне нужно сменить тему. Сомневаюсь, что Колин хочет продолжать говорить о смерти своей сестры. И я не уверена, что мне стоит продолжать этот разговор.

— Я думала, что луна сделана из сыра. — Колин хихикает.

— Все в детстве так думали. Расскажи что-нибудь более личное.

Я задумалась о своей жизни на секунду, позволяя каждому событию всплыть в моей голове, прежде чем признать кое-что.

— Был период времени, когда Аарон ненавидел меня.

— Я тебе не верю. — Его голова поворачивается ко мне, его глаза встречаются с моими. Он ни на что не возлагает надежд, но в то же время очень похоже, что он отчаянно хочет, чтобы я просветила его.

Так что я сделаю это.

— Наш папа женился на другой женщине. Её зовут Лиз, но я уверена, что ты это уже знаешь. Я восприняла это не очень хорошо. Но я восприняла это ещё хуже, когда узнала, что у Лиз есть дочь. Ана. Ей было всего три года, когда она стала частью нашей семьи. Нам с Аароном было по восемь. Я так ей завидовала.

— О, я читал эту часть, где ты писала о ревности, милая.

— Да, я знаю, — говорю я, закатывая глаза. — Аарон полюбил Ану с самого начала. Он всё время играл с ней. И что ж, у меня была только моя мама. Она никогда не рожала мне других братьев и сестёр. Когда я ходила навестить своего отца и Аарона, Аарон всегда хотел, чтобы мы играли только с Аной. Что привело к тому, что я разозлилась на него. В конце концов, моя ревность стала настолько сильной, что я даже не хотела больше смотреть на Ану. Я даже поступила жестоко, чтобы привлечь внимание. Я разрезала одеяло Аарона. — Колин ахает.

— Ни за что, Лилибаг. Ты не можешь так поступить. Это настоящая травма, которую ты причинила Аарону!

Я начинаю смеяться. Мне уже много лет не приходилось так смеяться. Я смеюсь так много, что я начинаю хрюкать, как свинья, делая вдох. И это поросячье хрюканье только заставляет меня смеяться ещё больше.

Я не обращаю особого внимания на то, что меня окружает. Но когда я ловлю улыбку Колина, я чувствую странное покалывание в животе. Наверное, это признак того, что меня вот-вот вырвет.

Колин Картер улыбался мне и раньше, но никогда не улыбался так. Никогда не улыбался с восхищением. Я думаю, может быть, он гордится собой за то, что заставил меня так смеяться. Но даже если сейчас я переоцениваю всю эту улыбку, мне всё равно.

Мне всё равно, потому что смеяться приятно.

Почувствовав, как чья-то рука касается моей, я тут же перестаю смеяться и смотрю вниз на Колина и свои руки. Он переплетает наши пальцы, когда прижимает мои руки к себе. Он проводит большим пальцем по моей коже.

Колин не смотрит на меня, но я наблюдаю за его профилем, пока он смотрит прямо на город.

Он действительно красивый. Но это даже не имеет значения. У Колина любящая душа. Даже несмотря на то, что я всё ещё уверена, что Колин Картер — полный засранец и просто хорошо скрывает это от меня.

Он заботится о людях, которых даже не знает. И я начинаю верить, что, возможно, если бы я не собиралась умирать, то он мог бы стать мне кем-то большим, чем просто другом.

Я не должна об этом думать.

Моё время почти на исходе. У меня осталось всего восемь дней. Я не могу сейчас влюбиться. Не то чтобы я собиралась влюбиться в Колина. Мы знаем друг друга всего шесть дней, и наши отношения начинались не слишком хорошо.

Колин потенциально мог бы стать отличным другом. Может быть, даже превратился бы в моего лучшего друга, если бы у нас было больше времени.

Вот о чём я говорю. Большая, глубокая дружба.

Единственная причина, по которой Колин сейчас здесь, со мной, — это потому, что я хочу умереть. И он хочет показать мне, что этого делать не стоит.

Но я действительно хочу умереть, и неважно, в какие приключения он меня втянет, моё мнение не изменится.

— Смотри, — говорит он, указывая на горизонт.

В Нью-Сити горит несколько огней. В 6:30 утра не так светло, как я думала. Я думала, что чем больше людей проснётся, тем больше огней осветит город, но я ошибалась.

И я была ещё более неправа, когда сказала, что рассветы — это не что иное, как пустая трата времени.

Небо окрашивается во все цвета, которые я только могла себе представить, как только начинает всходить солнце.

Темнота рассеивается, и такое ощущение, что океан может загореться и превратиться в нечто совершенно новое. Как будто бассейн с глубоко-синей водой очищается и кажется золотистым от источника света, падающего на него.

Что-то совершенно странное и в то же время такое, что каждый должен увидеть.

Не осталось и следа темноты, когда огромный огненный шар поднимается на горизонте, распространяя тёплый золотисто-пурпурный цвет по всему небу во всех мыслимых направлениях. Облака мерцают, как пыльно-розовая сахарная вата, перед произведением искусства, которым является небо.

Захватывает дух, когда видишь, как солнце окрашивает небо всего мира.

Колин поднимается на ноги, и поднимает меня, как только встаёт сам. Он подводит нас к краю, и мы просто стоим там, наблюдая за восходом солнца.

— Сделай это, — шепчет он. — Кричи, ори, выплесни свой гнев и разочарование.

Я позволяю себе в шоке посмотреть на Колина. Он сказал, что я могу это сделать, но я не думала, что он действительно этого захочет.

— Думай о небе как о своей боли и кричи на него.

— Ты сумасшедший, — говорю я ему, усмехаясь.

— Я переживу. — Он поворачивается и поднимает моё лицо к небу. — Сейчас, Лилибаг. Кричи. — Он делает несколько шагов назад, предоставляя мне больше пространства.

И когда это овладевает мной. Гнев, который я испытываю из-за того, что никогда не была достаточно хороша. Разочарование, которое я испытываю из-за стремления к лучшей жизни, которая никогда не наступит. Боль, которую я испытывала в течение многих лет из-за разлуки с моими родителями, взяла верх надо мной и моей семьёй.

Поэтому я кричу.

Я кричу во всю мощь своих лёгких, позволяя всему гневу и агонии из моего прошлого покинуть моё тело.

Он был прав. Это освежает. Приятно наконец-то выплеснуть все это наружу.