Каждый раз Эйзер брал себе в команду на четвертый уровень кого-нибудь с Полигона, и теперь с удовольствием взял бы Тальпаллиса, у него чутье на людей и умение на них влиять. Однако что-то в этом парне было неправильным, чужеродным. Слишком ему везло в странном.

Догадка крутится скользкой рыбиной в мутной воде, будоражит, но ее никак не удается ее ухватить.

Тренькает коммуникатор. Эйзер шагает к проектору и нажимает на кнопку, останавливая трансляцию, включает связь. Приятный женский голос извещает:

— Два канала связи. Личный, уровень «альфа», и доктор Рианна Роу.

Кто бы ни названивал по «альфе», подождет, жизнь дочери важнее. Усаживаясь в кресло, Эйзер дает голосовую команду:

— Соединение с Рианной Роу.

Над столом появляется голограмма миниатюрной женщины.

— Да ниспошлет Ваал свою милость на вас, великий Эйзер Гискон, — она склоняет голову в приветствии, выдерживает секундную паузу и распрямляет плечи. — Донор найден. Можно начать пересадку костного мозга уже через два дня, но… Я не могу гарантировать результат. Мало того, результат может быть отрицательным… Совсем отрицательным. Организм Дари ослаблен нашими предыдущими попытками. Мне понадобится ваше письменное согласие.

— Вероятность? — спрашивает Эйзер.

— Летального исхода? Двадцать-тридцать процентов.

— Спасибо. Вечером буду в клинике.

Семьдесят процентов вероятности, что Дари выживет — это очень много. Болезнь быстро прогрессирует, ремиссия не наступает, и если ничего не сделать, девочка умрет в течение месяца. Может, и через неделю. От бессилия Эйзеру хочется ударить стену. В его распоряжении миллиарды, собственные клиники, лучшие врачи, и он ничем не в силах помочь любимой дочери! А тут еще и мать заболела, и тоже все очень сложно. Если б он был верующим, подумал бы, что его семью прокляли, и поспешил принести жертву Ваалу, Эйзер же был здравомыслящим человеком.

— Канал «альфа», — говорит он, мысленно перебирая фамилии великих родов, кто бы мог его побеспокоить.

Над столом появляется голограмма лица Гамилькара Боэтарха. Он чем-то сильно недоволен, ноздри его трепещут, под глазами залегли черные круги. Промышленник, он из-за бунтов теряет больше всех. Неужели собирается предложить альянс? Эйзер и сам подумывал выступить в роли миротворца, собрать представителей всех древних пунических родов и посадить за стол переговоров, потому что иначе быдло просто всех сметет, но понимал, что слишком велика между ними ненависть, зревшая веками и сдерживаемая лишь Белым судьей.

— Да ниспошлет Ваал тебе свою милость, Эйзер Гискон, — чеканит Гамилькар. — Дай добро на приземление моего флаера, есть разговор.

Эйзер вскидывает бровь.

— Причина визита?

— Личное. Только при встрече.

— Хорошо, жду.

Через десять минут прозрачные створки распахиваются перед Гамилькаром, сопровождаемым двумя людьми из личной охраны Эйзера, к этому моменту он включает все экраны на стенах, не хочется беседовать с этим человеком в тишине и покое.

Боэтарх переступает порог, и от него буквально разит… Безумием? Опасностью? Иррациональное чувство толкает Эйзера гнать гостя взашей. Что-то в нем сильно не так. Что? Хочется, чтобы сюда вошли охранники, но беседа предстоит личная.

— У всех у нас мало времени, — говорит Боэтарх. — У тебя есть кое-что, нужное мне.

Эйзер отмечает, что поведение Гамилькара изменилось, он стал резким, излишне откровенным, может, тому причиной неожиданная смерть его жены? Но он не носит траур…

— У меня много такого, что тебе хотелось бы заполучить, — ухмыляется Эйзер.

— Буду краток. На Полигоне есть интересный мне человек, даю пять миллионов за его смерть.

Огромных усилий стоит Эйзеру не выпучить глаза. Что за глупости?

— Назови его имя, — Эйзер берет стакан, делает глоток воды.

— Леонард Тальпаллис.

Вода становится поперек горла, слезы наворачиваются на глаза, и Эйзер отворачивается, чтоб Боэтарх не видел, как подействовали его слова.

— Но почему? — сделав еще глоток, спрашивает он. — Это очень, кхм, странная просьба, и тебе придется ее объяснить.

В глазах Гамилькара разгорается фанатичный огонь, он делает шаг навстречу.

— Просто поверь, он должен умереть. Иначе мир рухнет в бездну!

Огонь безумия перекидывается на Эйзера, плавит хладнокровие, сжимает горло… Он отходит от сумасшедшего Боэтарха, нажимает на тревожную кнопку, говоря:

— Принцип шоу — полное невмешательство, и я от него не отступлюсь. К тому же шансов у этого человека один к ста.

Гамилькар хлопает по плечу, и от его прикосновения по телу разливается жар.

— Ты не представляешь, как важна его смерть. Только я могу остановить хаос!

Эйзер заставляет себя расхохотаться, хотя ему совсем не до смеха.

— Гамилькар, тебе нужно отдохнуть и полечить нервы. Как смерть одного человека может остановить все, что происходит? Ты хоть сам себя слышишь?

Входят охранники, и Гамилькар пятится к двери.

— Если захочешь это остановить, набери меня.

Он улыбается так, словно победил, а не его только что выпроводили из кабинета, и Эйзеру очень не нравится его самоуверенность. Почему он так заинтересовался Тальпаллисом? Что в этом человеке такого опасного? Он ведь просто боец со второго уровня. Или не просто боец? Просьба Боэтарха — безумие или… плеснулась догадка огромной рыбиной, показала хвост и исчезла в мутной воде.

Эйзер включает повтор эпизода, где Тальпаллис с помощником разговаривают про Трою, всматривается в объект обсуждения: черноволосый, черноглазый, пропорционально сложенный, гармонично прокачанный — обычный мужчина средних лет, ничего примечательного. Соединившись с выпускающим директором шоу, Эйзер дает распоряжение:

— Хэн, нужна вся информация по Тальпаллису. Где родился, кто его родственники, чем прославился. Внимательно отсмотрите все эпизоды, где он засветился, начиная с Чистилища. Фиксируйте все необычное. Если досье получится слишком длинным — не страшно, я сам выберу то, что мне интересно.

Дежурить ночью выпало Тейну, затем его сменил Вэра и провел на стенах до утра. Хотя я и подозревал, что осада начнется не раньше утра, лучше было перестраховаться.

Утром, после завтрака, Вэра хлопает в ладоши и объявляет:

— Подойдите те, у кого нет арбалетов. Да и остальные, потому что запас болтов исчерпаем, а арбалету есть достойная замена.

Он поднимает руку со связкой веревок с кожаными вставками наподобие седла. Кажется, я догадываюсь, что это.

— Праща. Я делал их всю ночь. Говорят, первым орудием человека было копье, но это не так. Первым был камень. — Нашего молчаливого карталонца, похоже, прорывает. Причем говорит он, как на инструктаже — четко, кратко, по делу. — Человек усовершенствовал его как оружие и создал пращу. Она не уступает арбалету в убойной силе в ближнем бою. В дальнем, к сожалению, сложно попасть в цель. В древние времена пули пращи пробивали медные кирасы и ломали ребра. Вы все парни тренированные, освоить азы вам будет несложно. Идемте за ворота.

На ходу спрашиваю:

— Ты случаем не инструктор по выживанию?

— У следопытов тоже есть звания. Я сержант. В мои обязанности входит обучение молодняка.

Выходим за пределы крепости, выстраиваемся полукругом слева от инструктора Аркан и Эристан смотрят на нас со стены. Окинув нас взглядом, Вэра рассказывает, каков принцип работы пращи и добавляет:

— Есть три фазы. Первая: крут. Не имеет значения какой: вертикальный, — он вертит пращу возле себе, поднимает над собой, как лопасть вертолета, — или горизонтальный, без разницы, как вам удобно. — Вторая фаза: съем камня с орбиты предварительной раскрутки. Сейчас я выполню крут и остановлю руку с самом конце второй стадии. — Он несколько раз заводит правую руку за голову при левой, вытянутой вперед. — Видите? Так удобнее всего перейти в третью стадию.

Вэра делает резкий мах, петлица соскальзывает с пальца, и камень из кожаной корзинки вылетает, со звоном ударяется в валун, выбранный целью.