Вечером, примерно за час до ужина, Джеймс спускался в главную гостиную, мысленно готовясь к очередной проверке на прочность. Потому что Элоди уже была там, а он не был уверен, что продержится дольше. Еще немного, и он сделает предложение в третий раз, выставив себя дураком.

За последние пару дней он окончательно пришел в себя, хотя руки всё еще тряслись. Но это пройдет, и тогда потребуется последнее усилие, чтобы вернуть себя в точку, где тяга не будет настолько сильной. Но он уже проходил через это и верил, что способен проделать этот трюк еще раз. Жизнь пойдет своим чередом, если только…

Если он придумает, что делать с Элоди.

Он не мог ее выгнать, а она не желала уходить.

На самом деле, он готов был наблюдать вечность, как она общается с его семьей, по очереди очаровывая каждого из них. Уилл и Джордж, — а теперь и их жены, — были от нее в восторге. Да и его слуги, по правде говоря, тоже. Она будто была рождена, чтобы приехать и согревать это место, даря всем и каждому свет.

А вчера она ворковала с сыном Уилла и Сары в импровизированной детской, и когда Джеймс увидел это, его сердце разбилось на части. Элоди будет прекрасной матерью. Вот только он сам уничтожил все шансы на то, что она станет матерью для их общих детей.

— Доброго всем вечера, — поздоровался он с семьей, когда спустился в гостиную.

Он взглянул на Элоди и чуть не забыл, как дышать. В небесно-голубом платье, расшитом серебряной нитью, она походила на мифическую богиню, закутанную в мерцающий ореол. Такая красивая…

Она смотрела на него, и он готов был улыбнуться, хоть и знал, что не должен этого делать. А потом она произнесла ужасную вещь, которая никак не сочеталась с ее нежным образом.

— Милорд Рочфорд, — улыбнулась она, — должна сообщить, что покидаю ваш дом завтра утром. Благодарю за оказанное гостеприимство.

Джеймс замер. Ее слова ощущались, как удар под дых. Братья переглянулись, явно потешаясь над его растерянным видом, но ему было плевать.

— Уезжаете? — прошептал он.

В ее глазах и правда промелькнуло веселье, или ему показалось? Неужели он настолько жалко выглядит?

— Да, — подтвердила Элоди. — Завтра утром.

Ну вот. Она сделала это. Поддалась на его уговоры.

Джеймс хотел этого. Он знал, что ей так будет лучше, но это не меняло сути — его первым порывом было рявкнуть, чтобы осталась стоять на месте. Пусть не смеет никуда уезжать!

А если бы приказ не сработал, он бы стал умолять…

Джеймс прочистил горло, всё еще глядя на Элоди.

— Кхм-кхм… А почему бы вам для начала не послать весточку отцу? — предложил он.

Это задержит ее еще ненадолго.

— О, в этом нет необходимости, — беспечно отмахнулась Элоди. — Изабель и Генри прибыли в Лондон, я погощу у них пару дней, прежде чем вернуться домой.

Лондон. Она останется в Лондоне еще на несколько дней. Это будет еще худшей пыткой, чем держать ее под своей крышей. По крайней мере, пока Элоди здесь, Джеймс мог быть уверен, что ее не обнюхивают другие мужчины.

Теперь, с запятнанной репутацией, она станет добычей для каждого распутника и подонка в этом проклятом городе. И в своей доброте и наивности она может стать жертвой одного из них… Она ведь уже повелась на него, главного распутника и самого гнусного подонка.

— Дорогая, я так рада, что ты останешься в городе! — воскликнула Сара, сидевшая на диванчике у окна. — Тебе придется пообедать со мной и Уильямом, мы настаиваем.

— Разумеется, леди Элоди, — кивнул Уилл, бросив на Джеймса насмешливый взгляд. — Я приглашу кого-нибудь из своих друзей, чтобы у вас была достойная компания.

Вот же сволочь!

— Как насчет Нэйтана? — уточнила Сара. — Мы так давно его не видели…

Уилл ухмыльнулся, не отрывая глаз от Джеймса.

— Нэйтан? Отличный выбор.

Джеймс стиснул зубы. Потребность выбить из брата душу еще никогда не была такой сильной.

Нэйтан Карлайл — богатый, блондинистый и чертовски обаятельный сукин сын. Все женщины Лондона его обожали, и будь Джеймс проклят, если Элоди станет одной из них.

Но что он мог сделать? Как это предотвратить? Он постоянно твердил, что ей лучше уйти, но отпустить ее к другому мужчине — это то, к чему он не был готов. Он не это имел в виду, черт возьми!

Проклятье.

Но ведь это было бы логичным исходом, ведь не уйдет же она в монастырь. Нет, она пойдет дальше, найдет себе мужа и создаст семью…

О, уже сейчас она Элоди выглядела такой сияющей и счастливой. Конечно, она была счастлива. Он же отвратительно обращался с ней, доставил столько боли и хлопот…

— Извините, — пробормотал Джеймс и резко развернулся на пятках, чуть не врезавшись в ближайший торшер. Без сомнения, Нэйтан Карлайл ушел бы куда изящнее. — Я должен отдохнуть.

— Отдохнуть? — спросил Уилл с притворным удивлением. — Но еще рано…

— Я устал! — выкрикнул Джеймс, не в силах больше этого выносить.

Он не помнил, как добрался до спальни. Он почти перешел на бег, и гнев нарастал с каждым шагом вместе с желанием выпить. Хотелось залить в себя бутылку виски, не меньше.

Он не устал, он просто не смог бы сидеть и слушать, как Элоди строит планы на жизнь. С подорванной репутацией или нет, она точно будет счастлива. А он что? Всё, что ему останется — холод и безразличие. Имущество, арендаторы, попытки отбиться от наглых охотниц за титулом…

Он останется один, это не подлежало сомнению. Он не хотел никакой другой женщины, кроме Элоди, хоть и не мог даже толком понять, почему.

Да, почему? Что в ней такого особенного, что делало ее незаменимой? Джеймс не мог свести ответ к чему-то одному. Всё, что он знал — когда она рядом, он чувствовал себя человеком. Нужным и важным. Вместе с ней его существование обретало смысл, а без нее он как будто и не жил никогда.

Он захлопнул дверь и кинулся в кресло. Закрыл лицо руками и тяжело вдохнул и выдохнул. Его мысли блуждали между образом Элоди и адским желанием выпить. Напиться, как последняя скотина. Боль в груди казалась невыносимой.

Джеймс не знал, просидел ли он так пять минут или целый век, прежде чем в дверь постучали. Наверное, это Джордж пришел узнать, всё ли в порядке.

— Войдите, — буркнул Джеймс, нехотя поднимая лицо.

Это не Джордж. На пороге стояла Элоди.

Он не удосужился встать.

— Тебя не должно здесь быть.

Черт, эта женщина не стесняется приходить к нему в спальню независимо от времени суток.

— Знаю, — сказала она, закрывая за собой дверь. — Я просто подумала, что нам следует поговорить.

— Нам разве есть, что еще обсудить?

Элоди улыбнулась его провальной попытке сыграть в невежество.

— Есть много вещей, на самом деле, но в основном я хочу извиниться.

Извиниться? За что на этот раз? В рыбе за обедом было мало соли или луна не взошла достаточно высоко? Бог знает, в какой еще ерунде она готова себя обвинять.

— Тебе не за что извиняться, — ответил Джеймс.

Она подошла ближе и устроилась в кресле напротив.

— Думаю, что всё-таки есть. За то, что не доверяла тебе. Или себе, раз уж на то пошло. Прости за то, что я сказала той ночью в доме моего отца. Мне жаль, что это заставило тебя выпить.

Джеймс вздохнул и покачал головой.

— Я сам это выбрал…

— Знаю, но, кажется, я помогла тебе.

Он решился поднять глаза, чтобы встретить ее ясный и чистый взгляд.

— Не делай этого с собой, — попросил он. — Не вини себя за чужие поступки. Ты не сделала ничего такого понимаешь? Ничего. Поверь, я кое-что знаю о ненужном чувстве вины.

Элоди положила ладонь ему на руку, и Джеймс вздрогнул, когда их пальцы соприкоснулись.

— Ты имеешь в виду своего отца, не так ли?

Он кивнул. Они никогда не говорили об этом, потому что обычно он избегал этой темы, если только не был вынужден обсудить ее с братьями. Странно, но теперь ему хотелось вывалить всё на Элоди.

Он наклонился, и их лица оказались дюймах в шести друг от друга, не больше.

— Я винил себя в его смерти с тех пор, как протрезвел достаточно, чтобы взять на себя ответственность.