Лонгшор фыркнул.

— Бросьте, дружище, никто не смотрит. Обещаю, вас не будут ругать, никто не узнает.

Издевка в его голосе была очевидна, но Джеймс ее проигнорировал.

— Я буду знать.

Лонгшор покачал головой и сам сделал глоток.

— Грустно, когда англичанин слишком труслив, чтобы просто выпить.

Мужчины, стоявшие вокруг них, замолчали, затаив дыхание. Теперь они ждали реакции Джеймса, но виконт не хотел доводить дело до греха. Ведь Элоди где-то рядом, и она может услышать его. Было бы нелепо терять лицо, когда всё только-только начало получаться.

— Разве трусливо избегать того, что вредно? — пожал он плечами, заставляя себя звучать непринужденно.

— Что может быть вредного в простом напитке?

Джеймсу показалось, или Лонгшор уже неплохо приложился? Может, поэтому и осмелел?

— Это вредно для меня, — ответил он. — Видите ли, я не смогу остановиться на одном глотке, и последствия будут губительны.

Лорд Бренч, который стоял рядом, попытался что-то сказать. Возможно, он хотел вмешаться и сменить тему, но Лонгшор не дал ему шанса.

— Значит, вас останавливает слабость, — сказал он, глядя Джеймсу в глаза.

А вот это было уже слишком.

Раздражение виконта стремительно превращалось в гнев, и он уже не ручался, что Энтони Лонгшор покинет пикник с полным набором зубов, если продолжит в том же духе. На мгновение Джеймс забыл обо всём — об Элоди и других дамах, о лордах, которые его окружали. Ему просто хотелось сделать один очень сильный, точный удар, который заставит пижона заткнуться.

— Вы когда-нибудь видели меня пьяным, господин Лонгшор? — тон Джеймса больше не был дружелюбным. В нем сквозила угроза, но Энтони, кажется, ее не расслышал.

— Нет, — ответил он.

О, ну конечно же нет. Если бы видел, вряд ли бы он так старался.

— Но, полагаю, вы слышали истории обо мне, — продолжил Джеймс.

Лонгшор ухмыльнулся.

— Слышал парочку.

Только забавные, очевидно. И ни слова о тех, что следовали за ними. О том, например, как Джеймс сломал человеку челюсть лишь за то, что тот оскорбил цвет его жилета.

— Кажется, друг мой, вы сами хотите стать частью такой истории, — сказал он Лонгшору с вызовом. — Но для этого мне не обязательно пить! Давайте я вам расскажу, что будет, если я осушу эту флягу.

С этими словами он шагнул к Лонгшору и понизил голос, яростно пробормотав:

— Как только я выпью и утрачу контроль, то найду палку потолще и затолкаю ее тебе так глубоко в задницу, что ты сможешь поковыряться ею в зубах. Понял меня, ты?

Лонгшор раскраснелся, а Джеймс отпихнул его и развернулся, чтобы уйти. Единственное, о чем он молился, это чтобы ни у Лонгшора не хватило ума пересказать его грубость Элоди. И приукрасить её, по случаю.

Глава 14

В тот день Элоди нашла лишь пару минут для общения с Джеймсом. Это была не более чем прогулка после пикника, когда все гости возвращались в поместье. Они вдвоем немного отстали, чтобы скрыть свою беседу от лишних ушей.

Сначала Элоди показалось, что Джеймса что-то тревожит, но подозрения рассеялись, когда он одарил ее яркой и теплой улыбкой.

— Кажется, я нравлюсь твоему отцу, — сказал он, опуская поля своей шляпы, чтобы не слепило солнце.

Элоди улыбнулась.

— А еще ты явно нравишься леди Девон.

Джеймс недоуменно нахмурился.

— С чего ты взяла?

— Ну-у-у… Она не сводила с тебя глаз, пока мы были на пикнике.

— Да? Я и не заметил.

Ей были приятны эти слова. Как и тот факт, что жаркие и любопытные взгляды леди Девон ускользнули от внимания Джеймса. Значит, он действительно не смотрел на других женщин, а это не может не радовать.

— Надеюсь, симпатия твоего отца ко мне иного рода, нежели у леди Девон, — сказал он.

Элоди рассмеялась и отметила, что Джеймс в этот момент стал выглядеть еще счастливее, чем прежде. Ему явно нравилось ее смешить.

— А что у вас произошло с Энтони Лонгшором? — спросила она.

Элоди видела, как они о чем-то говорили ранее, и, судя по их лицам, беседа была далеко не дружеской. Лонгшор не проронил ни слова после того, как они разошлись, и у нее появились подозрения… Вдруг они говорили о ней?

Слишком самовлюбленные мысли, но Элоди не могла от них отделаться.

Джеймс напрягся от ее вопроса, но всё-таки вздохнул и ответил:

— Лонгшор слишком настойчиво предлагал мне выпить. Я попросил его так больше не делать.

Элоди нахмурилась и сильнее сжала зонтик.

— А ты… Тебе было трудно отказаться?

Он усмехнулся, слишком резко и отрывисто.

— Чертовски трудно.

Элоди ценила эту честность. И то, что Джеймс не пытается выставить себя святым. Но она всё еще не понимала, почему? Что такого в этих напитках, чтобы они так сводили человека с ума?

Однако накануне вечером она наконец добралась до очерка Томаса Троттера, и кое-что для нее прояснилось.

Они прошли еще несколько шагов в тишине, наблюдая, как гости уходят всё дальше и дальше, прежде чем Элоди решилась воспользоваться моментом.

— Знаешь, я кое-что читала на тему пьянства.

Джеймс остановился, но всего на секунду, а потом снова пошел за ней.

— И что же ты узнала? — спросил он. Прозвучало настороженно, почти испуганно.

Элоди нервно повертела зонтиком.

— Узнала, что некоторые считают это болезнью ума, а не тела.

Джеймс фыркнул.

— Значит, я сумасшедший?

Его взгляд цеплялся за что угодно, кроме нее. У Элоди сжалось сердце, и она постаралась тщательнее подобрать слова.

— Ты не сумасшедший, Джеймс. И не слабый.

Он вздрогнул, но она сделала вид, что ничего не заметила.

— Это такая же болезнь, как и любая другая, — продолжила Элоди. — Хоть и трудноизлечимая.

Джеймс прищурился, глядя вперед.

— Ты говоришь так, будто веришь, что это можно излечить.

— Да, я верю.

Он резко остановился и повернулся к ней. В его чертах проявилось отчаяние. Элоди тоже остановилась и заглянула ему в глаза, готовясь к худшему. Она уже почти пожалела, что завела этот разговор.

— А что бы ты сделала, если бы я «заболел» здесь, у тебя дома? Если бы вел себя, как в прошлый раз? Больным вроде меня указывают на дверь, разве нет?

На секунду она растерялась. На эти вопросы было так сложно ответить! Одно дело рассуждать о пристрастиях Джеймса, пока он трезв и в своем уме, но совсем другое — представить, во что он превратится, если выпьет. Это дикое, разрушительное поведение могло бы навредить и ему самому, и всем вокруг.

И всё же Элоди знала ответ.

— Я бы постаралась помочь тебе.

Джеймс горько усмехнулся.

— Потому что это христианский путь? О сирых и убогих нужно заботиться, правда?

Он издевался над ней или над собой? Или просто был слишком смущен ее признанием? В любом случае, правда с готовностью сорвалась с ее губ.

— Потому что мне не всё равно, Джеймс. Я хочу лучшего для тебя.

Он издал тихий стон и отвернулся. Провел рукой по лицу, будто силы внезапно его оставили.

— Спасибо, — наконец сказал он после долгого молчания. — Надеюсь, твоя помощь не понадобится, и я не сорвусь.

Она усмехнулась, пытаясь разрядить обстановку.

— О, это в твоих же интересах. Не такая уж я и хорошая сиделка, знаешь ли.

Он рассмеялся, и они продолжили путь. Говорили о глупостях, поддразнивая друг друга, и рассказывали забавные история о своих братьях и сестрах. Тема пьянства больше не поднималась, хотя Элоди и хотелось поговорить об этом больше. Глубже. Но она решила, что начало уже положено, и дальше просто остается подождать более подходящего момента.

Вернувшись домой, Элоди удалилась к себе, чтобы освежиться и немного отдохнуть. Но покоя там не было, потому что ее сестры пришли раньше и теперь ждали ее в полном составе, заявляя, что им нужно поговорить.

О Джеймсе, конечно же. О ком же еще.

— Эли, ты же знаешь, что начнутся пересуды, — проворчала Мюриэль, скрестив руки на груди. — Все видели, как ты разгуливаешь с виконтом Рочфордом, а потом возвращаешься… вся покрасневшая!