Пролог

Он был пьян в ту ночь. Очень пьян. Мир кружился вокруг него, а мысли путались. Он не собирался так напиваться, честно, но это… Черт, это просто случилось. Уже в который раз.

Сначала был один бокал бренди, потом другой, за ним последовал третий. И вот уже ноги Джеймса стали ватными, а тело сковали липкие, тягучие цепи. Но ради этого он и пил, не так ли? Ему нравилось. Это оцепенение, оно похоже на замедленный полет.

И всё же он был не настолько пьян, чтобы забыть обещание, данное ранее утром прекрасной Элоди Буршье. Он попросил ее руки, и она согласилась! Ее тихое и робкое «Да» сделало его самым счастливым мужчиной в мире.

Оставалось только обо всем их рассказать отцам. Благо они были добрыми друзьями, так что никаких препятствий к этому браку попросту не существовало.

Согласие будет получено, и Элоди станет его женой. Уже скоро он поцелует ее сладкие губы, обнимет роскошное тело, сделает ее своей, без остатка… Эти мысли разжигали в нем желание. Возможно, не так уж сильно он и напился.

Опрокинув последний стакан, Джеймс решил, что пора покинуть компанию любезных джентльменов, которые уже готовы были хлестать бренди из горла. Хотя… Он мог бы оставаться с ними всю ночь и пить. Только когда он пил, то чувствовал себя свободным.

Элоди тоже дарила чувство свободы. А еще из-за Элоди на утро не болела голова.

Ее образ проплывал у Джеймса перед глазами, пока он неуверенно шагал по темным коридорам графского дома. Чуть не упал на лестнице. Загородные пирушки всегда такие веселые!

Оказавшись в спальне, он скинул ботинки и бросил на пол жилет. Через секунду туда же последовала рубашка. Джеймс споткнулся, снимая штаны, и упал на кровать с радостным криком:

— Ой! Ха-ха!

Он пинал одежду так яростно, будто она его оскорбляла. Когда, наконец, его тело избавилось от возмутительных оков, и он раскинулся на кровати — притихший и совершенно голый. Мягкий летний ветерок дул в окна, делая ночь прекрасной.

Мир больше не вращался, но немного покачнулся, когда он закрыл глаза и отдался тьме. Это было похоже на катание на лодке. Джеймсу всегда нравились лодки. А еще нравилось томное состояние между пьяным сном и не менее пьяной реальностью.

Ни мыслей, ни сомнений. Ни горестей, ни радостей. Ничего, кроме сладкой темноты.

Джеймс почти уснул, когда что-то коснулось его бедра. Или кто-то? Он встрепенулся и нахмурился, пытаясь открыть глаза. Веки разомкнулись неохотно. Его зрение осталось затуманенным, и всё же он смог различить силуэт девушки с длинным темными волосам.

Он улыбнулся.

— Элоди…

Само ее имя — воплощение спокойствия и счастья. Но что она здесь делает? Об их помолвке еще никому не известно. Если ее заметят тут — она пропала. Меньше всего Джеймсу хотелось, чтобы их брак начинался со слухов, порочащих ее честь.

Он замычал и покачал головой.

— Любимая, тебе нельзя…

— Т-ш-ш… — ответила она.

Ее нежная рука скользнула между его бедер и начала вытворять такое, от чего Джеймс мгновенно возбудился. Приглушенный стон сорвался с его губ. И где только неопытная девственница научилась такому искусству?

Если бы он был трезв, то подумал бы над этим вопросом подольше. Он бы заставил себя открыть глаза пошире и внимательнее рассмотреть женщину, стоящую на коленях у него между ног.

Но он не был трезв и не сделал ни одну из этих разумных вещей.

Позже, когда она оказалась сверху, Джеймсу показалось, что в дверях кто-то тихо охнул, но этот звук потонул в сладких вздохах Элоди. А ему уже было плевать, девственница она или нет. Не важно, что они делят ложе до свадьбы.

Значение имело лишь, что эта удивительная, чудесная женщина наконец-то принадлежала ему. И он никогда ее не отпустит.

Глава 1

Лондон, сентябрь 1817 года

Джеймс Клифтон, виконт Рочфорд, сидел за дубовым столом в своем кабинете и в сотый раз перечитывал письмо, которое ему принесли час назад. Его глаза бегали по строчкам, но он не мог поверить в то, что в них видел. Его пальцы дрожали, сжимая пергамент. Щеки пылали, в ушах стоял гул.

Может, он помешался?

Дверь с грохотом распахнулась, и Джеймс вздрогнул.

— Ну и? — раздался возглас. — Ты собираешься принимать приглашение от Буршье?

Джеймс кинул на младшего брата раздраженный взгляд. Уильям как ураган ворвался в его комнату и, похоже, собирался залезть ему в душу со своими расспросами. Удивительная способность — всегда появляться в самый неудачный момент. Или наоборот в самый удачный?

Джеймс прочистил горло, прежде чем ответить:

— Вообще-то, именно этим я и занимаюсь.

Уильям с грохотом отодвинул стул и уселся напротив брата. Он сделал вид, что принюхивается, а потом с хитрым прищуром посмотрел на Джеймса.

— Ты что, пьян?

Кому-то манеры Уилла могли показаться оскорбительными, но только не Джеймсу. Он лишь усмехнулся и откинулся на спинку стула, скрестив руки за головой.

— Я трезв, как тетя Мойра.

Уилл удивленно моргнул.

— Тетя Мойра мертва последние десять лет.

Джеймс лукаво улыбнулся.

— Ну ты же не будешь спорить, что за всё это время она не брала в рот ни капли?

Уилл расхохотался, и от этого звука на душе у Джеймса стало теплее. Прошло два года с тех пор, как они наладили настоящую братскую связь, и виконт старался в полной мере наслаждаться моментами близости и веселья. И гнал от себя мысли о том, как много лет они потеряли. И всё по его, Джеймса, вине.

Он опустил руки и слегка тряхнул головой, чтобы сбросить с себя печаль. Но было уже поздно — воспоминания мелькали у него перед глазами, яркие, как вспышки молний…

Вот Джеймс пьёт, а Уилл с презрением фыркает. И снова Джеймс пьёт, а Уилл кричит, что тот себя погубит. А вот брат бросается на него с кулаками, обвиняя в смерти отца, и даже не пытается скрыть яростные слезы…

Погружаться в прошлое всегда слишком больно. И всё же сегодня прошлого не избежать. Приглашение от Роберта Буршье, графа Дорсета, пришло, как неожиданный гость, которого никто не ждал, но честь требует его принять.

Сначала виконт решил, что это чья-то гнусная шутка. Зачем старому графу звать его в свой дом? Едва ли Буршье забыл, что именно Джеймс вытворил, когда в последний раз гостил у него.

Воспоминания о той ночи были не самыми яркими, и вовсе не потому, что с тех пор прошло уже три года. Просто Джеймс тогда надрался, как последняя скотина. Он думал, что спал с Элоди, а на утро проснулся в одной постели с ее сестрой.

Конечно же, Элоди отказалась выйти за него замуж. Она отказалась даже говорить с ним. Его вышвырнули из поместья, как паршивую собаку. Не то чтобы Джеймс обиделся.

Следующие несколько месяцев прошли для него, как в тумане. Мир был нечетким и размытым, пока он пытался забыть лицо Элоди. И ему показалось, что почти сработало, пока они не встретились на приеме у лорда и леди Харингтон.

Он смотрел, как она танцует с каким-то молоденьким пижоном — танец за танцем, танец за танцем… Такая красивая, легкая, неземная. Сам Джеймс никогда так долго не танцевал с ней.

Ревность затмила его разум, и он сам не заметил, как влил в себя бутылку мерзкого шампанского, а потом… Ему просто хотелось, чтобы Элоди обратила на него внимание. И он не нашел ничего лучше, чем привлечь его, справляя нужду в чашу для пунша у всех на виду.

Джеймс никогда не забудет жуткую смесь отвращения и боли, с которой Элоди смотрела на него в тот момент.

— Ты хочешь ее увидеть, не так ли?

Голос брата вырвал его из тяжких воспоминаний. Он взглянул на Уилла и вопросительно приподнял бровь.

— Ты хочешь увидеть свою Элоди, — повторил брат.

Это больше не был вопрос, но Джеймс всё равно кивнул. Звука ее имени было достаточно, чтобы его сердце сжалось от жгучего и ядовитого стыда.