Всё иносказательно, чтобы не говорить конкретно об этих событиях, но и так всё всем было понятно.

Пальцы пробежали по фигуре главы рода выбитом на створках. И тут лёд сковал ладонь. Я попытался отдёрнуть руку, но та словно примёрзла к створке. Хуже того, я её практически перестал чувствовать, а онемение распространилось всё дальше по руке.

Защита некрополя!

Я судорожно стал перебирать в сознании руны, что могли бы помочь. Вот только у меня даже мышей нет, чтобы их душами воспользоваться. Я заозирался, готовый при необходимости отсечь предавшую меня конечность.

Тут рука помимо моей воли толкнула створку усыпальницы, и та беззвучно поддалась. Поток воздуха ударил в лицо, а я вновь начал в полной мере ощущать руку.

Неужто моя руническая заготовка сработала? Или, может, артефактная дверь почувствовала кровь потомка? Пусть сила, а вместе с ним и титул передаётся по отцовской линии, но кровь матери тем не менее оставляет свой след. Это то, что невозможно изменить.

— Сочту за приглашение, — пробормотал я и сам удивился тому, что мой голос дрожал.

Я сделал шаг в холод и мрак. Лунный свет, пробиваясь в линию створок, высветил прямоугольный саркофаг. Несмотря на годы, прошедшие с момента погребения, на нём не было пыли! Более того, даже возложенные при захоронении цветы оставались свежими и едва ощутимо благоухали.

— Надеюсь, моему отцу и братьям кто-нибудь организует столь же достойный последний приют, — не без опаски я коснулся поверхности саркофага. Но ничего не произошло. А я продолжил тихую исповедь-молитву: — А ты, прадед, извини за то, что мне придётся сделать.

Усилие и крышка саркофага с едва слышным скрипом начала двигаться. Сказать, что она была тяжёлая — ничего не сказать! Не меньше двадцати стоунов! Единственное, что меня спасало — крышка, как и сам саркофаг были идеально отполированы, камень с трудом, но скользил.

— Я тебя не знал… Да и ты меня тоже. Но мать описывала тебя, как умного мужчину при жизни. Очень надеюсь, ты поймёшь, что это нужно! Очень нужно твоему потомку!

С хыканьем я замер, когда примерно четверть пространства саркофага оказалась открыта лунному свету. Внутри было… Нет, не пусто. Тело ожидаемо на месте. Более того, истлевшее до состояния костного скелета, обтянуто пергаментной кожей и в обрывках тряпья.

Но ничего более… Никаких артефактов. Или чего-то подобного.

Чего я, собственно, ожидал? Это всё же захоронение не египетское и даже не в Поднебесной.

— И если всё пойдёт правильно, то и другим твоим потомкам пойдёт на пользу. Потому, помоги мне… Поддержи… Благослови…

Рёбра лучше всего подходят для порошков! Конечности, как детали артефактов. А череп… вот череп лучше не трогать. Не стоит обижать даже мертвецов. И так уже в некоторой степени я перехожу границы.

Вдох. Выдох.

Собраться с духом…

Кулак одним рывком пробил истлевшую плоть на животе покойника. Пальцы дрогнули, но тут же ухватились за нижние рёбра мертвеца.

В тот же миг кости руки дрогнули. Пальцы хрустнули. Длань мертвеца рванулась и схватила меня за запястье руки, которой я пронзил своего прадеда. Перстень на руке мигнул каким-то чёрным светом и перед глазами потемнело.

Солнечный свет приятно ласкает кожу. Лучи жизнерадостно играют на росе, что покрывает листья кустов роз. Не просто роз, а крайне редких, с голубым отливом, наполненных маной, как средненький артефакт С-ранга.

Около этих роз стоит статный мужчина с голым торсом… Хотя, вглядевшись, можно понять — это старик. Седая ухоженная борода и серебристые волосы, собранные в тугой, конский хвост, об этом кричат. Но даже несмотря на преклонные года, тело мужчины крепкое и может служить объектом зависти очень многих мужчин куда моложе его. Со спокойным лицом, мужчина точными движениями подрезает куст розы, наслаждаясь моментом и своим занятием.

И что это такое? Никогда такого не было и вот опять… нужно разбираться.

— Проходите! Не стоит стоять в стороне! — голос мужчины зычный, от него дрожь пробегает по всему телу.

В первый миг я решил, что обращаются ко мне. Но уже в следующую секунду прямо сквозь меня прошли трое.

Первым уверенным шагом идёт мужчина, неуловимо похожий на старца. Разве что волосы его не такие седые, а лицо хоть и пытается сохранить бесстрастность, но внутри его так и бушуют эмоции — сияние глаз его выдаёт.

— Отец, твоя внучка Мария и представитель рода Аркуров прибыли, как ты и просил! — холод, капля раздражения и недовольство, но всё закрыто за искренним почтением.

Я запоздало перевожу взгляд на парочку рядом с говорившим и с замиранием сердца узнаю своих отца и мать. Таких юных, какими я их видел лишь только на голокарточках семейного архива.

Взгляд помимо воли сосредотачивается на матери. Я делаю шаг вперёд. Протягиваю руку… и она проходит насквозь.

Чуть ли не в испуге я отступаю.

Эта иллюзия. Морок. Не нужно забывать.

Последнее проклятие мертвеца! Или, может, не проклятье? Благословение, которого я просил? Ведь я вижу мать… Вижу свою семью.

За все свои двадцать два года жизни я видел маму лишь три раза. Три коротких дня материнского тепла. Три коротких вечера материнских сказок. Три коротких ночи, когда самый близкий человек рядом…

Мама умерла от болезни, когда мне исполнилось восемь лет. Её не смогла спасти ни медицина. Ни магия. Ни любовь отца, что был ради неё готов уничтожить мир.

И вот я её вижу перед собой. Словно живую. Великолепная молодая девушка, едва за двадцать. С горящими жизнью и радостью глазами. В лёгком платьице и сандалиях.

— Дедушка, мы прибыли за твоим благословением, как главы рода, на нашу свадьбу, — без страха, хотя и с толикой смущения поспешно выдаёт мама, будто боясь, что её перебьют.

Она сжимает ладонь моего отца с нежностью и любовью. Тот на полголовы выше её и в рабочем костюме, но в глазах то самое придурковато-возвышенное выражение, свойственное влюблённым, пусть он и пытается сохранить лицо серьёзным.

— Прошу вашего благословения, — стараясь держаться уважительно-весомо, произносит отец с лёгким акцентом, который выдаёт в нём иностранца.

— Отец, объясни хотя бы ты им, что это категорически невозможно! — говорит отец мамы. Леонид Суворов, насколько помню, нынешний глава рода Суворовых, едва сдерживает негодование: — Мало того, что всё это происходит не по правилам! Но через три месяца уже назначена свадьба Марии с Михаилом Юсуповым! Этому договору уже больше десяти лет! У нас крепкие связи с этим родом и старые договорённости.

Возмущения обрывается по одному лишь короткому жесту главы рода. Он всё так же неспешно срезал одну из роз и вдохнув аромат, обернулся к своим потомкам. В его движениях так и сквозило осознание бренности всего бытия и то, что он не только познал это, но примирился и сумел преодолеть.

— Договорённость — это хорошо! Но никакая выгода не стоит счастья моей внучки. И твоей дочери…

— Но…

И вновь хватало лишь взгляда, чтобы оборвать возражения Леонида. Вот что значит быть тем, кто хоть и готов делиться властью с сыном, но ещё остаётся во главе.

— Крепостное право давно отменили! И не нам неволить членов рода в делах душевных…

— Дедушка! Я…

Мария, моя мама, хотела обнять старика в порыве… Но тот вновь двинул бровью, показывая, что не закончил, и все замерли в ожидании слов старика.

— Вот только прежде чем сказать своё слово, я хочу знать: искренни ли ваши чувства, молодые люди?

— Конечно! — по-девичьи звонко и задорно.

— Безусловно! — выступил на полшага вперёд отец, словно защищая избранницу.

Лёгкая улыбка расколола лицо старика. Искры веселья и понимания так и лучились от него. Но вот тон оставался спокойным:

— Прекрасный порыв чувств! Признаться, я давно за вами наблюдаю… — Мария на этих словах чуть заметно смутилась и отступила за спину избранника. — И порыв юности прекрасен. Но мне нужно нечто большее, чем слова, чтобы понять: это лишь лёгкая влюблённость, навеянная горячими телами и бесконтрольными эмоциями, или искренние чувства? На основании чего мне ссориться с родом Юсуповых? Мой сын прав, у нас с ними есть уже договорённости насчёт будущего брака.