Передо мной человек военный, слегка закостенелый во взглядах. И очень властный. А значит, противоречить ему не стоит — это вызовет лишь отторжение.

Следует сыграть на его уверенности в себе. В том, что он ценит свою семью. В конце концов, на его чести, тем более она для него не пустой звук. Собственно, на этом я уже играю, пригласив к себе, когда я в столь беспомощном состоянии, как он сам признал из-за «его контракта», я предстаю в образе раненого бойца. Практически героя!

Подлая манипуляция? Не спорю. Но она заставляет Некифорова чувствовать себя виноватым и ослабляет его внутренние щиты.

— Вы заключили контракт со мной… А я дал обещание о помощи вашему сыну. И я хочу его сдержать, — выгнутая бровь Сергея Анатольевича побуждала продолжать речь. — Ваш сын уважает вас очень сильно. Настолько сильно, что готов выполнять любое ваше слово…

— Я действую в его интересах, — значимо кивнул мужчина.

— Роман принял ваш выбор супруги, что должна создать уют в доме…

Глаза Некифорова недобро сверкнули, намекая, что это не моё дело. Но я не останавливался, не в такой удобный момент:

— Он принял ваш выбор друзей…

Вот тут мужчина опустил глаза и чуть поёжился, понимая, что хоть и поступал правильно, но манипулировал сыном, в том числе для собственной выгоды.

— И он принял профессию, что вы для него выбрали, не сказав ни слова…

Кулаки Некифорова сжались в раздражении — я давил на чувства, которые военный не привык раскрывать перед другими. Ему было некомфортно от того, о чём я говорил.

— К чему это ты ведёшь?

— К тому, чтобы узнать: зачем вы всё это делаете?

— Как и любой отец, чтобы Роману было лучше! Чтобы он не наделал глупостей и ошибок! Чтобы прожил долгую, достойную и счастливую жизнь!

Достойные и хорошие слова. Правильные… И одновременно немного наивные. Такие, какие должен сказать любящий родитель. И я разбил мирок Некифорова всего парой слов:

— Вы не справляетесь! — рявкнул я и тут же закашлялся.

Вспышка ярости, что должна была опалить меня за эти слова, схлынула так и не начавшись. Сергей Анатольевич вздрогнул, а после почти на рефлексах дал мне попить.

Выпив пару глотков, я продолжил:

— Вы не сможете спасти сына от всех ошибок, которые он совершит в своей жизни… вы не сможете постоянно нанимать меня, чтобы я разруливал проблемы. Рано или поздно Роману придётся самому встретиться с суровой реальностью.

— К чему это ты ведёшь? — военный был упрям, но я видел, что за этим упрямством скрывается понимание того, к чему я веду, просто он сам не хочет признавать это.

— Скажите, почему вы обратились за помощью с Безруковым только сейчас? Почти год спустя после их знакомства?

Я заронил семя, но Некифоров должен сам его взрастить. Удобрить аргументами. Полить слезами размышления. Осветить солнцем принятия. И по тому, каким хмурым было лицо военного, он начал понимать, к чему я веду. И как бы он ни хотел отмолчаться, но нехотя признался.

— Он начал оживать, впервые после смерти матери… Он начал встречаться с друзьями. Гулять. Ходить по вечеринкам. И это было хорошо… Пока не стало переходить границы.

— Безруков, безусловно, манипулировал вашим сыном, — я поспешил прервать собеседника, пока правильный посыл не перешёл в негатив. — Он его использовал… И когда он увидел, кто такой на самом деле Безруков, то понял многое о себе. Разве не так?

— Он вырос! — с явной неохотой признал мужчина. — После того, как он вернулся домой… Я видел его взгляд. Он стал взрослее.

— А сумел бы он через это пройти, если бы действовал только по вашей указке⁈ — в ответ тишина. — А сколько таких уроков его ещё ждёт? — вновь тишина. — И разве не лучше получить их в юности, когда ум гибкий, нежели через года, когда вы не сможете помочь, и невзгоды сломают парня, и он будет жалеть о каждом своём выборе?

— Что ты хочешь этим сказать?

Мои слова с трудом прорывались сквозь мировоззрение военного.

— Ваш сын не хочет быть военным, — желваки Сергея Анатольевича загуляли. Но он промолчал и это стало сигналом к тому, чтобы я продолжил: — Ваш сын хочет по-другому служить родине. Он хочет стать дипломатом. Он хочет решать конфликты до того, как они дойдут до кровопролития.

Некифоров отвернулся от меня. Он сделал несколько шагов по комнате. Замер. Я практически слышал, как скрипят зубы старого отставного бойца. Как он возмущён… и как он встревожен.

Вспомнился собственный отец. Он был чем-то похож на Некифорова. Им тоже было сложно манипулировать.

— Дипломатом, говоришь? — протяжно выдохнул мужчина. — Так почему он мне это не сказал? Думаешь, я был бы против?

Сергей Анатольевич обернулся и в его взгляде таилась печаль. Простая человеческая печаль… И ответить на эти вопросы я не мог. Но Некифорову и не нужны были ответы. Он понимал, что как отец он далеко не идеален. Но это не значит, что он не любит своего сына…

— Я выполню твою просьбу! Но при одном условии: если Роман сам выскажет своё желание изменить карьеру, — припечатал мужчина. — А ты, Тёмный… Ты имеешь право на ещё одну просьбу. Мой долг перед тобой не закрыт, ведь то, что ты попросил, лишь внутреннее дело моей семьи, и я не буду считать подобное частью оплаты. Моё слово.

И мужчина в пару шагов дошёл до двери из комнаты. И уже стоя на выходе, он вдруг бросил:

— И ещё… Если Роман действительно хочет быть дипломатом, то я посоветую ему обратиться к тебе. Лучшей практики ему не найти.

Дверь хлопнула. А я улыбнулся… Всё прошло так, как я хотел. Без контракта, конечно. Но кажется, я только что получил в рабство своего первого ученика. Разумеется, он это поймёт далеко не сразу, но тем не менее.

Негодование окутывало главу полиции Петергофа. Никто! Совершенно никто не мог понять его ярости в отношении Тёмного!

Нет, безусловно, все ему сочувствовали из-за закрытия «Арены». Интересовались, как дела у его друга Некифорова с сыном. Но вот понять его они не могли!

А Виктор Александрович не мог рассказать! Проклятый контракт держал его рот закрытым! И что самое отвратительное — обследование ничего не выявило. Никаких инородных элементов в крови или в мозгу! Никаких магических структур… по крайне мере, при базовом исследовании. Ни-че-го!

Это просто выводило полицейского из себя!

А ещё больше злила его эта изворотливость Тёмного! Его требования были смешны. Дела, за которые он брался, казались невыполнимы. Но он, как назло, справлялся! Обещания этого паршивца сбывались. Он свалил главу рода Трощеных! Закрыл «Арену», на которую было потрачено столько сил! Рассорил Некифорова и Безрукова.

И списать на случайность это было нельзя. И совершенно непонятно, как он это делал.

Использовать против «мастера контрактов» своё влияние не было возможности всё из-за того же контракта. Была надежда на Безрукова — не зря же он сдал ему «Арену», а после ещё и придержал полицию? Но и та не оправдалась!

Звонок коммуникатора заставил встрепенуться, а мощная рука чуть не раздавила небольшой приборчик.

— Слушаю! — прорычал он собеседнику.

Ответом ему стал спокойный голос. Услышав его, полицейский вздрогнул и словно бы приосанился. А затем стал внимательно слушать, что ему говорят с другого конца. Односторонний разговор длился практически пять минут. И под конец Виктор Александрович не выдержал:

— Хотите сказать, что такого человека, как Артур Тёмный не существует⁈ Только официальные бумаги, но никаких цифровых следов и свидетелей⁈ Вы уверены?

В ответ что-то ответили, и Виктор Александрович сразу же стушевался.

— Понял! Понял! Кицуне, не совершайте ошибок! Ваш гонорар я переведу в течение часа. А если сумеете отыскать, кто же скрывается за маской Артура Тёмного, то я утрою гонорар!

Собеседник не стал отвечать, и связь отключилась. А вот Виктор Александрович остановился и задумчиво уставился в небо.

— И кто же ты тогда такой, Тёмный?

Я для большего удобства возлежал сразу на нескольких подушках. Можно сказать, даже полусидел, прислонившись к спинке кровати. Утро и в самом деле принесло облегчение — больше не хотел вот прям сейчас умереть. Тело начало понемногу двигаться. Вот только вставать я всё ещё не рисковал. Пока рано.