Годелот сдержал ухмылку:

– Не вопрос. Так вот, передай, что я теперь не голодранец какой-то, в приличном месте служу, и еще неизвестно, уж такой ли я ее папаше негодящий зять. Полковник у меня строгий, но жалованье справное, служба чин чином, я сыт, одет и ни на миг о ней не забываю. Так что пусть зря не ревнует, она у меня та еще штучка, с характером. Да, и вот еще что! – Тут подросток нахмурился и склонился ниже к мальчугану, понижая голос: – Передай, что я встретил одного из тех двух поганцев, с которыми она вечерком гуляла. Я теперь в оба следить буду, вздумает снова вертихвостить – я ее ухажеру мигом нос всмятку расшибу, чтоб по гроб жизни его в чужие амуры совать позабыл. Упомнишь?

– Да чтоб мне провалиться! – Ребенок истово округлил глаза, а шотландец задумчиво покусал губы и сказал еще тише:

– Ты, я вижу, сметливый парень. Вот еще что скажи. Пусть подарок мой бережет и никому не показывает. Знаю, побрякушка неказистая, но какое-никакое, а серебро. Ворья кругом развелось…

Мальчик же, по-детски чутко уловив смену тона, кивнул:

– Все передам, не тревожьтесь.

– Вот и славно. Держи, приятель, за труды. Бывай.

Протянув ребенку маргаритки и еще два медяка, Годелот с мрачным видом направился к торговцу вином.

– Ох, спасибо, господин военный! – звонко выкликнул малыш и понесся к переулку, подпрыгивая, радостно размахивая кулачком с зажатыми в нем монетами и что-то громко и фальшиво напевая.

Годелот прислушался к песне мальчугана. Тот самозабвенно голосил: «Не ходи за мною следом, темноокий! Ты погибель себе лютую накличешь!»

Сдержав усмешку, шотландец снова вынул записку, демонстративно поднес к лицу, словно послание было надушено, развернул и перечел скупые четкие строчки, пестрящие кляксами:

Пеппо терпеть не мог долгого ожидания. Колокола уже давно отбили два часа пополудни, а Алонсо все не возвращался. Что случилось? Черт, а ведь он знал, что это опасно… Зачем поддался искушению послать Лотте весть о себе таким, казалось бы, простым и изящным способом?

Тетивщик строго-настрого предупредил малыша не ввязываться ни в какие авантюры, просто попросить у Лотте милостыню и передать записку. Это не должно было занять и двадцати минут, ведь Годелот непременно узнает кожаный браслет друга-карманника. Что же пошло не так?..

…Пеппо успел совершенно известись, когда дверь траттории скрипнула, впуская волну жаркого полуденного воздуха, и к столу приблизились торопливые легкие шажки.

– Ох, умотался! – Алонсо рухнул на скамью рядом с тетивщиком. Тот подскочил:

– Наконец-то! Где тебя бесы гоняют? Я уж думал, послал тебя прямо волкам в пасть!

– Да какое! – В голосе мальчика звякнуло неприкрытое самодовольство, и Пеппо ощутил, что разрывается между желанием возблагодарить ненадежные Небеса и задушить пострела собственными руками.

– Ты цел? – отрывисто спросил тетивщик, хмурясь.

– Целехонек, а уж сколько новостей – хоть мешок подставляй!

Пеппо покачал головой и кликнул кабатчика. Уплетая заказанный обед, Алонсо принялся за рассказ:

– Видел я твоего друга, Риччо! Сразу узнал, приметный он. А уж франт! Камзол с иголочки, рубаха такая белая – аж глазам больно, шляпа с пером, сапоги блестят – ни дать ни взять офицер! А ты, дружище, прав был – за ним подзорщик ходит, толстый такой, с виду кулема, а хитрый. Как народ расходиться начал, гляжу: стоит, зыркает. Потом шасть в переулок. И выходит уже в рясе, при кружке, у стеночки сел, похрапывает. Только башмаки плохо прикрыл, дурак, клирики таких не носят. А дружок твой тоже не прост: купил цветочки, фасону на себя напустил и ходит эдак важно. Я к нему, руку протягиваю – а он как выхватит записку и давай читать! Я аж вздрогнул!

Алонсо в красках пересказывал разговор с Годелотом, а тетивщик впитывал каждое слово. Похоже, он недооценил друга… С момента их последней встречи тот стал куда осмотрительнее.

Выслушав же послание, Пеппо призадумался. Итак, похоже, Годелот устроился и не бедствует. Но враг действительно подобрался к нему совсем близко, и шотландец об этом знает, иначе не стал бы устраивать весь этот спектакль. Дальше еще интереснее. Годелот встретился с одним из тех, кто напал на тетивщика памятным вечером, и судя по туманному намеку – это тот, долговязый, которому Пеппо разбил нос. Откуда он взялся?

Тетивщик ощутил, что вот-вот окончательно запутается. Не стоит спешить, обо всем этом он подумает ночью.

– Ну, брат, ты силен, – искренне сказал он, сжимая костлявое плечо мальчика, – ни в чем не сплоховал. Только где ты потом ошивался, я не пойму?

Но в ответ вдруг послышалось шмыганье носом, прозвучавшее смущенно и виновато, и тетивщик насторожился, тут же заподозрив неладное.

– Риччо… тут… это… – протянул Алонсо и вздохнул. – В общем, как я ни крутил, а этот, толстый, чегой-то заподозрил. Я как с площади ушел – оглянулся, не идет ли за мной твой приятель. Хотя я того, песню горланил, как ты научил, но иди их знай, военных, они настырные. Ан нет, Лотте чин чином пошел вино покупать, зато гляжу – толстый за мной тащится. Уже без рясы, мешок на плече, рожа самая невинная, ну прямо ягненок пасхальный. В общем, похоже, проверить решил, куда я тот букетик понесу. Тут ты, Риччо, прости. Испугался я. Бежать припустил.

Пеппо прикусил губу:

– А он? Вдогонку бросился?

– Не знаю. – Малыш снова шмыгнул носом. – Но я прямо из кожи вон вылез. Зайцем петлял, а я коренной венецианец, в Каннареджо каждый камень знаю. Словом, до рынка добежал, там как пошел зигзаги нарезать – чуть сам не заплутал. Даже если он за мной и шустрил – в толчее, думаю, оторвался.

Алонсо досадливо засопел, а Пеппо с мягкой усмешкой взъерошил мальчугану волосы:

– Ну, чего сник? Доедай спокойно. Ты молодчина, не всякий бы так извернулся. Ты сейчас куда собираешься?

Повеселевший от похвалы Алонсо отозвался:

– Домой, к матушке. Дядя два дня гулять разрешил.

– Вот и ступай с легким сердцем. – Пеппо встал. – Держи, порадуй маму.

Он положил на стол несколько монет, но Алонсо отодвинул их обратно:

– Срам тебе, я по дружбе, а не в корысть!

Пеппо ухмыльнулся:

– Так и я по дружбе, дурень. Эй, кстати, – кобальтовые глаза заискрились смехом, – а где мои маргаритки от ревнивца-Лотте?

Алонсо смущенно фыркнул:

– Я их дочке лавочника Барбьери подарил. Когда дядюшка посылает свечей купить али соли, она завсегда меня то пирожком угостит, то яблоком.

Пеппо кивнул и снова придвинул деньги малышу:

– Росанне, что ли? Я ее знаю. Вот и матушке цветов купи. Бывай, приятель, увидимся.

…Выйдя из траттории, Пеппо задумчиво зашагал по улице. Впервые за несколько недель на душе было почти спокойно. К сожалению, больше для связи с другом к помощи Алонсо прибегать нельзя: мерзкий шпик заметил мальчика. Подвергать опасности своего маленького приятеля Пеппо не мог. Не беда. Главное, что сегодняшняя затея удалась, а уж дальше он что-нибудь непременно придумает.

Козимо сидел на самом краешке жесткого деревянного кресла, краем глаза следя за силуэтом полковника на фоне окна, в которое лились ослепительные предзакатные лучи. Ноги мелко дрожали от усталости, лоб омерзительно пощипывало, губы пересохли. День был длинным.

Орсо меж тем обернулся, и сидящий сжался под взглядом жерлоподобных глаз:

– Восемь часов. Восемь часов слежки, и никаких результатов. Козимо, я по меньшей мере изумлен… и разочарован. Утром ты был уверен, что вернешься с точным адресом юного Джузеппе и едва ли не подробным описанием содержимого его кошелька и карманов. Ты даже был столь самонадеян, что взял плату вперед. Ну, я жду отчета, друг мой. По какой фатальной случайности ты потерпел столь позорный провал? И изволь быть весьма убедителен. Советую даже заставить меня прослезиться.