– Что случилось?

У него была… мама? Да, конечно, она должна была у него быть. Как и у всех нас. Но прежде я никогда не слышала об этой женщине. Когда мы жили у его дедушки, там были только он и Найт, больше никого из семьи. Будучи ребенком, я предполагала, что с ними что-то случилось, но я была так мала, что никогда не утруждала себя расспросами.

На этот раз костяшки пальцев Найта коснулись плеча его матери, и тяжелый вздох вырвался из его легких.

– Она попала в аварию. – Найт сел обратно, нахмурив брови. – Это случилось, когда я был совсем маленьким. До того, как ты и твоя мама переехали жить ко мне и дедушке.

Уже больше десяти лет прошло. Я опустила свою сумку на пол.

– Как долго она в коме?

Взгляд под темными ресницами переместился влево.

– Двенадцать лет.

Черт возьми.

Почти половина его жизни. Боже мой… Подняв глаза, я сглотнула.

– Тебе было девять?

– Да. Это произошло вскоре после смерти отца. За несколько месяцев до этого он погиб из-за несчастного случая во время верховой езды. А потом случилось это. В общем, полная жесть.

Господи. Я посмотрела на женщину. В ее облике не было ничего болезненного, словно мама Найта просто уснула. Если не знать, в каком она состоянии, то можно было и не догадаться. Найт, казалось, даже не выглядел грустным, скорее привыкшим ко всему этому. А может, так оно и было.

Половина его жизни…

– Она впала в кому из-за черепно-мозговой травмы, – сказал он, глядя на меня. – Это должно быть тебе знакомо из курса психологии.

Действительно, это один из терминов, упоминавшийся в связи с психическими расстройствами. Я облизнула пересохшие губы.

– А что говорят врачи? Она когда-нибудь выйдет из этого состояния?

Я почувствовала себя очень глупо, когда задавала этот вопрос. Как будто если кто-то узнает об этой стороне жизни Найта, то это может негативно сказаться на его жизни. Теперь я понимала, почему он сказал мне проявить деликатность, перед тем как мы вошли. Это был щепетильный вопрос, потому что в нем было замешано много личного. По какой-то неясной причине Найт поделился этим со мной.

Он закинул ногу на ногу, положив мускулистые руки на ботинок.

– Я долгое время мечтал, чтобы она пришла в сознание. – Парень покачал головой. – Хотел этого всем сердцем.

Его голос надломился, что-то запульсировало внутри меня, в моем сердце.

Он облизнул губы.

– Сейчас я почти не помню, какой она была раньше. Дедушка перевез маму сюда, чтобы мне было удобнее навещать ее. – Он пожал плечами. – Все это он делает только ради меня.

– А какая альтернатива?

– Прекратить все это. – Найт указал рукой на аппаратуру, к которой была подключена его мать. – Отключить ее от системы жизнеобеспечения. Если она до сих пор не пришла в себя…

Найт произнес эти слова так бесстрастно, так бесчувственно. Как будто уже много раз проигрывал этот разговор в своей голове, а сейчас просто озвучил его.

Возможно, так оно и было.

– Иногда я задаюсь вопросом, стало бы от этого проще, – сказал он, отводя взгляд от матери и поднимая его на меня. – Во всяком случае, для нее. Здесь она как будто в лимбе, у нее нет пути ни вперед, ни назад.

Но это давало ему надежду, хотя бы немного? Верно? Я наклонилась вперед.

– Не уверена, так ли все легко.

Его глаза, снова холодные, впились в меня.

– Потому что ты знаешь об этом гораздо больше меня?

Нет, но я пыталась сочувствовать, сопереживать ему. Иногда Найт вел себя так жестко и резко, словно кусок битого стекла. Единственная цель которого – резать и колоть. Именно так он обращался со мной, наваливаясь всем своим весом и наблюдая, как рушится мир вокруг. Наверное, именно так он привык справляться с определенными вещами в своей жизни.

Таковы были мои предположения. И все это было очень грустно.

Мне нечего было сказать Найту сейчас. Хотелось верить, что не ситуация, в которой мы оказались, и не наше противостояние заставили его почувствовать необходимость привезти меня сюда, чтобы доказать свою точку зрения, а это вполне могло быть намерением Найта. Он действительно кое-что знал по моему курсу. Черт возьми, может быть, даже разбирался во многих темах, которые я изучала на занятиях о мозге и его связи с психическими отклонениями. Скорее всего, Найт часто бывал в этой клинике, слышал всевозможные истории от врачей и даже от самих пациентов, находившихся в этих стенах столько лет. Это была частная клиники, и многие пациенты здесь нуждались в уходе, причем не только в физическом плане.

– В любом случае, что есть, то есть, – произнес Найт, вставая и хмурясь. – И как ты, наверное, заметила, когда мы вошли, есть много людей, с которыми можно поговорить об этом.

Врачи и медсестры. Обычно они довольно спокойно относятся к этому.

Так и подтвердилась моя теория о том, что Найт действительно разбирался в предмете. Очевидно, он тоже часто приходил сюда, разговаривал со многими врачами и медсестрами. Раздался стук в дверь, и в комнату вошла женщина с ресепшена, широко улыбаясь.

– Найт? Кое-кто из врачей и медсестер хочет поздороваться с тобой. Ну раз уж тебя так давно тут не было.

Мне стало грустно, когда он посмотрел на Джанет, твердо кивнув. Он пошел за ней, но оглянулся на меня.

– Со мной все будет в порядке, – проговорила я, доставая кое-что из своих записей. – Я, наверное, сделаю то, что ты сказал. Поищу кого-нибудь из тех врачей, с кем можно поговорить.

Он нахмурился.

– Держи телефон при себе. Я не хочу искать тебя, когда закончу.

Я сказала Найту, что так и сделаю, затем он ушел. И хотя я собиралась встать и пройтись по палате, не могла не посмотреть на его маму еще немного. Вся эта ситуация была настолько печальной, что не укладывалась у меня в голове.

Аппараты жизнеобеспечения гудели вокруг меня, и я встала, собираясь уйти, пока не заметила карту болезни, засунутую в карман рядом с кроватью. Меня это, конечно, не касалось, но я все же вытащила ее и взглянула. Маму Найта звали Эванджелин.

Внутри был написан ее диагноз и список всего того, что ей назначили врачи. Я предположила, что это были жидкости и всякая другая ерунда, которая трудно поддавалась моему осмыслению. Я сделала снимок, не зная, понадобится ли он мне для работы, но решила, что он не повредит, когда я буду просматривать свой собственный материал для занятий. После этого я оставила все, кроме своей сумочки и блокнота, намереваясь поговорить с врачами клиники, как советовал Найт. Я не сомневалась, что смогу получить тут много информации как о психических, так и о физических заболеваниях. Потому решила не упускать возможность, раз уж оказалась тут.

Я начала было закрывать дверь в комнату Эванджелин, но взглянула на нее еще раз. Хотелось верить в лучшее, но даже если его мама проснется, кто знает, в каком она будет состоянии? Все это было ужасно печально. Но я бы солгала, если бы сказала, что ее пробуждение напрочь лишено смысла. Я немного понимала Найта.

Я закрыла дверь, больше тут делать было нечего.

Я привез Грир в общежитие позже, чем планировал. Черт, мне вообще не следовало водить ее к моей маме. Но меня выводила из себя все та хрень, которую Грир любила говорить о моих интеллектуальных способностях… Я не мог похвастаться успехами в учебе, но это не означало, что знания у меня отсутствовали. Конечно, можно было относиться к учебе и посерьезнее, но зачем? Я не давал повод думать, что я гребаный идиот. Выключив мотор, я потянулся на заднее сиденье за вещами Грир. На этот раз она положила их туда сама, а не обнималась с сумкой большую часть пути.

– Спасибо. – Сидя у двери, она баюкала свои вещи, храня гробовое молчание с тех пор, как мы покинули клинику. Я немного разбавил его тем, что включал через динамики своего телефона. Но Грир молчала с тех пор, как мы уехали из клиники. Обычно я бы не жаловался…