Я понимал, что она могла ошибиться, неправильно скопировать записи, как и сказал профессор. Возможно, Грир показалось, что она слышала что-то другое, когда разговаривала с врачами моей мамы. Я обхватил ее лицо.

– Я уверен, что ты просто ослышалась. Сколько врачей и медицинского персонала ты опросила в тот день? Я уверен, просто записала что-то не так, как и сказал твой профессор.

Но потом она снова постучала по телефону, показывая мне то, чего ей определенно не следовало показывать. У нее в телефоне была фотография медицинской карты с именем моей мамы в верхнем углу.

Мой рот приоткрылся.

– Зачем тебе это?

Ее колени приподнялись, и она обхватила их руками.

– Я… я думала, это поможет…

– Ты не слушаешь меня.

Она слезла с моих коленей, перебралась на мою сторону, и я фактически посадил ее туда. Я поднес телефон к ее лицу.

– Почему у тебя фотография одной из медицинских карт моей мамы? У тебя даже не должно быть к ней доступа. Какого хрена, Грир?

– Я просто случайно увидела ее. Клянусь. Она лежала в кармане рядом с кроватью твоей мамы. Может быть, кто-то из медсестер или врачей оставил ее там…

– И ты решила, что можешь так просто ее сфотографировать! – Я был в ярости, разъярен до такой степени, что температура тела поднялась на полтора миллиона градусов. – Какое, черт возьми, право ты имела?

– Не имела. – Она закрыла лицо руками. – Это выходило за рамки дозволенного, но это не отменяет того, что я прочитала. Того, что я видела вот здесь. – Она указала на фотографию. – Я все скопировала правильно, Найт. Это все здесь, факты.

– И все равно это, вероятно, гребаная ошибка. – Я не хотел смотреть на то, что она мне показывала, на ложь, злобные инсинуации…

Предательство.

Грир показала это своему профессору, моя семья – просто стая уродов ей на потеху. Ее курсовая работа была посвящена общим терминам психологии, а не влезанию в мою чертову жизнь. Я встал, устав от происходящего.

– Найт, пожалуйста. Просто выслушай меня!

Отсюда и причина ее слез. Она явно не хотела показывать мне это, боялась, как я отреагирую, и ей было о чем волноваться.

Она должна бояться.

Я схватил свое пальто. Проигнорировав Грир, я вышел из общежития, и захлопнул дверь. Я надеялся, что она получила хорошую оценку за курсовую работу.

Надеялся, что все это того стоило.

На следующий день позвонил дедушка и спросил, не хочу ли я съездить с ним на денек в Нью-Йорк. Он уезжал в город по делам, и поскольку мне нужно было отвлечься от мыслей о всякой ерунде, я принял его предложение, с готовностью взяв машину, которую он прислал за мной. Мы встретились в аэропорту, и у нас был приятный, спокойный перелет на частном чартере. Мы почти не разговаривали, просто проводили время вместе. Именно так все и было в те времена, когда еще не было колледжа и женщин. Были только дедушка и я, все было проще.

Мне хотелось, чтобы жизнь была более простой, потому я позволил дедушке заняться своими делами. Я не ходил с ним на деловые встречи, предпочитая бродить по магазинам и гулять по городу. Но как только все это закончилось, мы оказались на цветочном рынке. Дедушка мало занимался садоводством, но ему нравилось лично выбирать букеты. Я стоял рядом, пока он отбирал бутоны для цветочных корзинок в дом, высказывая свое мнение, когда его спрашивали. Меня это все не интересовало совершенно, но мне нравилось просто быть рядом с дедом, рядом с семьей. В последнее время я действительно переосмыслил многое.

Мои пальцы пробежались по экрану телефона. Я отвлекся, когда дедушка поинтересовался моим мнением. Я указал на один букет в его руке.

– Красный выглядит хорошо.

Мой дедушка лишь усмехнулся в ответ, зная, что я ничего не смыслю в этом. Тем не менее он спрашивал мое мнение, и я ценил это. Его дом был и моим домом и всегда им будет. Он срезал бутон.

– Я это учту, сынок. Думаю, нам нужно больше таких цветов в саду.

Я направился посмотреть, что он хотел для этого: побольше красного, розового и даже немного бирюзового. С ним был его помощник Джошуа, поэтому всякий раз, когда дедушке что-то нравилось или он останавливался посмотреть, Джошуа делал пометку. Я предполагал, что однажды возьму на себя роль Джошуа, вот почему я получал степень по бизнесу, чтобы однажды взять все в свои руки. Моя семья была очень заметна в моем маленьком городке. Мы владели многими предприятиями, как и Принсы, семья моего приятеля Ройала.

Когда я пропустил очередной вопрос касательно цветов, дедушка повернулся и улыбнулся мне.

– Тебя что-то отвлекло, да?

Да, но у меня было слишком много гордости, чтобы согласиться. Я пожал плечами.

– Не о чем беспокоиться.

– Это из-за учебы? – Он махнул рукой, чтобы Джошуа делал, что хочет. Парень кивнул, как слуга и, оставив нас, скрылся из виду за кустами. То, что рядом были люди, которые прислуживали мне и моей семье, было просто частью моей жизни, я привык к этому. Дедушка нахмурился. – Ты ни о чем не говорил.

Это было потому, что в последнее время я лгал ему, скрывая многое. Из-за всей этой истории с Грир я стал одержим идеей утаить то, что она видела той ночью в братстве, но со временем это переросло в нечто совершенно иное. В еще одну одержимость.

Она полностью выбила меня из колеи, и я мог злиться только на себя. Я поделился с ней частью себя, рассказал о своей семье, хотя это было не ее собачье дело, а она не только использовала это против меня, но и предала. У нее хватило наглости написать и позвонить мне после того, как я покинул ее общежитие вчера. Она сказала, что извиняется за назойливость, просто хотела поговорить со мной, как будто у нее есть на это право. Она предала мое доверие. Моя челюсть дрогнула.

– Учеба меня не беспокоит.

– Так что же тогда?

Я покачал головой, и он снова улыбнулся.

Его руки лежали на трости.

– Знаешь, ты так похож на своего отца. Такой волевой.

Усмехаясь, я почесал шею.

– Ты все время так говоришь.

– Потому что это правда. – Дед направил трость в мою сторону, а затем обнял меня. – Я не смог о нем позаботиться. Никто не смог, потому что…

– Он был слишком упрямым, – сказал я. Мы уже говорили об этом. – И больше заботился о других.

– Он был отличным защитником. – Глаза дедушки потеплели. – Он бросился бы в огонь ради того, кто был ему небезразличен. И забрался бы так глубоко, прежде чем понял, что это может навредить ему. К тому времени, конечно, всегда бывает слишком поздно, не так ли?

– Да. – Эту историю я тоже слышал много-много раз. Отец на все реагировал очень остро. И не умел ждать. Дедушка говорил, что, когда отец был ребенком, это доставляло ему много неприятностей. Я определенно мог это понять. Мои руки скользнули в карманы. – Но как тебе удается не обжечься?

– Никак, и это превращает жизнь в ад, не так ли? – В случае моего отца жизнь была чертовски короткой, он ушел слишком рано.

Несчастный случай никак не был связан с его опрометчивостью, но отец был авантюристом. Ему всегда не хватало адреналина, и это было то, что даже я помнил о нем.

Дедушка встряхнул меня и, позвав Джошуа обратно, спросил, не хочу ли я поужинать перед отъездом из города. Я всегда был чертовски голоден, так что, конечно, я ответил согласием. У нас была любимая бургерная, куда мы оба любили ходить, когда приезжали в Нью-Йорк. После того как Джошуа подогнал нашу машину и наполнил ее растениями, мы направились туда от рынка. Седан благоухал цветами моего дедушки.

– Ты не надумал ничего касательно матери? – спросил дедушка. Я снова залип в телефоне, но тут поднял глаза. Он нахмурился. – Я не хочу давить на тебя, но…

Решение действительно нужно было принять, и мне стоило взять яйца в кулак и наконец сделать это. Может быть, если я отпущу маму, мы оба сможем жить дальше. Мы с дедушкой могли бы погоревать, а мама, ну, она могла бы быть с папой на нашем семейном участке. Отпустить ее было ответственным поступком.