Дальше я достал пачку сигарет и закурил.
— Теперь-то я с тобою разделаюсь! — произнёс я, глядя на Хайнрика. — За коньяк ты жестоко поплатишься! Но сначала — остальные маски!
Взламываю запертый шкаф и вешаю маски себе на пояс.
— Не пригодятся, но пусть будут рядом! — воскликнул я, поворачиваясь к старику.
Беру его за ворот и волоку на выход.
Он непрерывно вопит, ведь его нога неотрывно касается пола, вызывая незабываемые ощущения. Но это ерунда на фоне того, что я скоро с ним сделаю.
Ступеньки на палубу были самой лучшей частью, в ходе которой старичок несколько раз терял сознание.
Оставив ублюдка у фок-мачты, я проверил состояние двоих бойцов, лежавших у канатной бухты. Мертвы. Эта сука заколола их ножом.
— Айн, цвай — полицай… — притащил я к фок-мачте асбестовое одеяло. — Драй, фир — официр…
— Найн, битте… — нашёл в себе силы взмолиться Хайнрик.
— Надо, — отрезал я. — Сейчас развлечёмся, дуболом…
В этот момент, мне в голову пришла одна великолепная идея.
Я быстро сбегал к носовой части, где у нас располагались запасы древесины, укрытые прорезиненным брезентом. Вытаскиваю оттуда нужное количество деревяшек и приношу их к Хайнрику. Усаживаюсь рядом, ободряюще киваю ему и достаю нож.
Работёнка предстоит несложная, я ведь знаю, как правильно…
Минут за десять вырезаю основу, после чего иду за дополнительными досками и ветками и вновь возвращаюсь к работе.
Через полчаса изделие было готово. Оно представляло собой прототип деревянного экзоскелета, который только и осталось, что оживить.
Надрезаю бедро Хайнриха и пропитываю его кровью ветошь из подсумка. Далее я обмазываю кровью некоторые части заготовки, после чего хватаюсь руками и начинаю очень сильно хотеть, чтобы этот конструкт ожил. Да, это вот так и работает, если мои ощущения верны. Магия — это всегда о кристально точно выраженном желании.
Наконец, я ощутил, как из моих рук исходят какие-то эманации, которые передаются паршивой древесине, которая должна была пойти на растопку.
— Вот так! — удовлетворённо воскликнул я.
Деревянный экзоскелет рваными механическими движениями поднялся на обе ноги и замер.
— Теперь самое лучшее! — воскликнул я и сбегал за гвоздями.
Гвозди лежали в мастерской, что находилась рядом с камбузом. Там же я взял и молоток с пассатижами.
Вернувшись к ожидавшим меня Хайнрику и экзоскелету, беру первого и помещаю во второго. Скотчем закрепляю старичка, после чего укладываю всю полученную конструкцию на палубу и начинаю забивать гвозди в ноги и руки своей жертвы, но не просто так, а через древесину экзоскелета. Хайнрик окончательно сорвал голос и теперь просто сипел.
— Побереги силы, дуболом! — посоветовал я ему. — Теперь ты будешь страдать во славу мою! И послужишь примером для остальных! А теперь встань!
Затрещала древесина, Хайнрик выпучил глаза и открыл рот, из которого раздались только протяжные и отчаянные всхлипы.
— Так-так-так! — упёр я руки в пояс. — Никому лучше не связываться со мной! А теперь мне нужно пробудить остальных мясных дуболомов… Или же лучше сделать новых⁈
Вопрос заставил меня озадачиться, но я почувствовал, что что-то идёт не так.
Сразу же в этот момент я ощутил живейшее сопротивление строптивой маски, которая желала обладать всей полнотой власти и свободой. Это испытание было даже сложнее, чем то, которому я подвергся по вине немца, но оно не продлилось долго, ведь у меня достаточно воли, чтобы перебороть такую жалкую хреновину.
К тому же, надо прояснить момент с Зелом. Когда я посвящу ему алтарь, можно будет усилить маску с образом Урфина Джюса, избавившись от искажения и наделив её какой-нибудь новой силой. Больше силы — больше власти.
Образ резко снизил накал ментального давления, это ощущалось как освобождение от захвата шеи, я потянулся к маске и легко снял её.
— Так и знал, что с ними можно договариваться, — удовлетворённо изрёк я. — Эй, эм… дуболом! Следуй за мной.
Деревянный экзоскелет заскрипел и потащил ещё живого и находящегося в сознании Хайнрика вслед за мной.
Я же побежал искать Шув и остальных ребят. По дороге видел несколько лежащих в коридорах людей, но из-за маски мне не было до них никакого дела. Теперь есть.
Шув обнаружилась в камбузе, где лежала за кухонными тумбами, разграничивающими камбуз и кубрик.
— Ты в порядке? — спросил я её.
Она лишь двигала активно глазами и подёргивала нижней губой.
Поднимаю её на руки и несу в спальню. За спиной моей хрипит активно двигающийся Хайнрик, заляпывающий пол своей кровью. Наверное, это жуткая картина.
Бережно укладываю Шув на постель и поворачиваю её на бок.
Возвращаюсь в коридор и пытаюсь потормошить бойцов, валяющихся кулями кто где. Получается не очень, потому что эта сука надёжно приложила их своей сверхспособностью, за что расплачивается прямо сейчас.
Но мне нужен Роман, владеющий немецким языком, чтобы разговорить эту вероломную тварь и узнать, как избавиться от этого воздействия.
Нахожу Романа в трюме, рядом с оружейкой.
— Вставай, — сказал я ему и вдруг почувствовал лёгкую слабость.
Разворачиваюсь и от души бью Хайнрику прямо в его искажённую болью морду. Значит, сука, притерпелся к боли и начал концентрироваться на своей способности… Ну-ну.
На всякий случай, херачу его по морде ещё пару раз, после чего поднимаю на ноги экзоскелета. В результате падения вывалившийся кишечник намотался на одну из деревянных ног, но так даже лучше — скоро он натянется и начнёт причинять старикашке максимум боли.
Рывком поднимаю застывшего Романа и начинаю бить пощёчинами по его лицу. Безрезультатно.
Несу Романа в камбуз, где вытаскиваю из холодильника ледяную минералку и начинаю поливать парализованного бедолагу водой.
Это возымело какой-то эффект, ведь Роман начал моргать и морщиться.
— Быстрее! — потребовал я. — Я очень хочу поговорить с этим старым педерастом!
Вот даже как-то не задумались над тем, что надо будет разговаривать с неанглоязычными иностранцами. Я-то думал, что тут вообще все вымерли поголовно, в ходе последствий ядерных ударов, но оказалось, что выжило очень много всяких мудаков. В тяжёлые времена, на краткосрочную перспективу, всегда выживают именно мудаки. Лично выгодно быть мудаком, если происходит что-то плохое, но на долгосрочную перспективу это губительная тактика.
Община — это самая устойчивая форма существования человечества, самая дремучая и самая древняя. Древнее общины только первобытное человеческое стадо. В общине все действуют с учётом интересов окружающих, не потому что все такие хорошие и добрые альтруисты, а потому что иначе община не выживет.
Даже если в общине будут появляться мудаки, пройдёт время и их постепенно «отменят», как до недавних пор любили делать у наших «уважаемых партнёров». «Культ отмены» — это очень древнее явление, берущее начало даже не в Древнем Риме, а с зари истории человечества.
У древних римлян была процедура «Damnatio memoriae», когда очень нехорошего человека «отменяли» посмертно, когда он уже не мог с этим ничего поделать. Но аналоги этого были и других народов, а вообще эта процедура взялась не с пустого места — она исходит из сути общины.
Тот, кто признан общиной мудаком, точно не будет желанным гостем торжеств, при дележе общинного урожая ему попытаются дать меньше, от мытарей его никто покрывать не будет и во время набора рекрутов многие скажут, что у этого мудака есть три сына, и он сейчас прячет их на делянке в паре километров.
Это, необязательно справедливое, общественное мнение позволяет выделять вредных или неполезных для общины индивидов, которым только и остаётся либо побыстрее задобрить всех, либо свалить с участка на новую территорию, от которой непонятно чего ждать.
Собственно, если в Коммуне формируется полноценная государственная власть, сохранённая благодаря тому, что моя бабуля сумела перехватить власть уходящих военных и присвоить её, чтобы зарождающаяся Коммуна смогла пережить самый тяжёлый период, то у других будет иначе.
