Снаружи завыл ветер.

– Ты же мне поверил, – продолжил Лоренц, сморгнув слезу с ресниц, – поверил, доверился, глаз с меня не спускал; что же мешал мне сделать то же и с тобой? Разве ж кто мог ещё тебя защитить, кроме меня? Я найду, Фрол, я всех найду, я до самой столицы дойду, если будет нужно, я клянусь тебе! – он тихо всхлипнул и сжал в пальцах пряжку. – Я всё сделаю, что должен, иначе вечно мне стоять перед тобой здесь после кончины!

Он подошёл ближе к гробу и опустил на него серебряное украшение. Вокруг в вазах стояли повядшие уже цветы, и лежала какая-то тряпичная кукла, и маленький деревянный меч – вроде тех, что были в лагере. Встав перед гробом на колени, Лоренц опустил на него голову. Отчаянно хотелось плакать, и чтоб батюшка пришёл и утешил его. И сказал, что не зазорно грустить по умершему другу. И что слёзы печали не могут быть постыдны даже для храброго воина.

Крики во дворе пробудили его от мутной дремоты. Послышались шаги и стуки наверху.

– Ваше Сиятельство? – раздался слабый голос Анешки. – Повсюду вас ищем. Ваши прибыли.

Лоренц заморгал и устало потёр глаза. Ноги затекли от неудобной позы. Уже второй раз он засыпал сидя, не в силах даже дойти до выделенной ему спальни. Неудивительно, что бедро продолжает ныть на каждый шаг.

– Прости меня, – сонно повторил он, проведя на прощанье пальцами по парчовой обивке. – Я приду, я обязательно приду.

Девка ждала его на самом верху лестницы. Позади был гомон, раздавались удары и такое знакомое тихое шипение.

– Вам помочь, господин? – слабо спросила она. – Вас там требуют. Что передать?

– Что? Нет, ничего не надо, я сейчас выйду, – махнул рукой Лоренц. – Ступай отдыхать. И передай Его Благородию, чтоб не избегал меня и готовился к совместному ужину. Я должен всё успеть.

Снаружи было неожиданно людно. Одних караульных было не меньше трёх дюжин, а вот людей с жёлтыми повязками на плечах набралось всего лишь пятеро. Самые здоровые уже уехали в лагерь, и в Терновке остались лишь те, чьи ранения оказались серьёзны. Солнце давно уже село. Караульные, увидав господина, расступились; в центре их круга стояли, связанные и с заломленными за спины руками, тот самый слепец, двое темноволосых мужчин и молодая женщина.

– Это было нетрудно, – к нему подошёл Иржи, склонившись в знак приветствия. – Бились только двое. Когда забрали бабу, они были готовы сдаться, чтоб ей не причинили вреда, – он усмехнулся. – Я мало что по-ихнему разбираю, но уж эти-то слова – первые, которые мы запоминаем. Куда их?

Лоренц, как завороженный, смотрел на непрошеных гостей. Двое темноволосых выглядели обеспокоенно, у них обоих были порезы на плечах и лицах. Слепец был связан по рукам и ногам, на его груди были кровоточащие раны, но он стоял с поднятой головой и улыбался. Женщина стояла чуть поодаль, на скуле её наливался синяк. Её лицо не выдавало ничего, кроме презрения; заметив взгляд Лоренца, она плюнула в его сторону. Он медленно прищурился.

– Тащите в подвалы, – велел он, не сводя глаз с фратейской женщины. – подальше от того, который уже внутри. Каждого отдельно. Свяжите покрепче, и приставьте по трое человек к каждому. И заберите с них все вещи! – спохватился он. – Я спущусь за вами. Есть кто-то, кто знает их язык? – Лоренц оглянулся по сторонам. Его пятидесятник со следами ожогов на шее поднял руку.

– Не то, чтоб хорошо, господин, – признал он, – но простые фразы понять смогу. Если никого другого нет, то…

Лоренц вздохнул. Два других претендента, сидящие сейчас в камерах, вряд ли станут его помощниками.

– Годится, – кивнул он. – Ким, кажется?

Пятидесятник утвердительно качнул головой.

– Хорошо, – Лоренц сжал кулаки. – Хорошо. Идём. Сначала… – он обвёл взглядом пленников и указал рукой на одного из темноволосых, – к нему. Вперёд!

Караульные загудели, дёрнули чужаков за верёвки, пихнули их в спины и потащили к лестнице в подвалы. Женщина рявкнула в сторону Кима; постовой, что её вёл, замахнулся было дать ей пощёчину, и один из темноволосых отчаянно крикнул что-то на своём. Жрец резко повернулся к постовому и зашептал непонятно; тот вздрогнул и опустил руку.

– Как вы хотите с ними побеседовать, господин? – с лёгким любопытством спросил пятидесятник, придерживая Сиятельство под локоть и открывая перед ним двери. Тот вздохнул.

– У меня нет больше сил снова идти в ту камеру с дыбой. Да, у нас и такое было, – грустно усмехнулся Лоренц, увидев изумлённое лицо Кима. – Есть лишь один вопрос, который я хочу задать каждому. Вряд ли для него потребуется как-то их заставлять. Но судьба у них, поверьте, будет не самая завидная, я обещаю это.

Каждого пленного бросили в отдельную камеру. Не развязывая им руки, охранники обыскали их и сняли всё, кроме обуви и рубах. Смирнее всех вёл себя слепец – спокойно зашёл за решётку, протянул руки и только чуть улыбался, не сводя немигающих белых глаз с постовых. А вот женщина, извернувшись, смогла с силой ударить имперца ногой, за что сразу поплатилась ответным пинком в живот. Когда у каждой двери встали по трое человек, а у лестницы выросла горка чужих вещей, Лоренц выдохнул, размял пальцы и кивком пригласил Кима пройти в первую камеру.

– Вы это, ВашСиятельство, не пускайте его только, – заволновался один из охранников. – Мы ж его того, не смогём больше, свирепый, тварь, ранил наших, да!

– Не волнуйтесь, – бросил Лоренц, открывая тяжелую дверь, – я его верёвки и пальцем не трону.

Фратеец встретил его гневным взглядом и привычным злым шёпотом. Чуть размяв плечи, Сиятельство опёрся осторожно на палку, с которой всё ещё не расстался, и неторопливо присел на пол.

– Спросите, как его звать, – велел он пятидесятнику. Тот послушно повторил фразу на южном наречии, но чужак только продолжал смотреть исподлобья на Лоренца.

– Хорошо, – вздохнул юноша. – Тоже будешь Жаном. Жан, зачем вы убили младшего старосту?

В ответ на неуверенные слова Кима фратеец только шикнул и свернулся покрепче на полу.

– Он ведь понимает, что случится, если он будет молчать? – Лоренц глянул на солдата. Тот пожал плечами.

– Так сложно-то я не скажу… как это можно… – он задумался, а после медленно и чуть заикаясь сказал что-то на чужом языке. Пленник только улыбнулся немного и прошептал ответ едва слышно.

– Что сказал? – нетерпеливо обернулся Лоренц. Тот пожал плечами.

– Что-то про то, что ему не важно.

– Ему не важно… – пробормотал юноша, – ему… хм… господа, приведите их женщину! – крикнул он в сторону охраны. Ким покосился на него.

– Ему об этом сказать? – осторожно спросил он. Лоренц кивнул.

– Скажи, что он останется в сохранности, и этот слепой, и второй. Если кому и будет нанесён вред, так это их подруге.

Дверь в камеру снова открылась, и двое постовых швырнули внутрь связанную фратейку. Ударившись коленями о холодный каменный пол она тихо вскрикнула, но быстро совладала с болью и отползла в сторону.

– Вы собираетесь пытать женщину, господин? – тихо спросил командир. Лоренц пожал плечами.

– В первую очередь я хочу проверить, – негромко ответил он, не сводя взгляда с южанки, – насколько они действительно чтят свои законы. Если для этого придётся её высечь в каждой камере – что ж, так тому и быть.

Ким отвёл глаза и послушно перевёл его слова. Чужак не отрывал от своей спутницы благоговейного взгляда, но, как только тот закончил говорить, поднял голову. Лицо его было встревожено. Он что-то горячо зашептал в ответ.

– Говорит, что нельзя этого делать, – командир покосился на Лоренца. – Вы уверены?

– Абсолютно, – безучастно отозвался юноша и тяжело поднялся на ноги. – Я не могу тебя заставлять участвовать, поэтому… господа, вы не передадите?.. – он обернулся к постовым, которые всё ещё стояли в дверях. Один из них неуверенно кивнул и протянул ту самую плеть-двухвостку, что сегодня была заткнута за его пояс.

– Спроси снова, – приказал Лоренц, подойдя к женщине, – зачем они убили младшего старосту?