Вечер мало отличался от утра – такая же толпа к раздаче, такие же хмурые солдаты в очереди, такой же тошнотворный запах из тарелок. Люди, правда, были куда более усталые и недовольные. Знакомых лиц на этот раз Лоренц не заметил, и со спокойной душой отправился обратно к шатрам с вепрем. Теперь он старался не думать о том, что видит и слышит вокруг. Просто иди на своё место. Просто играй по этим правилам.
Просто вернись домой, когда придёт время.
У наспех сколоченной калитки его встретили Иржи с тем верзилой: пришло время им сменить дневной караул. А у дальнего костра собралась группа парней, которые смеялись и негромко пели, подыгрывая себе на каком-то подобии барабана. Приглядевшись, Лоренц только вздохнул расстроенно – за инструментом сидел тот самый солдат, у которого забрали ребек. Вот неугомонный. Где стащил только? В ближайшем круге толпа захохотала, а двое мужчин поднялись на ноги и, отряхнувшись, направились к калитке.
– Что тут случилось? – Лоренц встал у костра, где продолжали посмеиваться солдаты. – Почему они ушли?
– Проштрафились, ВашСиятельство, – улыбаясь, ответил ближайший парень, – играли на роль постовых на эту ночь. Теперь им стоять у забора до самой побудки.
Как бы хотелось сейчас бросить в него миску с кашей. И назначить очередь, и разогнать всех веселящихся вдали удалых певцов. И навести порядок, чтоб хоть в этом уголке лагеря всё было спокойно… Лоренц глубоко вздохнул и с силой сжал тарелку. Играй по правилам. Научись жить.
– Ваша воля, – махнул он рукой, – пока это работает. Ты-то хоть не проштрафился? Пойдёшь со мной, этой ночью будешь следить за огнём. Олаф! – крикнул Сиятельство, – ступай разбираться с моими вещами!
Оруженосец, чуть кряхтя, поднялся с удобного места, ткнул в плечо сидящего рядом мужчину и направился к самому высокому во дворе шатру.
– И да, – он повернулся обратно к костру, – до отбоя спокойно развлекайтесь, но чтоб ночью я даже писка отсюда не слышал. Всем понятно?
– Как на вас лагерь-то повлиял, – пробормотал негромко парнишка рядом с ним. – Не беспокойсь, будем тихи, как амбарные мыши.
Лоренц безмятежно улыбнулся. Кажется, он начал понимать здешние правила – и теперь они были ему по душе.
Глава 3. Верность
Дни пролетали один за другим. Вернулись его возничие, прихватив с собой две телеги с провизией – Лоренц лично проверил, чтоб купленный у крестьян хлеб был безопасен. Сутки не отличались друг от друга – ранний подъём, раздача еды, тренировки, занятия со своим отрядом, игры и песни, прогулки верхом, снова тренировки, на этот раз – с Олафом, пока тот был свободен; снова раздача еды, снова двор и общие костры, снова ночные песни и снова ночёвка на отсыревшем уже ковре. Лоренц старался замечать всё меньше глупости и бесчестья в том, что видел вокруг. Со спокойной душой он назначал дежурных пехотинцев на ночь для охраны и обогрева своего шатра, распаковал наконец мешки с провизией, взятые из дома, наказывал дебоширов и уверенным шагом обходил очереди на завтрак и ужин. И никто, даже Олаф, не видел, как он, стоя ночами на коленях перед господином Юлисом, едва не плача, просил избавить его от мук совести. На всё есть воля Всесветного, твои кости окроплены кровью его, ты не можешь быть в одном ряду со своими людьми, твердил ему монах. Смирись с правилами. Займи своё место. Научись жить.
На утренних тренировках наконец на смену деревянным игрушкам пришли настоящие мечи. Пришлось снизить темп: больше нельзя было пропускать удары. Стало тяжелее, но Лоренц понимал, что ещё чуть-чуть, и он наконец сможет встать рядом со своими знамёнами, не боясь их посрамить.
Когда на седьмой день учитель достал саблю вместо меча, юноша пропустил все удары.
– Я подозревал, что так и будет… – пробормотал голова и подал Лоренцу руку, чтобы тот встал, – но надеялся, что вы поймёте разницу сами. Что ж… – он вздохнул, – суть та же, но прикладывайте больше силы, и ведите парирование не вперёд, а в сторону, чтобы было проще сбросить лезвие. Изогнутый клинок наносит неглубокие, но широкие раны, а орудуют им быстро – куда быстрее, чем мечом. До того вы тренировались в нападении. Пришло время научить вас защищаться.
Только к концу занятия, которые длились с каждым днём всё дольше и дольше, Сиятельство наконец смог отбить весь десяток ударов. Тело было измотано, рубаха вся промокла, а пальцы снова дрожали, как на самом первом уроке. Что же будет в бою, тревожно подумал он, если сейчас, под его контролем и в безопасности, он остаётся без сил?..
– Неплохо для первого дня, – Деймос явно был доволен результатом. – Завтра, пожалуй, можно повторить. А через день будете заниматься с одним, кхм, одарённым человеком. Знаете самую глупую иронию фратейской армии?
– Н-нет, – нахмурился Лоренц, – о чём вы?
– У них очень богатые земли. Алмазные шахты, золотые пески, мрамор и самоцветы... Военные нужды обеспечиваются столичной казной, а не сюзеренами, как у нас. Но основную массу армии составляют бывшие рабы и крестьяне, – ухмыльнулся учитель, – и они идут в бой с копьями. И пусть люди не так обучены, как наши легионеры, а орудия не так остры, как ваш меч, но зато они не подпускают к себе человека ближе, чем на две сажени. И быстро восстанавливают потерянное или сломанное оружие. Я вам ничем помочь не смогу, но у нас есть один умелец, который научился обращаться с копьём на южный манер – Руф, кажется, зовут. После вы будете тренироваться с ним.
Не сказать, чтоб Сиятельство был доволен новостью. Руфа он хорошо помнил с той первой ночи, и его слова не выходили у него из головы. И ему совершенно не хотелось, чтоб этот простородный солдат снова нашёл повод поставить себя выше. Но известие он принял со всей стойкостью: поблагодарил за участие, пообещал ответственно отнестись к занятиям и высказал надежду на отличные результаты.
Утром сегодня наконец-то вернулся десяток его людей, которых на днях отправили в разведку до берегов и на запад. Пришли они с добрыми вестями: фратейских лагерей не было до самой реки, а на запад они продвинулись почти на тридцать вёрст, и тоже ничего не заметили. Это означало одно – можно спокойно завершать свои дела, без срочных сборов и маршей. Планировалось выступить Флоссфуртским приказом через пять суток – на днях пришли ещё два знамени, которых ждали перед выходом в степь. И вести от разведчиков действительно принесли спокойствие и небольшой перерыв в суетных сборах.
– Эй, молодчик, а пошто мы тебя ещё не встречали? – полноватая и смешливая девушка с грубыми руками стояла около южных столов и кострища от утренней кормёжки, – ужели слишком для нас высок, а?
– Будьте добры, – вспыхнул Лоренц, – обращаться ко мне, как подобает!
Девица только рассмеялась негромко и, улыбнувшись, упёрла руки в бока.
– А кем будешь, молодчик? Благородие аль сиятельство? До светлости, кажется, не дорос ещё, а?
– Сиятельство, – буркнул он. Руки устали после непривычных тренировок, ноги едва его слушались, в мокрую от пота спину дул холодный осенний ветер, и только дерзкой девки ему не хватало для полной потери духа. – Кто такая, что можешь рот открывать при мне?
– Ой-ой, какие мы нежные, – хохотнула девица, – многих видала, а тебя пока нет. Хотя вон картинка знакомая, кажись, заходили ко мне твои. Я то на стирке, то на кухне. Нравится небось, что мы подаём, а? – она наклонила чуть голову и улыбнулась лукаво. – Не хочешь без очереди пройти?
Вот далась ей эта беседа! Лоренц от холода уже едва не окоченел, и добраться поскорей до двора ему казалось наиважнейшей задачей. Олаф сегодня был дежурным, можно будет его попросить сделать горячего чаю и не пускать никого в шатёр…
– Я, вроде, и так без очереди прохожу, как дворянин, – холодно отозвался юноша, – или ты предлагаешь ещё и командиров обходить на раздаче?
– Я не про еду, молодчик, – рассмеялась та, опершись бёдрами на стол, – ужель не скучаешь в одиночестве? Вон какой красивый да деловой. Не хочешь сегодня свидеться?