– Продолжайте, – негромко велел Лоренц. Постовой с тоскливым лицом потянул за рукоять и негромко кашлянул в кулак.

– В домах, в домах! – хрипло закричал смуглый. – За домами по сторону сердца! Степь… холм за домом с живыми мертвецами!..

По сторону сердца?.. по левую руку от входа… живые мертвецы… оспенные кварталы!

– Сколько вас? – властно спросил юноша. – Не считая тебя и убитого.

– Четыре… четыре, – слабо прошептал южанин. – Четыре в холмах за домами в степи.

– Хорошо… – Лоренц жестом показал караульному, чтоб тот отошёл. – Я рад, что мы нашли общий язык. Отвечай правду, и тебя и пальцем не тронут больше. Та жидкость в бутылках, которую вы передавали Мару – что это? Что он делал с хлебом?

Фратеец чуть усмехнулся. На бледном лице с кровавыми глазами его улыбка выглядела чуждой и страшной.

– Это боль, – прошептал он. – Чистая боль человеческая. Ты же сказать, что мы травить сирот. Ты же всё понимать. Мы не знать, куда пойдёт ваше зерно. Нам жаль их. Это для вас, всё для вас. Мар давно стараться. И не только он. Отчаянный человек… – он закашлял. – Так часто… когда привезти ещё зерна с деревень? Первое чистое быть.

– Боль человеческая… – растерянно повторил Лоренц едва слышно. Первое чистое… вспышками появились в его голове новенький ключ, и удивлённый Юс с открытым амбаром, и пожар в конюшнях. Я поджёг, я выпустил скотину. Не скажу, зачем. Печать или деньги… забрали две телеги… он замер.

– Оставьте его, – прошептал юноша. – Не снимайте, оставьте одного и дежурьте у входа. Я должен идти. Должен, должен успеть!.. – он подорвался к выходу так быстро, как только могла шагать его больная нога. Дверь в решётке, поворот в коридоры, мерные капли с потолка и подмороженные лужи на полу. Ох, лишь бы не упасть! Выбежав с лестницы наверх, Лоренц остановился отдышаться и огляделся. До конюшен он не дойдёт… по улице шагал один из постовых, который остался без дела.

– Эй! – крикнул Лоренц, хромая к нему. – Мне нужна лошадь, сие же мгновение! – рявкнул он. – Бегом!

Караульный скептично посмотрел на его ногу.

– Вы уверены, ВашСиятельство? – осторожно спросил он. – Сможете усидеть?

– Я тебе что сказал?! – прорычал тот, схватив его за грудь, – я тебя воспитывать просил?! Приведи мне лошадь! Я должен успеть… – он обессиленно отпустил постового.

Стражник покачал головой и припустил по дороге вглубь деревни. Лоренцдаже ещё не отдышался, как к нему бодрой рысью уже скакала осёдланная лошадь. В сердце так знакомо защемило.

– Откройте ворота… – слабо пробормотал он, перекидывая через седло больную ногу. – Откройте! – прикрикнул юноша, сжав в кулаках поводья. Раздался знакомый скрип петель, и из голой степи на дорогу ворвался резкий сухой воздух. Зажмурив от мороза мигом заслезившиеся глаза, Лоренц пришпорил кобылу и помчался вперёд. И холодный зимний ветер, и лёгкость лошадиного бега, и платок с вепрем, и пустая склянка. В голове смешалось всё, что увидал за последние два дня, и единственное, на что он ещё смел надеяться – что получится нагнать фураж до того, как отравленный хлеб выгрузят в лагере.

Холодный ветер бил в лицо ледяной крупой снега. Подгонять кобылу было нельзя. Постовой был прав – с одной ногой на лошади усидеть нелегко. Какой-то частью души Лоренц не хотел быстро встретиться с легионерами – ему хотелось и дальше мчаться по этой степи, и пришпорить кобылу, и понестись со всей скоростью навстречу закатному солнцу и снежным вихрям. Как смешно и горько – сам не справился с такой же задачей, и теперь заставит выбросить запас еды на дюжину дней!.. лишь бы только поверили, лишь бы не решили, что это всё зазря.

Лошадь скакала в меру резво – чахлые деревца быстро оставались далеко позади; но осторожно, чтоб Лоренц смог на ней удержаться. Некстати вспомнился батюшка со своей перебитой ногой. Сейчас есть ведь все шансы повторить его судьбу. Двое калек во главе рода – вот ведь позор!.. быстрый взгляд вдаль – далеко впереди маячило зеленоватое знамя, груженые лошади двигались медленно – достаточно, чтоб Лоренц всё же смог надеяться на встречу. Снежный ветер скрывал от него заветную цель, и, даже подгоняя лошадь, он то и дело не мог разглядеть уже ничего впереди. Когда знамя заполоскалось перед ним так близко, что можно было уже различить зелёную лилию, юноша хлестнул лошадь.

– Стойте! – крикнул он, упираясь больной ногой и едва не теряя равновесие. – Это Альмонт с Терновки! Стойте же!..

Кони впереди заржали и стали. Извозчик, недовольно кряхтя, обернулся; шедший впереди знаменосец обошёл телегу кругом и встал рядом.

– Ваше Сиятельство, – он чуть поклонился, – что стряслось? К чему такая спешка?

– Помогите, – велел Лоренц. Молодой паренёк соскочил с телеги и подал ему руку. – Мы… нашли в деревне чужих. Надо проверить зерно, – он встал на землю и едва не упал от покосившихся обессиленных ног. Солдат, что помог ему слезть, осторожно подхватил его под локоть.

– Что случится с хлебом от деревенских гостей, Ваше Сиятельство? – усмехнулся знаменосец. – Воля ваша, проверяйте. Помочь вам?

Лоренц чуть кивнул; поддерживающий его легионер осторожно проводил его к ближайшей телеге.

– Как доехали? – тихонько спросил он. – Будет нужен кто-то на помощь, чтоб добраться обратно? Или вы дальше с нами?

Тот только покачал головой.

– Нет, не нужно, благодарю. Кто поехал командиром? – Лоренц склонился над телегой, развязал один мешок и чуть принюхался. Лицо его скривилось – от зерна несло той самой пурпурной жидкостью из фратейских колб, некоторые зёрна были чуть темнее. Что же это за яд?

Впереди послышалась возня и недовольное ржание. К знаменосцу подъехал бородатый мужчина, постарше и с богато украшенными сапогами.

– Юген Фурмо, вотчинник управы Ундифа, – бородач кивнул. – Ваш человек представил вас ещё в деревне, но мы, увы, не встретились. Что, говорите, случилось?

– Рад знакомству, – Лоренц опёрся на телегу – стоять на своих двоих было нестерпимо больно. Провёл рукой по зерну и серьёзно посмотрел бородачу в глаза. – В деревне чужаки. Они признались, что руками имперских предателей травят зерно. Уже давно. Ваше тоже… – он поднёс пальцы к лицу – на коже остался тот же резкий горький запах, – ваше тоже, – тихо повторил он.

Всадник побледнел и подъехал чуть ближе.

– Вы уверены? – бородач сошёл с лошади и тоже наклонился над мешками. – Я чувствовал запах, но был уверен, что зёрна просто пролежали в мокром сарае…

– Больше того, – прошептал Лоренц. – Они признались, что лишь из-за этого и перешли мост. Его нельзя есть. Об этом нужно рассказать командирам. Фельдмаршал снова в лагере? Поговорите с ним!..

– Нет, Его Светлость в столице… – пробормотал Юген, вороша пальцами зёрна. – Паршиво дело, Ваше Сиятельство… ох как паршиво… мы возьмём его в лагерь, предупредим старших, проверим всё, что взяли. Не хотите рассказать им всё от первых, так сказать, глаз?

Лоренц чуть покачал головой. Как бы ему хотелось поехать вместе с ними! Забыть про эту деревню, вернуться в лагерь, даже слушать этот надоевший ребек под ночной метелью!..

– Я не могу, – выдавил он, глядя в припорошенную землю. – Мы ещё не закончили. Не вздумайте относить эти мешки поварам или на конюшни. Если монахи решат, что их можно очистить службой, так пусть они первые после и пробуют. А вы велите своим, чтоб не глупили. Езжайте… езжайте в другую сторону. На север. Там чужаков не должно быть. В Мерфос езжайте, здесь всего день пути! Скажите, что наследник велел.

– Спасибо вам, – негромко ответил бородач. – Будем осторожны. Надеюсь, что это всё не зазря. Поворачиваем! – прикрикнул он на солдат, поднявшись снова в седло. – Филипп, езжай первый, показывай дорогу до дома!

Лошади перестроились, и процессия медленно двинулась чуть левее дороги, чтоб сократить путь до развилки. Лоренц отошёл от телеги, чтоб не мешать проехать. На душе у него скребли кошки. А вдруг порчена только часть? Хотя Юген сказал, что они всё проверят; можно лишь надеяться, что они будут внимательны и осторожны. Когда он вспоминал запах от склянок, живот сводило судорогой от наступавшей тошноты. Кобыла осторожно потянула его зубами за волосы, он очнулся и побрёл обратно к ней.