— Нет, — вымолвил я. — Я хочу, чтобы никто не умирал.

— Тогда ты знаешь, что должен сделать. Стань сильнее.

Мама развела руки, приглашая в объятия. Только сейчас я понял, насколько измотан. Мне хотелось обнять её, хотелось хоть немного отдохнуть от всех ужасов, что пришлось пережить. Я потянулся к ней навстречу.

Громкий всхрап вернул меня в реальность.

Я очнулся в ярко освещённой комнате. Нет, в палате. Здесь стоял резкий металлический запах. Перед глазами во все стороны потянулись какие-то алые линии. Солнечный свет отражался от многочисленных белых поверхностей, прожигая мои глаза насквозь. Я поднял руку, чтобы вытереть проступившие слёзы.

— Твою кровь!

Всю руку щипало так, будто её натёрли наждачкой и облили спиртом. На вид было ещё хуже. Кожа до локтя отсутствовала напрочь. По блестящим мышцам стекала светящаяся кровь. Начиная со второй фаланги на пальцах отсутствовало даже мясо, лишь красновато блестели кости.

Я перевёл взгляд ниже. По бокам от меня на кровати стояли две ёмкости; в каждой из них мягко светилась лечебная кровь. Я поднял вторую руку. Её обдало уже знакомой щиплющей болью.

То ли от моего стона, то ли от собственного всхрапа проснулся Кортус. Он всё это время сидел в углу на кресле. Мне стало приятно, что друг не бросил меня одного в больнице.

— Ох, слава Вседержцу, ты очнулся! — поприветствовал он меня.

Затем вдруг изменился в лице и резко вскочил с кресла.

— Прости, но она меня убьёт, если не позову! — крикнул Кортус, выбегая из палаты.

Вот тебе и друг.

Я со вздохом вернул руки в ёмкости с кровью. Разъедающее пощипывание сменилось приятной прохладой, словно после горячей бани нырнул в горную реку. Я потянулся к воспоминаниям о прошлой ночи. Стоп, а прошлой ли? Сколько я здесь без сознания пролежал?

Точно, вампир же меня укусил! Я хотел было ощупать шею, но совсем забыл про руки. После очередного взрыва щиплющей боли и проклятий я опять погрузил руку в лечебную кровь. Пошевелил головой. Так и есть — шею туго стянули повязкой.

Интересно, а я теперь стану вампиром? Или это не так работает?

Стань сильнее.

Ещё сон этот странный. Я попытался припомнить все его события, но чётко помнил лишь последние слова мамы. Они как будто до сих пор повторялись у меня в голове.

Что это вообще было? И почему я чувствую себя виноватым, если всё же убил вампира?

Может, это из-за использования маны? На моё счастье, я больше её не чувствовал. Не считая обгоревших до мяса рук, в этот раз я легко отделался.

Перед глазами вновь вспыхнули многочисленные алые линии. Они даже больше походили на нити. Они тянулись у меня из груди в разные стороны. Некоторые из них были более плотными. Другие же едва заметными. А ещё они постоянно двигались. От наблюдения за ними у меня заболела голова.

Это последствия наркотика в крови? Меня ещё не отпустили галлюцинации? Или же это мана вновь надо мной издевается?

Дверь распахнулась и со стуком ударилась о стену. В палату ворвался рыжеволосый ураган в белом больничном халате по имени Эмильда. Следом тащился запыхавшийся Кортус.

— А вот и мой любимый ученик! — заверещала Эмильда, усаживаясь ко мне на кровать.

Любимый ученик? С каких пор?

— Рада видеть тебя живым и в сознании. Я бы даже пожала тебе руку, — она приподняла пустой рукав халата с ехидной улыбкой. — Да боюсь, где-то посеяла свою.

— Я бы тоже с радостью тебя обнял, — рассмеялся я в ответ, поднимая свои «мясные» руки из ёмкостей. — Вот только боюсь кровью заляпать.

Кортус хмыкнул, усаживаясь в кресло:

— Чувствую теперь себя третьим лишним на вашей инвалидной тусовке.

Мы все вместе рассмеялись. Эмильда облокотилась на мои ноги.

— Да брось, — сказала она. — Какой из Лестера инвалид? Через месяц или около того будет уже на… эм… руках.

От её слов я даже слегка приподнялся на подушках.

— Хочешь сказать, мои руки восстановятся в первозданном виде?

— Ну, не совсем в первозданном, — Эмильда вместе со словами как-то странно жестикулировала. Наверное, ещё не привыкла пользоваться только левой рукой. — Все ткани, восстановленные лечебной кровью, навсегда приобретают красный цвет.

Кортус неожиданно заржал в своём кресле.

— Постой, ты сейчас серьёзно? У Лестера правда будут красные руки?

Он посмотрел на наши непонимающие лица и пояснил:

— Не знаю, как там в ваших аристократских кругах, но у нас, доноров, родители это, любят пугать детей. Мол, если будешь много рукоблудничать, то руки это, покраснеют от стыда.

— Ржавая кровь, а ведь точно! — теперь захохотала уже Эмильда. — Ох, не завидую тебе, Лестер.

Я метнул одну из подушек в Кортуса. И плевать, что это было больно. Тот со смехом и отвращением отшвырнул её на пол. Вторую я опустил на лицо всё ещё смеявшейся Эмильде.

— Эй, а ну прекращай, — проворчала она с наигранной обидой, перехватывая подушку. — Не то ответочка прилетит, и я не посмотрю, что ты инвалид. Я как бы тоже.

— Вы просто две задницы, — сказал я, не сдержав улыбки. — Кстати, насчёт твоей инвалидности. А почему ты не принимаешь такие же кровяные ванны?

Эмильда перевернула подушку окровавленной стороной вниз и положила мне на ноги. Сверху полулёжа пристроилась сама.

— Кровь, к сожалению, не отращивает кости, — ответила она грустным голосом. — Тебе повезло: хоть у тебя вместо рук и были обгоревшие головешки, но зато сохранились кости и немного ткани. Этого достаточно, чтобы нарастить всё остальное. А ещё… — она ненадолго замялась. — В общем, спасибо тебе.

— За что это?

Эмильда посмотрела мне в глаза.

— Я была немного в сознании, когда вы меня нашли. Чувствовала, как ты переливаешь мне кровь раба. И как ты колеблешься, чтобы не расшифровать мою.

Кортус завозмущался в своём кресле:

— Твою кровь, Лестер, ты правда об этом думал в тот момент?

Я не успел ответить, когда за меня вдруг вступилась Эмильда:

— Расслабься, Корт, — Корт?! Чего? — Любой другой маг на его месте воспользовался бы моментом. Да и вообще, кто бы не захотел сделать такую однорукую и сексуальную красотку своей персональной рабыней? — она вновь посмотрела мне в глаза. — Я очень ценю, что ты не стал этого делать, Лестер.

Признаюсь, так сильно я не смущался ещё никогда. От неловкого молчания нас спас Кортус.

— Мне надо выпить.

— О, а у вас тут и алкоголь есть? — оживилась Эмильда.

Ну-ка, попробую ещё разочек, вдруг выйдет. Лестер, ты меня слышишь?

Я помотал головой, отгоняя наваждение. Видимо, я умудрился сильно ушибиться, раз мне мерещился какой-то женский голос. Подозрительно знакомый женский голос.

Кортус проследовал мимо нас к тумбочке, доставая оттуда полупустую бутылку с коричневатой жидкостью. У меня перед глазами вновь полыхнули загадочные алые нити.

— Ага, это единственное, что мне помогает не свихнуться после той ночи, — ответил он.

После пары глотков он протянул бутылку наставнице. Она задержалась с ней подольше.

— Фу, ну и дрянь! — проворчала она. — Корт, у тебя совершенно нет вкуса, — Эмильда опять пригубила напиток.

— Эй, может, и со мной поделитесь?

Меня начинала бесить эта прикованность к кровати. Я привык действовать, всегда быть в движении. А не лежать, не имея даже возможности что-либо делать своими руками. Зависеть в этом плане от других людей бесило ещё больше. Хорошо ещё, что это не навсегда.

Выслушав несколько шуток про кормление с ложечки, я всё-таки вкусил напиток. Эмильда права — пойло было на редкость дерьмовое. Но и Кортуса я понимал — у него попросту не водилось денег, на которые можно купить нормальный напиток. Да и сомневаюсь, что кто-нибудь продал бы его обычному донору.

Эмильда взяла бутылку под свой полный контроль. Кортус где-то раздобыл стакан, наполнил его наполовину и уселся в своё кресло.

— Ну, так что, — прервала тишину Эмильда. — Как ты всё-таки убил того вампира?

Я невольно напрягся. Зубы сжались так сильно, что на челюсти заходили желваки. Мана уже несколько веков была в Крестерии под запретом. А любое её использование каралось смертной казнью. Если хоть кому-то станет известно, как я убил вампира — мне конец.