— Слава Вседержцу, а то в новостях ни слова о тебе! — проворчал он вместо приветствия. — Полагаю, тебя можно поздравить?

— Ага, — подтвердил я. — Но я бы вряд ли справился без твоей помощи. Так, постой, чего это ты такой добренький? Обычно прогоняешь меня чуть ли не поганой метлой.

— Ну так это, рад видеть тебя живым, — после этих слов бывший сосед по комнате подмигнул мне. — А ещё хватит с тебя. Говорят, чтобы выработалась привычка, нужно две недели. Надеюсь, теперь это, у тебя будет привычка относиться ко мне с уважением. Как к равному.

Искренне улыбнувшись, я тактично не стал напоминать, что для выработки привычки требуется минимум три недели. Вместо этого я ему сказал:

— Собирайся.

— Куда это?

— Я убедил Эмильду, что у тебя III группа крови. Если ты это сегодня докажешь, то она поможет восстановить тебя в академии и лично будет ходатайствовать об этом перед ректором. Только нам нужно поспешить.

Пришлось прождать ещё несколько минут, так как Кортус выбежал из дома чуть ли не в одном исподнем.

— Хоть я и редко так говорю, но давайте по-быстрому, — протянула уставшая наставница.

Сцена повторялась. Только в этот раз мы с Кортусом сидели напротив Эмильды в её собственном кабинете. Она склонилась над документами, что-то лениво на них выводя. К моей гордости, от тех кип бумаг, что были в начале моего «наказания», почти ничего не осталось.

Короткие рыжие локоны слегка касались стола. Казалось, будто она уснёт в ближайшую минуту.

Всё моё мужское нутро хотело незамедлительно отнести её в кроватку и не мучить. Ну, если только чуть-чуть. Настолько мило она сейчас выглядела. Но вернуть Кортуса в академию было важнее.

Мы с ним переглянулись.

— Как быстро доказать, что у него III группа крови? — спросил я, понимая, что одних слов будет недостаточно.

Эмильда откинулась на спинку стула. Сонливость в её глазах испарилась.

— Так это правда? Я-то думала, что ты всё выдумал, чтобы был повод притащить Кортуса в академию, — она перевела взгляд на Кортуса. — Ладно, показывай, чего умеешь.

Он неуютно поёжился на своём стуле.

— А что показывать? Я ж заклинаний толком никаких не знаю.

Эмильда сначала закатила глаза. А затем закатала рукав мантии. В невесомой ручке блеснул маленький нож, которым она вскрыла себе вены.

— Если это всё какой-то розыгрыш, то ваши трупы никто не найдёт, — пробурчала она. — Следи внимательно.

Затем принялась медленно выводить жесты. Настолько наглядно, что даже Зак бы их запомнил.

Кабинет наполнился металлическим запахом. Из её раны выплыла сияющая струйка крови, на лету формируя короткий меч. А затем полностью затвердела, так что Эмильда взяла меч прямо в руку. Для полноты эффекта она разрезала один из документов, подтверждая, что лезвие острое.

Я узнал заклинание. «Кровяное оружие». Сложная магия, несмотря на простоту жестов. Мало того что Эмильда использовала собственную кровь — такая точность в деталях и острота лезвия была доступна лишь магам высших групп крови.

Маги же II группы и ниже могли придать крови лишь расплывчатые очертания. Даже несмотря на всё своё мастерство, тот же Креф ла Дорили использовал в бою бесформенные кровяные щупальца.

— А, ну это легко, — пожал плечами Кортус, и в точности повторил заклинание всего за несколько секунд. Он даже заставил свой меч переливаться разными цветами.

— Твою кровь! — Эмильда от неожиданности утратила контроль над заклинанием, и её меч начал «плавиться», теряя форму. — Как это вообще возможно? Тебе же всего лет шестнадцать.

— Семнадцать, — поправил Кортус.

С улицы раздался далёкий шум, похожий на вой собак.

— Что ж, ты официально побил мой рекорд, зараза ты этакая, — проворчала Эмильда. — А ведь я была самой молодой магессой в истории, достигшей III группы крови.

Я поднялся и подошёл к окну, пытаясь рассмотреть источник шума. Он становился ближе и уже был не так похож на вой собак. Скорее на завывания раненого зверя.

— А сколько тебе лет было? — поинтересовался Кортус.

— Двадцать один, — вздохнула наставница. — Эх, всего лишь два года прошло, а уже нашёлся какой-то выскочка.

Окна кабинета Эмильды выходили на внутренний дворик академии. Он представлял собой небольшой парк, освещённый газовыми фонарями. В центре, даже поздним вечером, работал фонтан. Тут и там были раскиданы статуи известных магов и ректоров академии.

А ещё в нём было пусто. Завывания раздавались с другой стороны академии. И становились всё громче.

— Ого, я думал ты старше, — удивился Кортус.

— Чего сказал? — спросила наставница угрожающим голосом.

— Ну ты же профессор как-никак.

Она даже встала со стула, теперь нависая над бедным донором. Но её отвлёк внезапный звук разбившегося стекла в коридоре.

— Я сейчас кому-то всю кровь вскипячу! — заворчала Эмильда, бросаясь к двери; кровяной меч поплыл за ней следом. — А затем займусь тобой, Кортус.

Мы вместе с ним тоже выглянули из кабинета вслед за ней.

Посреди полуосвещённого коридора рядом с разбитым окном стояла высокая голая фигура. Метра три в высоту, не меньше.

У неё была серая кожа, туго обтягивающая мышцы и кости. Слегка вытянутое вниз лицо вызывало отвращение и какой-то первобытный страх. Непропорционально длинные руки лишь усиливали это ощущение.

Тварь как будто принюхивалась к чему-то и затем резко посмотрела на Эмильду. Блеснули длинные клыки.

Кортус грязно выругался. Я достал из кармана серебряную «звёздочку». Наставница задрожала всем телом.

— Э-это что, в-вампир?

2 года назад

«— Прости меня, лисёнок, — сказала мама в тот день в свой последний раз. — Это всё моя вина.

Со времён того приступа она каждый день проводила рядом со мной. Кататонический ступор, как назвали его лекари. При этом все они удивлялись, что он продолжался уже больше полугода.

Однако то, что они говорили, мало вязалось с реальностью. По их словам, всё должно было пройти максимум в течение нескольких недель. Боль при этом я не должен был испытывать.

Я же продолжал находиться всё в том же скрюченно-выгнутом состоянии, что и в момент приступа. Правда, на кровать меня положили набок и переворачивали несколько раз на дню. Спина выгнута мостом, руки и ноги — в неестественных углах. Всё это сопровождалось дикой застоявшейся болью вперемешку с судорогами.

Куда страшнее была боль в голове. Мана давила на неё не переставая. Пыталась прорваться в реальный мир. Мешала спать и даже просто забыться во тьме. Я изо всех сил старался отогнать её, закрыться от Источника маны. Но всё, на что меня хватало — это просто сдерживать её внутри.

В первые дни я чуть не сдался. Боль в теле и голове была настолько адской, что невозможно было и подумать о том, чтобы правильно дышать. В то время я ещё не сумел расплести водное заклинание. В ночь, когда я чуть было не сдался, комната наполнилась конденсированной водой по щиколотку. Отцу, маме и Альберто стоило неимоверных усилий скрыть это от слуг.

Тогда же я понял, что если всё вскроется, маму ждёт казнь. Имперские законы были суровы. Именно моя сила воли была способна её уберечь. Поэтому в течение следующей недели я смог расплести заклинание.

Закрыться же от Источника не мог до сих пор. Поэтому полгода мы с ним вели ожесточённую битву за мой разум.

Родители первое время постоянно ругались из-за меня. Отец не переставал сокрушаться тому, что мама нарушила его запрет и начала обучать меня мане. Помню, как сильно удивился, когда узнал, что он был в курсе её способностей.

В один из тех дней они так раскричались, что отец не выдержал и отвесил ей оплеуху. Меня заволокло таким жгучим желанием вскочить на ноги и броситься на него с кулаками, что мана чуть не перехватила контроль. Ещё несколько часов ушло на то, чтобы восстановить дыхание и вернуться к изначальным позициям в нашей бесконечной борьбе.