На дне глубокого русла виднелись заговоренные блестящие, как в первый день, нагрудники стражников. Похоже, они упали или спрыгнули в ров. Все остальное уже поросло тиной и ржавчиной. Я отмел мысль спуститься вниз по крутым скалам и проследовал внутрь цитадели. Здесь без некогда привычного света факелов было особенно темно, но я двигался по частично обвалившемуся проходу, достав свой ненасытный светильник.

Впереди меня шел жрец. Вернее, я читал его следы. Вот жрец разбил кулаком череп особенно ретивого вурдалака. Вот его удар впечатался в стену, когда серный монстр увернулся. Вот то, что осталось от зомби.

Дальше на полу лежал щит жреца. Он был расколот и пробит сразу в нескольких частях острыми когтями. Но в негодность он пришел не от того. Сработала старая нажимная замковая плита — ловушка. И если бы не последний защитный предмет, лежать бы здесь жрецу Хотта, пронзенному стрелами.

Устройство замка было достаточно простым. Направо было ответвление для стойл всадников, а впереди виднелась огромная пиршественная зала. Видимо, жилые помещения и все убранство Местного Лорда находились выше, на других этажах.

Здесь была небольшая баррикада, преграждающая проход в стойла. Сверху на нее осело рухнувшее перекрытие. Похоже, что-то рвалось с той стороны в этот коридор, и последние защитники замка старались обороняться, соорудив здесь эту преграду. В первые дни пророчества весьма часто бывало, что по незнанию люди без страха заражения употребляли в пищу осеренные продукты, превращаясь в остылых. Я посмотрел через щели. Очень похоже, что между пиршественной залой и стойлами есть кухня, и погрузка-разгрузка продуктов осуществлялись в конюшне цитадели замка.

Я пришел по следам Жреца Хотта до самого зала. Почти перед самым залом жрец получил ранение. И, судя по всему, из-за него не смог справиться с заданием, развернувшись назад.

— Хорошая попытка, жрец. — Похоже, Нераскрытый Кулак Титана тоже догадался, что в крепости есть источник воды и попытался войти в нее. Но не смог пробиться через чудищ. Впрочем, он сделал огромную работу, уничтожив стражников гарнизона замка. У меня бы это могло занять пару дней. Я заметил вторую линию крови, появившуюся прямо рядом. Очевидно, где-то в конце коридора, перед входом в пиршественную залу, он развернулся и даже не решился применить исцеляющую магию. В чем же дело?

Я приглушил зеленый свет, а потом и вовсе выключил его. Впереди в самой зале были окна. Там было светло. Капли крови доходили до порога и останавливались здесь, возле массивных дверей. Я осторожно приблизился и остановился, всматриваясь вперед. О! Я понял, почему он развернулся.

По спине пробежал зловещий холодок. Руки предательски вспотели, захотелось прочистить горло. Похоже, дварфа не подвела его чуйка.

Охотник умирал. Более десяти бездыханных тел лежали вокруг. Орденские послушники, они пришли за ним. Снова. Как же ему надоели эти просьбы, он не мог вспомнить, чтобы жил сам. Он перебивался с одного опасного задания до другого, за гроши. В то время, как наемники получали большую прибыль, они наваривались на людях. Он с яростью посмотрел на приближающуюся к нему фигуру. Невысокий коренастый дварф с перевязанной банданой и арбалетом, в кожаной куртке и с щитками брони. Одним словом — наемник. Он сплюнул.

Это был бирюзовый тракт в родных землях. Где-то там впереди виднелось поселение — Родники Любви. Где-то за спиной остался небольшой городок — Глас Ястреба. Там внизу справа возле озера виднелся поселок Глубокий Овражек. Он сидел на дороге, ведущей в Крепость Рух. Именно туда вели непокорного охотника за то, что он отказался выполнять приказ.

Чтобы справиться с послушниками ордена, ему потребовалось высвободить свой резерв — запрещенный прием ордена. И теперь он не мог исцелить себя и медленно угасал.

Наемник приблизился и осмотрел поле боя. Охотник поднял голову, даже от такого простого движения раны на его груди снова начали сочиться кровью.

— Тебя послали добить меня?

— Не по твою душу, приятель. Я пришел в эти земли, — сказал наемник, — Я хочу бороться с чудищами, как и ты.

— С чудищами? Посмотри тогда на них — разбойник оторвал руку от земли и обвел рукой лежащие тела. Нужно сказать, у него это плохо получилось, и он начал заваливаться на бок. И все же он нашел силы снова подняться и, осмотрев свои раны, засмеялся. У него не хватало несколько зубов, что делало его еще более ужасным в чужих глазах.

— Ну и зачем все это, парень? — вздохнул дварф.

— Орден это просто колесо, что вертится по дороге. Оно катится по инерции, понимаешь? Они пришли за мной и моей семьей, они ждали того дня, когда у меня родиться сын, чтобы подвергнуть его тому же, чему подвергли и меня. — убийца харкнул красным сгустком.

— Я приказал жене и сыну, чтобы они сбежали. И за это они поймали меня и повели на суд в Крепость Рух, — здесь он сглотнул комок, подступивший к горлу, и закашлялся кровью, — там должны были вынести мне приговор.

— И все равно я не понимаю, почему ты напал на них — покачал головой дварф, облокотившись на свой арбалет.

— Не будь дураком… Орденские никого не пропускают через врата. Никого из тех, кто столкнулся в горах с чистым… злом. Осерение — детская забава. Там… мы сражались с настоящими тварями. Высшими порождениями полога.

— Я здесь редкий гость, приятель, и с традицией чужаков не знаком. Но быть может ты расскажешь мне, как учителю истории, подробнее? Тогда, вернувшись в Синие Горы, я запишу это для будущих поколений в дварфийском эллипсисе — объяснил дварф.

— Как твое имя? — неожиданно спросил незнакомец, в его взгляде проступило что-то живое.

— К'Йоевган некогда историк, а теперь наемник из Синих Гор, — ответил дварф.

— К'Йоевган, — посмаковал охотник это слово и растянул разбитые губы в некое подобие улыбки, увидев, что дварф на полном серьезе достал бумажный свиток-блокнот и готов записывать.

— Не знаю, что там будет после, но, клянусь, я замолвлю за тебя словечко…

— Там за стеной есть твари намного опаснее. Вы, дварфы, о них ничего не знаете, потому что охотники убивают все. Раньше, когда нас было много, по южным горам землям не бегало ничего крупнее пероотля. А теперь… нас все меньше. Хранители Крепостей жертвуют нами все чаще из-за того, что они сами выдохлись и из-за того, что твари становятся все более опасными. Они меняются. Раньше и пероотли были не самой маленькой тварью. Были прейды. Этого никто не помнит.

Охотник закашлялся.

— Чем ближе ты подходишь к порогу… к грани между жизнью и смертью, тем больше ты вспоминаешь воспоминания Хранителя Крепости. А я всю жизнь ходил просто по ней. Даже орденские не понимают, какой груз давит на защитников крепостей.

Он попытался отдышаться, сильно забирая ртом воздух. Затем безумно улыбнулся и посмотрел на дварфа.

— Хочешь шутку? Тела останутся здесь. Они никуда не расходятся в этих землях, даже не оживут. Смешно, правда? Слишком спокойные. Нет осерения здесь… я не должен идти дальше… тупые болваны…

Он снова начал говорить о катящемся колесе и потом добавил нечто новое:

— Это личное, понимаешь?

— Личное? — переспросил дварф, выдержав многозначительную паузу. Он провел рукой по своей бороде. Это был весьма многозначительный жест у обитателей Синих Гор. — У меня личное — это жена и дети.

— И у меня… Теперь они свободны, — испустив дух, сказал охотник. Он так и не упал, только запрокинул голову и широко раскрыл глаза, смотря куда-то вверх. К'Йоевган покачал головой, сделал какие-то пометки в блокноте историка и пошел дальше, осторожно ступая по дорожным камням между еще не остывших тел.

Когда он миновал все пространство, охотник встал. Кровь излилась из его рта черным густым фонтаном. Невидящим взглядом он посмотрел по сторонам. Его зрачки были расширены, как у утопленника. Дварф посмотрел на него и понял, что перед ним уже не охотник. "Клакс!" — раздался выстрел из арбалета. Он положил конец страданиям убийцы остывших.