Кто-то ещё бежит. Кого-то режут встречные тысячи, невзирая на крики, что они свои. Кого-то топчут остатки отступающей конницы.

Мне не было видно, но я точно знал, что с боков пехота старается сжать конницу клиньями. Впрочем, у неё и своих проблем хватало. Пехота столкнулась с пешими врагами, а фланги, что в этом бою не задействованы, режут конницу.

Наёмники прут вперёд на ополчение, наплевав на луки. Три тысячи ополчения в размен на две тысячи наёмников – я бы не стал ставить на первых, несмотря на поддержку луков.

Луки кроют по своим и по чужим. Конница Скагена с левого фланга зашла в спины пехоте алгарцев и режет, до кого дотягивается.

Конница Алгара разворачивается, но слишком это тяжело – повернуть поток коней, тем более если он остановился.

С правого фланга кто-то собирается на поднятое знамя. По факту, его замечают не только выжившие в тысяче, но и остатки тяжелой конницы. Алгарцы пытаются небольшими группами отбить стяг, но куда им. Одно дело – шеренга конских туш без просвета, и другое – наскоки нескольких всадников.

Спору нет, в чистом поле пара всадников возьмет знамя у полудюжины защитников без вариантов, но тут – поле брани. Трупы и раненые мешают разогнаться, к тому же впереди ждет небольшой пригорок.

Пока неудачники пытались хоть как-то искупить своё поражение под колёсами обоза, подтянулись бежавшие остатки тысячи и вдарили по выжившим конным алгарцам.

Конница Скагена режет в спину пехоту левого фланга врага. Пехота левого фланга Скагена перемалывает пеших противников с помощью конников. Центр, состоящий из тяжёлой конницы, ещё не пришёл в себя.

Потери у «тяжей», конечно, есть, но они, по сути, не критичные – от силы половина состава. Впрочем, не составом сильна армия, а единством. Правый фланг застыл в равновесии, пехота против пехоты. Однако наёмники уже вышли с топких берегов реки и вгрызлись в ополчение, несмотря на дождь стрел.

Первым дрогнуло вовсе не ополчение, а левый фланг, что, впрочем, предсказуемо. Конница сзади и пехота впереди… Тут кто угодно побежит.

Потом побежало ополчение. Так неслись, что смяли порядки лучников, почему-то не отступающих и пытающихся стрелять до конца по приближающемуся противнику. Конница в центре, увидев, что все остальные убегают, обогнала в драпе всех дрогнувших.

Оставшуюся пехоту правого фланга, ну, ту, которая была рядом с ополчением, добивали всем миром. Окружили и били, как могли. Мало кто там выжил…

– Старый, я не понял, а тут-то ты что забыл? Герой битвы, знамя поднял, – спросил я и махнул рукой подавальщице – пускай ещё пиво несёт.

– Бестолочь ты. Слушай дальше, – беззлобно огрызнулся Антеро и продолжил рассказ.

Дальнейшие будни армии – собирать трофеи, ползая на поле по крови, дерьму, внутренностям и снежной слякоти. Наёмникам такую честь не доверили – ещё что-нибудь себе присвоят, и ищи потом. Впрочем, и десятники в регулярной армии не дремали: до тыловиков не доходила добыча, подходящая под их род деятельности.

День на похороны и сборы трофеев, а также чтобы доложить о погибших. День на то, чтобы прийти в себя. У маркитантов были скуплены последние остатки алкоголя.

Потери оказались высоки, несмотря на победу. Армия не досчиталась больше четырёх тысяч убитыми и тяжелоранеными. У противника потери больше, но не сказать, что враг разбит окончательно. Примерно восемь тысяч, если штабисты не врут. Остальные, как это и бывает, не убиты, а разбежались и теперь копят силы, собираются в кулак. Впрочем, тяжёлая конница у алгарцев по большей части выбита, а это уже немало.

После победы армия Скагена ещё какое-то время не спешила идти вперёд. Спокойно шли, без фанатизма, словно ждали кого-то. Как оказалось, не зря армия медлила наступать. Стало прибывать дворянское ополчение. Поначалу маленькие ручейки самых жадных до наживы. После и все те, кто не усидел у себя в замках, как услышал о победе.

Прибывали рыцари со своими «копьями» – отрядами конников от пяти до восьми человек – и ополчениями от десяти до двадцати человек, разной степени подготовки и вооружения. Прибывали приграничные бароны, как воронье, слетевшееся на запах наживы. Прибыл даже целый маркиз со своим выводком графов и баронов. Ээзори – род старый, но захиревший. Маркиз очень молод, и этим пользуются его графы и все кому не лень.

Что может быть хуже в дворянской вольнице, чем молодой дурак знатного рода? Они, впрочем, тоже бывают разные. Одни – наркоманы и пьяницы, любители лёгкой жизни; другие – патологические самоубийцы, им подвигов подавай, чтобы с предками по славе сравниться.

Маркиз Ээзори оказался из вторых. Сразу попытался построить армейских командиров под свою хотелку. «Вперёд, ни шагу назад, враг разбит, надо врага додавить!» Парень явно видел себя героем, возглавляющим атаку в проломе замковой стены. Тылы отстали, скоро армию будет нечем кормить – пофиг, у врага припасы возьмём. Раненых надо отправить в тыл – сами доберутся, и без охранения.

В общем, какое-то время высшее начальство армии его терпело, а потом поставило на место. Сиди на жопе ровно, мальчик, и не лезь туда, куда не надо. Пока большие начальники грызлись и мерялись знатностью родов, было упущено время, а алгарцы сумели всё самое ценное по замкам развезти, там и засели.

Участились ночные набеги на стоянки армии. Пустят сотню-другую горящих стрел по палаткам и убираются подальше от ночного лагеря, чтобы через какое-то время опять нападение повторить.

Ночные налёты с горящими стрелами не столько наносили потери, сколько деморализовали армию. Кто-то шёпотом говорил, что эти горящие палки надо командиру в зад засунуть. Дворяне выражались более открыто и чуть ли не бунтовали. Требовали наказать наглецов. А ещё лучше – осадить ближайший замок. Типа сколько можно нападки терпеть, захватим замок, там с наглецами и сочтёмся.

Впрочем, есть и вторая составляющая этих призывов. Грабить пока нечего, а дворяне вовсе не за стрелами в поле ехали на войну. Замок – это провизия и добыча для тех, кто ворвётся первым или хотя бы участвовал и знатен.

Проблему с набегами решили просто. Тут и пригодилась дворянская вольница. По утрам воины «копий» хвастались, скольких они подлых алгарцев убили. Знающие и опытные люди их слушали, усмехались про себя наивным похвальбам и делили количество убитых врагов на три, а то и на пять.

Одно хорошо – набеги на спящий лагерь прекратились, слишком уж много было желающих получить трофеи из ночных боев с диверсантами противника.

Потом был лихой наскок дворянской конницы алгарцев. Они подкараулили армию грамотно. Авангард втянулся за поворот дороги и там был атакован с вершины пологого холма. Кони успели разогнаться, а авангард не успел построиться.

Вроде бы что тут такого, всего две сотни конников, из которых только около пятидесяти тяжёлые, а дел было наделано немало. Тяжи шли первыми в прорыв: кого-то стоптали, кого-то прокололи копьями, кого-то порубили. За ними в пятки ударили остальные. Двести ударов сердца – и конница уже отступает по дороге, так как на ней меньше шансов увязнуть и подставиться под стрелы или атаку конников противника.

Вслед за отступающими спешило, нахлёстывая коней, дворянское ополчение, но это они зря. Дерево на дорогу упало прямо на головы преследователей. Неизвестно, так было рассчитано, или те, кто валил дерево, немного замешкались, но эффект был отрезвляющий. Часть отряда преследователей вырезали обернувшиеся налётчики, часть попала под стрелы лучников в засаде.

Рыцари алгарцев никого не брали в плен, а убивали на месте. Так-то их можно понять – что делать с пленными при отступлении? Алгарцы, наверное, в бой с преследователями вмешались только из-за того, что скакали за ними не армейцы, а такие же дворяне. Так что есть чем поживиться. Что характерно, мелкие детали амуниции и дорогое оружие исчезло сразу: трофеи – это святое на войне…