Острую необходимость Красной Армии в бронетранспортёрах мы пока не способны удовлетворить, поскольку ещё далеко не полностью удовлетворены наши собственные потребности в этих боевых машинах. Сегодня мы оснащаем ими лишь боевые части, переходящие в 1941 год и в очень незначительном количестве поставляем РККА.

Поставки авиационной техники пока носят ограниченный характер, и, отправляя в прошлое бомбардировщики Ил-28, штурмовики Ил-10 и истребители Миг-15 и Миг-15бис, мы поставляем в прошлое технику, снятую с вооружения. С истребителями Миг-17 ситуация сложнее: эти самолёты продолжают строиться и поступать в наши строевые части. Но в планах перевооружения их замена на более совершенные машины, которые также производятся или готовятся к выпуску. К тому же, что Миг-15, что Миг-17 уже перестают отвечать требованиям нынешнего дня, а Ил-10 и вовсе не соответствуют концепции истребителей-бомбардировщиков.

То же самое касается поставок артиллерии и стрелкового вооружения: пока мы освобождаем склады длительного хранения от устаревшего оружия. Исключения из этого правила — только боевые части Советской Армии, переправленные в 1941 год для оказания помощи РККА.

Сложнее обстоит дело с радиолокаторами. Советская Армия до сих пор не насыщена этой сложнейшей техникой, но мы все прекрасно помним, насколько плохо обстояли дела с ней в 1941 году, и нам приходится делиться ими с Красной Армией ради защиты важнейших государственных, промышленных и военных объектов. То же самое касается зенитных ракет: мы всё ещё не закончили создание пояса зенитно-ракетной обороны Москвы, но нам пришлось отправить два комплекса С-25 в прошлое. Один — для защиты от воздушных нападений на центр Москвы, а второй — для противовоздушной обороны кораблей Балтийского флота. К первоочередным потребностям относится и комплекс для ПВО Мурманского порта, и по мере изготовления его комплектующих он будет переправлен в 1941 год.

Таким образом, можно сделать вывод, что планы перевооружения Советской Армии пострадают незначительно. Другой разговор — о влиянии поставок автомобильной техники, тракторов, паровозов, вагонов и промышленного оборудования. Но это относится к епархии товарища Булганина, который руководит нашей экономикой, — завершил краткое выступление Рокоссовский.

Булганин, как всегда в случаях, когда «на правительстве» обсуждались вопросы, касавшиеся обороны, был в маршальской форме. Эту его слабость знали все в руководстве СССР: никогда не руководивший войсками, он трепетно относился к полученной накануне ноябрьского парада 1947 года маршальской звезде на погонах. Но эту слабость ему прощали за его прекрасное понимание советской экономики. Руководство предприятиями, министерствами, Государственным Банком, а потом и правительством были прекрасным опытом, делавшим его, пожалуй, наиболее компетентным в вопросах экономики из всего советского руководства. По сути, именно он на данный момент занимал должность, которую все считали сталинской, именно он де-юре возглавлял Советский Союз.

В конфликте с Хрущёвым он однозначно поддержал «антипартийцев», несмотря на очень давнюю дружбу с Никитой Сергеевичем, начавшуюся ещё в 1930 году, когда жена Хрущёва Нина Петровна работала в парткоме электролампового завода, руководимого Булганиным. Именно благодаря столь решительной позиции мягкий, склонный к компромиссам Николай Александрович сохранил государственную должность и влияние в партийном руководстве.

— Товарищ Рокоссовский верно заметил: поставки в 1941 год гражданской продукции не могут пройти бесследно для советской экономики. Несмотря на то, что мы нарастили производство грузовиков в 2,7 раза в сравнении с 1940 годом и в 5,4 раза в сравнении с 1945 годом, автомобилей для народного хозяйства нам по-прежнему не хватает, и помощь ими воюющему Советскому Союзу, несомненно, отразится на стране. Как и отправка в 1941 год тракторов, грузовых вагонов, станков и оборудования. Исключение — лишь локомотивы, паровозы, которые мы сейчас активно заменяем на тепловозы и электровозы, а значит, осуществляем вывоз того, что всё равно выводится из эксплуатации. Кому-то это может показаться циничным, но поставками перечисленного мы замедляем собственное развитие, помогая другой стране.

— Это н…не другая страна, товарищ Булганин, а н…наша собственная, только находящаяся в прошлом, — возмутился Молотов.

— Я это прекрасно знаю, Вячеслав Михайлович. И для меня не стоит вопроса, оказывать эту помощь или нет. Я рассуждаю о последствия вывода из нашей экономики указанной техники, оборудования и материалов. И пытаюсь найти решение проблемы: как сделать так, чтобы и помочь СССР 1941 года, и не сильно навредить нам, как вы прекрасно знаете, тоже находящимся в не самых лёгких условиях. За счёт чего минимизировать эти потери? Это всё деньги, которых у нас самих в обрез.

Вам прекрасно известно, насколько дорогостоящим является производство атомного оружия, ракет, новых самолётов. Но отказаться от этого мы не можем, не имеем права, поскольку иначе превратимся в жертву империалистов. Мы не можем и снизить уровень жизни советских людей, у которых только-только стал появляться достаток. В то же время, без серьёзных капиталовложений у нас не получится нарастить выпуск тех видов продукции, которые жизненно необходим для победы советского народа в Великой Отечественной войне: тех же автомобилей, тракторов, вагонов, станков, электрогенераторов, меди, алюминия, синтетического каучука. Продуктов, наконец.

Вы помните, что из-за недостатка средств в бюджете в прошлом году мы отсрочили на двадцать лет погашение государственных облигаций. Возобновление их выпуска уже не даст того эффекта, как раньше, поскольку этим мы подорвали доверие населения к данным ценным бумагам, а возобновление практики принуждения рабочих и колхозников к их приобретению только ухудшит ситуацию. Этим путём уже нельзя идти, товарищи. Необходимо найти иной путь.

Мы тут с товарищами из Министерства финансов посчитали и пришли к выводу, что для оказания помощи воюющему Советскому Союзу нам следует снижать расходы и выискивать новые статьи доходов.

— На что снижать расходы? — возмущённо посмотрел на главу правительства Первый секретарь ЦК. — Вы только что говорили, что нам нельзя снижать темпы экономического роста. На науку, образование и здравоохранение? На жилищное строительство? На развитие сельского хозяйства? На что снижать расходы?

— Вы правы, товарищ Маленков, ни на что из перечисленного расходы снижать нельзя. Но вполне можно снизить безвозмездную помощь странам, освободившимся от колониальной зависимости, практику которой ввёл Никита Сергеевич. Как показал опыт Китая, Югославии, Албании и Корейской Народно-Демократической Республики, эти страны уже стали смотреть на нашу помощь как на нечто само собой разумеющееся, не давая ничего взамен.

— Но что мы от них можем получить? — усмехнулся Маленков. — Они же сами иногда голодают.

— Да хотя бы рабочие руки на стройках народного хозяйства. За минимальную зарплату и избавление от того же самого голода они сумеют принести Советской стране хоть какую-то помощь, отработав хотя бы часть средств, предоставленных этим странам безвозмездно.

Второе решение требует политической воли, поскольку наверняка вызовет недовольство местных партийных организаций, но это тоже один из способов пополнения бюджета. Я говорю об уравнивании или хотя бы снижении разрыва между объёмами производства и потребления на душу населения в некоторых союзных республиках. Мера, разумеется, вынужденная и временная, способная, повторяю, вызвать недовольство у членов местных партийных организаций, но в нашей ситуации более чем оправданная.

Когда генерал-полковник Кирпонос, жутко невыспавшийся и помятый, появился в кабинете начальника штаба фронта, там уже был Будённый. В отличие от комфронта и хозяина кабинета, Василия Ивановича Тупикова, достаточно бодрый и, как показалось Кирпоносу, даже довольный, несмотря на дурные вести, доложенные Тупиковым.