— Но у фронтовой разведки несколько иные данные. На их основании мы считаем, что её удар будет достаточно эффективным, — возразил генерал-лейтенант.

— У вашей фронтовой разведки очень много недочётов в оценке сил противника, — включился в разговор некий помощник маршала, одетый в генеральскую форму, но без каких-либо знаков различия, очень похожий на постаревшего заместителя Шапошникова генерал-майора Василевского. — Например, вам неизвестно точное местонахождение соединений противника на настоящее время.

«Товарищ Васильев», как представил помощника маршал, и к которому в продолжении разговора начальник Генштаба тоже обращался «Александр Михайлович», протянул начальнику штаба фронта сложенную карту.

— Исходите из этих данных, перерабатывая план контрудара. И ещё. По нашим расчётам, на 4–5 день вашего контрудара немцы могут принять решение о переброске против 34-й армии 56-й моторизованный корпус Манштейна. Именно ввод его в сражение станет переломным моментом. Поэтому, выйдя на рубеж река Полисть — Жемчугова, части левого фланга 34-й армии должны немедленно окопаться и подготовиться в обороне по правому берегу Полисти. И немедленно прекратить наступательные действия этой армии, едва поступят доклады о вводе в действие сил Манштейна.

Карта, предоставленная «Васильевым», о существовании которого Ватутин никогда не слышал даже во время работы в Генеральном Штабе, оказалась настоящим кладом, и первые дни контрудара в направлении Старой Руссы развивались великолепно. Даже несмотря на то, что 48-ю армию пришлось исключить из планов: как показали события предыдущих дней, ей действительно было не до наступления, немцы давили на её позиции настолько сильно, что пришлось отвести её к укрепрайону по рубежу реки Веронда. Пусть 11-й армии, как и 27-й, и пришлось остановить наступление практически сразу, но 34-я двигалась очень бодро. Иногда — даже не встречая сопротивления со стороны крайне разрежённых боевых порядков противника. Помня наказ Шапошникова «при наступлении не зарываться вперёд — ежесуточный темп продвижения иметь четыре-пять километров в сутки, обращая внимание на разведку и обеспечение своих флангов и тыла и на закрепление за собой пройденного пространства», приходилось даже сдерживать Кузьму Максимовича Качанов. Хотя на третий день удара, 14 августа, его войска уже одолели сорок вёрст и перерезали железную дорогу Дно — Старая Русса. По сути, 10-й армейский корпус генерала Христиана Хансена оказался в полуокружении, зажатый на узкой полоске между наступающей 34-й армией и озером Ильмень.

Как и «предсказывали» в Генштабе, 11-я армия Василия Ивановича Морозова не только так и не дошла до занятой немцами Старой Руссы, но и понесла большие потери на подступах к городу, и едва справлялась с неослабевающим натиском 290-й дивизии противника. А два полка немецкой 126-й пехотной дивизии отчаянным сопротивлением смогли задержать продвижение 257-й и 262-й дивизий армии Качанова на северо-запад. Именно на этих вражеских дивизиях и сосредоточился Кузьма Максимович 15–16 августа, пытаясь снова прорваться через отбитый немцами участок железной дороги. Но… Но управление войсками армии оставляло желать лучшего. Даже в ситуации, когда авиаподдержка противника очень сильно ослабла из-за действий 1-го ударного авиаполка реактивных истребителей, дислоцированного на аэродроме в Крестцах.

17 августа из 257-й стрелковой дивизии пришёл рапорт об освобождении станции Тулебля, а 245-я отчиталась о взятии станции Волот. Таким образом Старая Русса оказалась в мешке, и, казалось бы, ещё одно усилие, и можно будет «перевязать горловину» этого мешка. Но из Москвы пришёл приказ прекратить наступление 245-й и 262-й стрелковых, 257-й сдать станцию противнику и отступить на 5–7 километров юго-восточнее, а 259-й стрелковой дивизии и вовсе отойти на правый берег Полисти. И приготовиться к отражению удара корпуса Манштейна.

Как и обещал Генеральный Штаб, для отражения действий двух моторизованных дивизий (одна из них — дивизия СС «Мёртвая голова») и остатков серьёзно потрёпанной в недавнем контрударе под Сольцами 8-й танковой дивизии прислали подкрепление. Не очень крупное по численности, но вполне способное создать немцам серьёзные неприятности. Сводный батальон из трёх рот плавающих танков, вооружённых 76-мм пушками, с усилением в виде миномётной роты 120-мм «самоваров», два дивизиона универсальных экспериментальных (как сообщили Ватутину) «трёхдюймовок» Зис-3 на автомобильной тяге (грузовики Зис-5), и рота пехотного прикрытия артиллерии, вооружённая автоматическими карабинами, тоже экспериментальными.

Это подкрепление (были ещё и два стрелковых полка, переброшенные из-за Волги, но никаких ограничений по их использованию Москва не высказывала) генерал Качанов должен был использовать в качестве мобильного резерва и беречь как зеницу ока. А Ватутина «накачали» требованиями контролировать действия Кузьмы Максимовича по сохранности новейших образцов техники. И, разумеется, недопустимости попадания их в руки врага.

— Головой за это отвечаете, товарищ «Гроссмейстер», — предупредил заместитель Шапошникова генерал-майор Василевский. — Отбейте удар Манштейна, непременно отбейте. По крайней мере, за Ловать вы его не должны пропустить. Изучите его повадки: вам с ним ещё не единожды за время войны придётся столкнуться.

— Хорошо, Александр Михайлович, постараюсь, — подтвердил, что понял указания заместителя начальника Генерального Штаба, генерал-лейтенант. — Только почему вы назвали меня гроссмейстером? Я в шахматы играю очень даже посредственно, на подобный титул совершенно не претендую.

— Узнаете со временем, — усмехнулся в трубку Василевский.

А Николай Фёдорович «уселся на телефон» «спускать вниз» указания Генштаба.

Следует отметить, что очень вовремя, поскольку командарм-34, получивший известие о прибытии новых танковых и артиллерийских подразделений, уже приказал начальнику артиллерии армии генерал-майору Гончарову «размазать» их по дивизиям, испытывающим наибольший дефицит в средствах огневой поддержки. И Качанова запрет на такое использование подкрепление очень огорчил.

— Да на мою 257-ю дивизию немцы прут, как скаженные! — возмутился он. — А мне нечем её поддержать. Линии снабжения растянуты, потери в артиллерии огромные, «полковушек» не хватает для огневой поддержки, снаряды и мины экономим. Я уж не говорю о том, что из-за этого потери в живой силе растут.

— Терпи, Кузьма Максимович. Не остановим Манштейна, он и вовсе всю твою армию охватит, и придётся из очередного «котла» прорываться. Разобьёт Манштейн твою армию, и его корпус перебросят под Ленинград, под которым сейчас и так оборону из последних сил держат. Поэтому твой левый фланг должен зубами вцепиться в правый берег Полисти. Устраивай завалы на лесных дорогах, минируй дефиле между болотами и подступы к реке, но минимум три дня его 56-й корпус не должен форсировать Полисть.

— А после?

— А после будем смотреть, насколько у этого идеолог «Блицкрига» осталось сил для продолжения наступления.

Ещё во время полёта из Москвы нарком авиации Алексей Шахурин и командующий ВВС Павел Жигарев «зацепились языками» по поводу новой машины, полёт которой им предстояло наблюдать. Павел Фёдорович возмущался тем, что его до сих пор никто не ставил в известность относительно разработки бомбардировщика, который Военно-воздушные силы не заказывали промышленности.

— И как только Сам такое позволил⁈

Увы, но Алексей Иванович пока не имел полномочий раскрывать генерал-лейтенанту всей подоплёки того, свидетелями чего они скоро станут.

— Давайте прилетим, посмотрим на машину, а уже потом будем разбираться с тем, насколько она нам нужна. Судя по обещаниям заводчан, самолёт должен впечатлить и меня, и вас.

И то верно! Что ни говори, а Сергей Владимирович Ильюшин, судя по марке, являвшийся конструктором представляемого воздушного корабля, умел делать неплохие самолёты. Это и выпускающийся сейчас в Воронеже ДБ-3Ф, и бронированный Ил-2, поражавший своей живучестью.