– На флагмане – сто двадцать. На втором судне – около сотни, – командор Вильямс накинула мундир, сброшенный ради возни с пушкой, потянулась поправить форменный воротник-стойку, вспомнила, что уже неделю как не носит ничего кроме простой рубашки на шнуровке и штанов с сапогами – и выглядит хуже дезертира. Поправила перевязь с саблей и коротко приказала: – Оставь при себе троих. Проверьте все орудия, порох, ядра. Остальных отправь к Хиггинсу. Паруса сейчас важнее.

– Слушаюсь, капитан. А как же ж…

– Нам нужно оторваться от них еще на четверть часа, в прибрежных скалах “Свобода” не сможет маневрировать, тут мели. Они просто расстреляют нас как утиный косяк, – Дороти договаривала это уже на ходу, спеша в сторону мостика.

Бринна больше вопросов задавать не стала – ссыпалась по лестнице, ведущей к оружейной палубе, одновременно выкрикивая кого-то по имени.

– Курс прежний. Выходим в открытое море, – Дороти добраться до мостика не успела: выхватить из столпившихся у борта моряков Хиггинса было важнее. – Док, ставь все паруса. Нам нужно выиграть время. Если у тебя есть в запасе еще что-то…

– Балласт сейчас будем сбрасывать?

– Нет, когда подойдут на расстояние залпа. Учтите, это флагман, и на нем как на королевской фаворитке – все самое лучшее. От панталон до колечек. И пушки тоже.

– Ну на носу-то у него их нету, – Хиггинс, задрав голову, уже высматривал на мачтах что-то одному ему известное. – Пока они разгоняются от причала – на парусах мы выиграем минут десять, от силы – двадцать. А в открытом море, когда сбросим балласт, при такой волне руля “Свобода” будет слушаться как бешеная корова пастуха. И скакать также. Тут морская ведьма надвое скажет – уйдем или нет. Был бы этот поганец ряженый один…

– Ваши слова, Хиггинс, да богам в уши, – Дороти улыбнулась.

Жизнь, казавшаяся еще такой беспросветной минуту назад, становилась краше. Драться, стрелять, убегать, догонять, лавировать все лучше, чем ощущать себя выкинутой на берег касаткой и пытаться научиться дышать тем, что для твоей природы чистый яд. Пока корка льда внутри была прочна, и слава небесам. Осталось только руки и голову занять делом.

– Но их двое. И спутник свой флагман в одиночестве не бросит. А лелеять надежду, что иверцы не захотят пустить мне кровь, я бы не стала. Тем более что со спутником я уже имела честь познакомиться. И уверяю, “Свобода” долго ему снилась в кошмарах, – самодовольно сказала Дороти и сдула со лба мешающую прядь.

Хиггинс аж по бокам себя хлопнул, показывая, что только старых счетов им сейчас не хватало.

– Хиггинс, самое время показать все, на что вы способны. Иначе на “Каракатицу” мы с вами будем смотреть, да только снизу.

– Знаю, кэп, знаю. Сейчас мы натянем этих….

Остальное потонуло в такой черной брани, что Дороти предпочла не вслушиваться. Впрочем, пусть ругается. Ругань всегда четче приказов и для своих понятнее.

Голову Дороти нашла чем занять – теперь пришел черед рук. По-прежнему команда Морено была слишком мала для такого фрегата, как “Свобода”, и если в обычные дни рук просто не хватало, сейчас их не хватало катастрофически, а значит, и капитанские могли сгодиться.

С хлопком раскрылся основной парус, и Дороти бросило вперед – “Свобода” скакнула норовистым конем, зарылась носом в волну, потеряв скорость, но сразу выпрямилась и пошла точно по старому курсу. На фок-рее кто-то засвистел, и корабль швырнуло повторно – Хиггинс выставлял паруса по-своему. Еще один свист, и опять рывок. Надо отметить, что мастер свое дело знал – все паруса раскрывались и собирались без заминки, а значит, перед этим большая работа по правильному натяжению снастей тоже была выполнена филигранно.

Дороти, поймав ритм движения палубы под ногами, поднялась на мостик и положила руку на штурвал. Сквозь рев ветра и хлопки парусины приходилось прорываться криком.

– Где Морено?

– Видел, как он спускался к твоей каюте, капитан. И не выходил больше. Там Саммерс стучал, но вроде как не впустили его. Во всяком случае, ушел, – сквозь гул ветра проорал Фиши.

– Фиши, иди на оружейную палубу, а еще лучше заряди ту малышку, которую нам подарил сэр Августин. Испытывать будем сразу в бою. Хиггинс справляется с парусами, но как бы мы ни мчали – “Святой Мартин” и “Изабелла” идут быстрее. Мы выгадаем полчаса или чуть больше, а до границы с морем Мертвецов около десяти часов полного хода. Придется принимать бой, и лучше сделать это на своих условиях.

– Да какие тут, в бездну, условия?! Ветер будет ровным до вечера, я чую, в буре нам не спрятаться, да и для тумана нет предвестников…

– Значит, будем драться при хорошей видимости. – Раздался еще один хлопок, судно накренилось, и Дороти, навалившись на штурвал, помогла Фиши удержать курс. – Тоже недурно.

– Так что я забыл рядом с пушками, когда штурвал вроде бы здесь, капитан? – спросил Фиши.

– Я хорошо знаю руль “Свободы”, но еще лучше – читаю маневры иверцев. Я с ними дралась, и не раз. Когда мы встанем борт к борту и начнем разговор ядрами – ты возьмешь штурвал. А пока мы играем в лису и кролика, пусть побудет у меня.

Фиши посмотрел с упреком, но понял, что зря теряет время, спустился вниз и размашистым шагом устремился на корму.

Дороти перехватила колесо штурвала, так, чтоб сподручней было крутить, и замерла, всматриваясь туда, где на большую воду грузно выходил “Святой Мартин”. На его счет Дороти была спокойна – на всех парусах и при удачной волне “Свобода” оставит флагман далеко позади. Другое дело “Изабелла”.

С ней Дороти первый раз схлестнулась пять лет назад, возле порта Вейн, по чистой случайности – они отстали от основной баталии, в которой сцепились две эскадры, алантийская и иверская, из-за надвигающегося шторма. И вышли прямиком в линию неприятеля настолько удачно, что тремя точными залпами вывели из боя один из кораблей рядом с “Изабеллой”, которая тут же развернулась к ним бортом и вступила в бой. Надо сказать, артиллерия на ней стояла отменная – они пробили “Свободе” такие бреши, что не подойди к ней на помощь свои и не оттяни внимание “Изабеллы” на себя – уходить команде на шлюпках. Но и иверцам тогда досталось – вернулись хоть и на своих парусах, но со знатным креном.

Командовал фрегатом один из королевских родичей, высланный на юг то ли за любовницу-интриганку, то ли за излишнее внимание к королевской казне. Но шкипером он был отменным, тут Дороти отдавала должное, да и команда на “Изабелле” подобралась вышколенная и опытная. Так что адмиральский “Мартин” мог сколько угодно сверкать позолотой и бряцать щитом – драться будет девчонка. Флагман станет подстраховывать и добивать, а значит, до поры до времени он не опасен.

Пока все шло согласно плану: “Свобода” преодолела смену течений и, подпрыгивая на волнах, выбралась в открытый океан, который на самом краешке горизонта становился изумрудно-зеленым – там Крабовое море сливалась с морем Мертвецов.

“Изабелла” окончательно вышла из тени флагмана и, набирая ход и в точности повторяя маневры Дороти, двинулась вперед. “Святой Мартин”, напротив, прибрал паруса, отстал, всем видом показывая, что столь мелкая дичь его не волнует. У самой кромки берега возникли еще две тени – иверцы спешили прикрыть адмиральский зад на тот случай, если тут вместо одной “Свободы” шарится десяток алантийских кораблей.

“Изабелла” миновала перекресток течений и поставила паруса. Дороти взяла на левый борт – немного, самую малость, чтобы не потерять ветер. Выгадала еще минуту. А потом еще. И еще. Но “Изабелла” была настырной дамой и спустя десять минут разом отыграла сотню ярдов, прихватив удачный порыв ветра.

Из гнезда донесся свист, а потом замахал руками кто-то из матросов, чье зрение было сродни ястребиному, – подавали сигнал, что на иверце стояла носовая пушка. И даже не одна. Через некоторое время Дороти и сама разглядела, что возле носовой фигуры народу впятеро больше обычного.

Первый залп они получили спустя полчаса – когда “Изабелла” уже дышала им в спину, как борзая кролику. Копошение на носу внезапно прекратилось, и Дороти, чувствуя недоброе, заложила руль на левый борт, вопреки опущенному справа косому парусу.