Не находя в себе сил больше смотреть на надгробие, Кристина пошла к выходу.

После сырости и промозглости склепа свежий утренний воздух показался ей настоящим избавлением. Но она не позволила себе долго наслаждаться прохладой ― нужно было сделать ещё одно дело, очень важное для неё.

Она думала, что ей станет легче, но посещение фамильного склепа только разбередило едва зажившую рану. Девушке было больно и тоскливо вспоминать отца, но и не почтить его память она не могла. Всё-таки это она виновата в его смерти, поэтому нужно терпеть. Нужно стараться. Нужно быть сильной.

Во внутреннем дворе было пустынно — солнце только-только взошло. Снег негромко скрипел под ногами, стены покрыл тонкий слой инея, земля была чуть скользкой, поэтому Кристина старалась идти медленнее и аккуратнее. Да и в платье ей было непривычно и неудобно: ноги постоянно путались в подоле и заплетались, словно девушка была пьяна.

Ступеньки, что вели в темницу, были крутыми и неровными, и Кристине, чтобы не упасть, приходилось хвататься за каменные выступы в стене, поросшие мхом и плесенью. Её шаги почти не оставляли за собой эха.

Вскоре она провалилась в почти абсолютную, вязкую, словно паутина, темноту. Сердце отчаянно стучало ― то ли от страха, то ли от волнения перед грядущим разговором. Но далёкие звуки кованных сапог стражников, их короткие негромкие переговоры вселяли небольшое успокоение. Привычно держа руку на раненом боку, Кристина прошла по тускло освещенному коридору вперёд, к дверям, ведущим в ещё более глубокие подземелья.

Она попросила одного из стражников проводить её. Тот взглянул недоверчиво, но через мгновение взял чадящий факел и повёл девушку вниз, по ещё более крутым и скользким ступенькам. Здесь почти ничем не пахло, казалось, что воздуха тут вообще нет. Свет, разливающийся от факела, был тусклым и неохотно разрезал буквально осязаемую темноту. Наверняка здесь обитало множество крыс и огромных пауков, но Кристину пугало вовсе не это. Она давно поняла, что бояться нужно не животных, особенно таких маленьких и хрупких, а людей.

Вскоре стражник довёл её до самой дальней камеры и прикрепил факел к стене.

― Оставь нас, ― велела девушка.

― Миледи, он может быть опасен, ― возразил стражник.

― Не волнуйся, если что-то случится, я смогу за себя постоять, ― улыбнулась Кристина, показывая, что под полой плаща у неё на поясе в маленьких изящных ножнах висел кинжал.

Когда стражник ушёл, она ещё минуту стояла молча, а затем обернулась и поглядела на толстые прутья решётки. Из темноты камеры раздался хриплый смешок, гулкий звон цепей и тяжёлые шаги.

― Миледи. С момента последней нашей встречи вы… ― Чахоточный кашель. ― Вы мало изменились.

В темноте было плохо видно лицо Джоната, и Кристина пригляделась. На его лице живого места не было: вся левая щека представляла собой огромную ссадину, едва-едва затянувшуюся, под обоими глазами зияло по синяку, нос был свёрнут в сторону, а губы изодраны едва ли не в клочья. Что ж, видимо, без побоев неудавшегося лорда не оставили…

― Зато ты прямо преобразился, ― холодно отозвалась она.

— Нравится? — хохотнул он, указав пальцем на своё лицо. — Это ваш любимый Штейнберг меня так разукрасил. А вы… Вы всё так же учтивы, словно портовая шлюха. ― Карпер попытался засмеяться, но его попытку прервал приступ кашля. Видимо, подхватил в сырой ледяной камере лихорадку. Что ж, поделом. Лихорадка или простуда ― не самое страшное, что его ожидает.

― Я посмотрю, ты многое ведаешь о манерах портовых шлюх.

Мать часто говорила, что учтивость для девушки ― всё равно что доспехи для мужчин. Но в чём смысл этих призрачных доспехов, если у Кристины были настоящие?..

― Я думаю, ты уже знаешь, что его величество здесь, ― начала она, не забывая придерживать не сильно, но всё же ощутимо пульсирующую рану одной рукой и поглаживать рукоять кинжала другой. Голос предательски дрожал, хотя Кристина старалась говорить твёрдо и сухо. ― Его присутствие ― единственное, что останавливает меня. Иначе ты бы уже был мёртв.

― Значит, король… Король будет судить меня?

― Да. ― Она позволила себе короткую торжествующую усмешку. ― За узурпацию, развязывание войны и убийство лорда Джеймса.

― Убийство? ― наигранно удивился Карпер. ― Позвольте, миледи. Вашего отца я не убивал.

― Я, конечно, знала, что ты тот ещё лжец, ― стараясь сдерживать накатывающие волны закипающей ярости, ответила Кристина, ― но думала, что у тебя осталась хоть капля совести. Может, в таком случае, и я твою жену не убивала?

― Вам неверно доложили, ― настаивал на своём Джонат.

Он приблизился вплотную к решётке и сжал прутья белыми тонкими пальцами, на которых уже не было колец с драгоценными камнями. Зато костяшки были сбиты, а на запястьях красовались кандалы, причём кандалы необычные. Руны, выжженные на них, удерживали любое проявление магии, а при особо тяжёлых случаях могли обратить заклинание против его создателя. Теперь Карпер был совсем бессилен.

― Вам, должно быть, сказали, что вашего отца убил я, ― продолжал он, в его глубоко посаженных глазах сверкнуло безумие, и Кристина отшатнулась.

― Ты сам это написал, ― процедила она, сняла перчатку, достала из неё потрёпанный свиток и бросила его в лицо Карперу. Пергамент беззвучно лёг на пол, усыпанный гнилой соломой.

― Я написал, что ваш отец мёртв…

― Ты неточно цитируешь, ― не выдержав, съязвила девушка. Носок её сапога пнул ни в чём не повинный свиток, заставляя его перекатиться через решётку под ноги к Карперу. Письмо можно было бы использовать как улику против него, но это совершенно лишнее — доказательств и так хватает. Она подошла ближе и сжала прутья решётки так, что пальцы заболели. Лицо Джоната оказалось слишком близко к её лицу, и Кристина с трудом поборола желание плюнуть ему в глаза. ― Я помню наизусть всё, каждое слово, каждую букву. «Твой отец мёртв, девчонка…»

― Надеюсь, вы простите мне мою грубость… ― прервал её Карпер. ― Но вы неверно меня поняли. ― Он смотрел на неё округлёнными глазами и странно торжествующе улыбался. Впрочем, улыбку трудно было различить на том, что осталось от его лица. ― Я написал, что ваш отец мёртв. Мёртв, а не убит. Когда я оказался в вашем замке, он уже умер, не знаю, по какой причине… Мне оставалось лишь похоронить его и сообщить вам эту неприятную новость.

Кристина молчала. Конечно, он лгал. Об этом ясно давали понять его странные вкрадчивые интонации, усмешки и ужимки. Но зачем? Чтобы обелить себя в её глазах? Чтобы избежать сурового наказания? Это всё равно ничего не изменит. Карпер умрёт, что бы он сейчас ни выдумывал.

― Просто скажи мне, ― тихо произнесла девушка, ― зачем? Зачем ты всё это устроил?

― Зачем? ― усмехнулся он и, с трудом подавив кашель, отошёл от решётки. ― Ваша земля больше и богаче нашей. Каменоломни, лес, залив, полный рыбы… Со всего этого можно выручить много золота. К сожалению, все ваши богатства никак мне принадлежать не могли: брачные союзы между Коллинзами и Карперами, к сожалению, так редки — в основном из-за отличий в наших религиях… Но это лишь причина, миледи. О поводе вы сами догадываетесь.

― Ради денег? ― брезгливо переспросила Кристина, скривившись. Ей казалось, что он снова лжёт, что скрывает что-то, связанное не с жаждой власти и золота, не с местью за жену, а с чем-то более важным… Но разве он расколется?

Она взглянула на Карпера ― тот повернулся к ней спиной, и лица его не было видно. Он старался держаться ровно и гордо, но болезнь и побои явно его подкосили. Чувство презрения заполнило сердце девушки, и она поняла, что не хочет больше с ним говорить. Молча повернулась и, забыв о факеле, направилась прочь.

― Кристина! ― позвал вдруг Карпер. Стоило ему чуть повысить голос ― и из его горла вновь вырвался сокрушительный приступ кашля.

― Чего тебе ещё? ― не поворачиваясь, но замерев, бросила Кристина.

― Я одного не понимаю, ― продолжая сдавленно кашлять, сказал он. ― После всего… Как ты смогла выжить?