Ей было страшно. Пальцы, сжимающие рукоять меча, дрожали, а ноги почти не держали. Безликий враг же был силён, бесконечно силён, и он не знал усталости. Кристина резко пригнулась, уворачиваясь от удара, направленного прямо в сердце, попыталась сама ударить, но бесполезно. Тьма, которой так и разило от врага, отравляла её, мешала дышать, лишала последних сил. Кристина чувствовала привкус крови во рту, адскую боль во всём теле и в какой-то момент поняла, что её сердце перестало биться. До этого оно бешено колотилось, то замедляясь, то ускоряясь, но потом вдруг, будто сделав последний рывок, без сил замерло. Кристина даже сдавленно усмехнулась — не такой смерти она ожидала…

Да, это было болезненно и страшно, но всё же не так, как ей думалось. Спокойнее, наверное, только тихая смерть во сне.

То, что это и был сон, Кристина поняла, лишь когда проснулась. Пальцы нервно сжимали мягкую подушку, одеяло почти полностью сползло на пол, простыня сбилась и измялась. Такого облегчения девушка, казалось, не испытывала никогда. Ей часто снилась война, хотя она никогда не видела её. В мыслях то и дело проносилось: «Может, послушать лорда Штейнберга и остаться?», но она не позволяла себе думать об этом. Нельзя оставаться, нельзя бросать свою землю. Люди, которых они освободят, должны знать, что она — с ними.

Что бы это значил этот сон… Впрочем, какая разница. Кристина не особо верила в вещие сны: кому теперь дано владеть даром прорицания? Единицам разве что. Неудивительно, что ей снятся битвы, раз она так часто о них думает.

Кристина встала, поправила окончательно сползшее на пол одеяло и подошла к окну. В комнату лился мягкий солнечный свет и свежий весенний воздух. Утро только-только вступило в свои права, но во внутреннем дворе, куда выходили окна её комнаты, уже кипела жизнь. Внезапно девушке остро захотелось присоединиться к этому кипению, стать частью большого потока бытия и наконец ощутить себя живой. Время шло, а пустота в груди не уменьшалась — как будто сердце правда перестало биться, но тело почему-то не умирало.

Кристине не терпелось, и она не стала ждать Натали. Сама быстро оделась и не спеша вышла, прикрыв дверь.

Выйдя во внутренний двор, она остановилась у западной стены и присела на небольшую деревянную скамью. Утренний воздух был прохладным и свежим, и девушка с наслаждением вдохнула рассветный холодок. Прямо за стеной блестели купола храма, золочёные шпили прокалывали прозрачное голубое небо, но Кристину в обитель Бога не тянуло. Можно было бы, конечно, заказать ещё одну панихиду, да только какая теперь разница — молитвами отца не вернуть. Она уже видела замковый храм Айсбурга снаружи: он был величественным, высоким и прекрасным. Любопытно взглянуть и на внутреннее убранство, но всё же Кристине не очень хотелось туда заходить.

В Айсбурге многие ходили в храм — и местные, и приезжие. Иногда ей даже задавали ненавязчивые вопросы, мол, почему-то не видел вас на утренней мессе… Но Кристина лишь качала головой. В прощение всемилостивого Бога она не верила. Во время бесплодных попыток помолиться в тишине и одиночестве ей в голову лезли лишь жуткие, пугающие мысли. Девушка отчётливо понимала, что ей предстоит убивать, а сегодняшний сон лишь усилил это понимание. До этого всё было как-то размыто, зыбко, но сейчас… Сейчас осознание грядущего кровопролития вколачивалось в её мозг кривым ржавым гвоздём. Может, если верить религиозным догмам, убийства на войне во имя правого дела грехом не считались, но коль Бог и правда есть, то он и без того наверняка ненавидит Кристину.

Почему-то только потом пришла мысль, что она может умереть сама, а ведь это, пожалуй, гораздо страшнее.

Впрочем, Кристина решила не думать об этом сейчас. Чтобы отогнать пугающие мысли, она попыталась сосредоточиться на окружающей обстановке. С утра небо было чистым, но к полудню его постепенно заволакивали тонкие тучки — наверняка пойдёт дождь. Натали бы точнее определила, какой: тёплый и моросящий или ледяной и проливной. Было всё так же прохладно, несмотря на скорое лето. Кристина вообще не помнила, чтобы поздней весной и летом было жарко. Она слышала, что в южном Шингстене сильная теплота могла стоять с середины весны и до поздней осени, но в Нолде такого не было: зимы там холодны и суровы, а лета — прохладны и дождливы. Пока она находилась в Бьёльне, за все прошедшие дни лишь пара-тройка из них была жаркой, остальные — либо приятно свежими, либо просто тёплыми, но не изнурительно горячим.

Сидеть надоело, и Кристина решила пройтись через широкий внутренний двор. Каблуки её туфель гулко стучали по мостовой. Мимо вразвалочку прошествовала пушистая белая кошка, бросившая на девушку оценивающий взгляд пронзительных зелёных глаз. Кристина усмехнулась и подняла голову. Вдалеке, почти возле калитки, она вдруг заметила Натали — наверное, служанка ходила к колодцу… Надо бы попросить её отнести простыню в прачечную и немного подмести в комнате. Кристина уже хотела её окликнуть, как вдруг заметила рядом с Натали невесть откуда взявшегося Оскара. Они о чём-то неспешно разговаривали, то и дело улыбаясь и посмеиваясь. Кристина тоже улыбнулась и решила не прерывать их беседы.

Время приближалось к полудню, и во дворе уже находилось довольно много людей. Конюхи занимались лошадьми, воины тренировались с мечами и прочим оружием, служанки бегали туда-сюда с вёдрами и охапками белья. Проходя вдоль крепостной стены, Кристина обратила внимание на Штольца — он стрелял из лука у мишеней. Судя по всему, в них было пущено множество стрел и все они попадали точно в центр, причём с довольно-таки большого расстояния. Барон Хельмут буквально воплощал собой свои геральдические цвета: в одежде преобладали оттенки фиолетового, золотистые волосы едва ли не сверкали на солнце, напоминая корону. Любая женщина могла им залюбоваться. Любая — но только не Кристина.

Штольц натянул тетиву и выпустил стрелу, не глядя на мишень и даже не прицелившись перед этим. Стрела впилась в красный кружок в центре мишени. Кристина закатила глаза — вот перед кем он выделывается?

Солнце начало припекать, и в траурном платье сделалось жарко. Тогда она поднялась к себе, не слишком представляя, чем заняться сегодня. Лекарь не советовал ей упражняться с мечом ещё несколько дней, а выполнять такие «женские» дела, как шитье, вязание и вышивание, она не привыкла. Да и тратить время на эту чушь она не собиралась: нужно было готовиться к походу.

Дверь, жалобно скрипнув, отворилась, и в комнате показалась Натали. Обнаружив, что госпожа уже проснулась и одета, она удивлённо подняла бровь — видимо, не заметила её во дворе…

— Натали, принеси, пожалуйста, вина, — попросила Кристина. — Сухого анкерского. Пусть не разбавляют.

Кивнув, служанка бросилась исполнять приказ. Хотя это был даже не приказ, а просьба: приказывать девушке, которая стала её единственной подругой, Кристина не привыкла. Она присела у туалетного столика и принялась заплетать волосы в косу. Длиной она вышла почти до талии, но не особо густой, и девушка вздохнула. Вообще у женщин не было принято стричься, но сейчас же особый случай… На войне волосы будут только мешать: под доспехи их спрятать сложно. А если отрезать косу под корень…

Кристина поискала в ящиках столика ножницы, но ничего не обнаружила. Что ж, не беда: у неё был кинжал, достаточно острый, чтобы отрезать волосы. Кому какая разница, ровно или нет? Но как только девушка поднесла кинжал к косе, дверь открылась и в комнате появилась Натали.

— Что вы делаете? — поражённо воскликнула она, едва не уронив поднос с вином.

— Хочу отрезать волосы, — вздохнула Кристина. — Поможешь мне? Нужны ножницы, кинжалом не очень удобно…

— Но зачем? — Служанка поставила поднос с хрустальным кувшином и серебряным кубком на столик и осторожно поправила коричневый чепчик на золотистых локонах.

— В походе длинные волосы будут мешать, — ответила Кристина, вдыхая тонкий аромат крепкого вина. — Я кроме обычной косы ничего плести не умею, ты же знаешь. Да и она тоже не слишком практична.