— Хи-хи… Римус, неужели ты не хочешь увидеть создателя миров? Того, кто переписывал историю множество раз. Интересно, был ли я в прошлых вариантах нашей истории? Или я существую первый раз…

Слова директора заставляют задуматься. Вспоминаю кое-что.

— Костя говорил, что те, кто чего-то достиг в своей жизни для Вселенной, — не исчезают никогда. Если ты был полезным, достойным, то перерождаешься. Правда, в других мирах тоже, но… Может быть, Костя имел в виду, что особые существа тоже… не совсем исчезают от его переписывания времени. Просто появляются с немного другой историей и не помнящие, что было в прошлых вариациях их жизни. Ну если только кое-что.

— Помнящие… — неожиданно тихо реагирует Альдавир. — Кое-что помнящие, говоришь… Я был хозяином анклава сотни лет, и, возможно, это как-то повлияло на меня. Я видел сны. Очень странные сны. Я записывал их и уже смог сформировать по временной… шкале. Сначала я был пастухом. Новорожденной душой. Но… не в этом мире. Или не в этой эпохе. Я смог стать старостой деревни к двадцати годам. Потом меня убили… А после, вероятно в следующей жизни, я был правителем, строил дороги, завоёвывал страны, носил золотой венец, построил целую цивилизацию. Миллионы людей процветали. Помню я придумал слова… Я повторял их… Это успокаивало. Лучше сразу умереть, нежели… нежели… а вот дальше не помню.

А вот я помню. Нежели жить ожиданием смерти. Это его крылатая фраза. Похоже, наш Альдавир в прошлой жизни был Юлием Цезарем. Охренеть…

Разумеется, вслух я это не говорю.

— Потом я был исследователем, — продолжает Альдавир. — Изобрел что-то, повлиявшее на весь мир… И был… кхм… женщиной непонятной расы. Потом сны… оборвались. Я думаю, что моя текущая жизнь — четвёртая. И чем больше я достигаю в одной жизни, тем больше получаю в следующей.

Директор шевелит ушами, громко гремит бубенчиками.

— Одно дело — перерождение в прямом потоке времени. Другое дело — изменение истории на тысячи лет назад. Это разные вещи.

— Разве? Не думаю. Скорее всего, если Джыр перепишет историю, то я просто появлюсь на свет… Не знаю, может, мой отец будет зачинать меня в другой позе — и на свет появлюсь уже не я. Учитывая мои текущие достижения тут, думаю, в следующий раз я стану… королём жуколюдей в каком-нибудь цветочном мире. Чтобы пить нектар и радоваться жизни жука…

— Справедливо. Некромант, псих, король бандитов, пожиратель душ, убийца… — Я пожимаю плечами.

Альдавира моё замечание нисколько не смущает.

— Сомневаюсь, что Вселенная всё делит на чёрное и белое. Если уж хочешь какой-то морали, то упрости: есть вещи правильные и неправильные. Всё. Не понимаю, почему ты считаешь жизнь короля жуколюдей наказанием, а не наградой. Ну, мы будем вызывать Джыра или нет?

— Будем! — Мы с директором отвечаем одновременно.

Три часа сложных ритуалов, рисунков на полу разными маслами и красками, явно дорогостоящие ингредиенты…

— Хи-хи… Тяжело будет отчитаться за расходы в почти триста тысяч золотых. Так, мы закончили. О Первый! Яви нам свой лик, божественный вы… благодетель и сотворитель миров.

Альдавир тихо хмыкает.

— Вот уж сомневаюсь. Римус, может, передашь Костю директору? Уверен, он сойдёт с ума через пару дней.

Нервничали все. Даже Альдавир, всегда казавшийся спокойным. Магическая пентаграмма засияла, и в ней стал проявляться силуэт.

— Он согласился! — Директор радуется так, что парочка колокольчиков отваливается. — Согласился прийти на наш зов в облике своём!

Хоть убейте, но мне кажется, что голос директора сочится иронией. Костя такое лицемерие хоть и любит, но лучше с ним так не играться.

Все втроём отступаем. Перед нами появляется… полупрозрачное существо, похожее разве что на подвид человекообразного. Не всё можно различить в деталях. Ростом выше Торна, но худощавый. Длиннющие клыки, выпирающие через тонкие, едко улыбающиеся губы, — вампирские точно. Существо стоит будто проглотило швабру — и одновременно расслабленно, внимательно рассматривая нас по очереди. Взгляд пронизывает насквозь, и возникает ощущение, что явившийся умеет убивать им. А чёрные мешки под глазами, похожие на женскую обводку, будто напитаны ядом. Лицо вроде бы человеческое, но… слишком острое. Острое всё — скулы, подбородок, нос. А волосы… синие⁈ Серьёзно⁈ Да ещё и одет странно, штаны и куртка почти обтягивают его, на байкерский манер. Странный и чрезвычайно опасный — вот что я вижу в нём.

Нет… череп-катализатор не принадлежит этому существу. Точно не принадлежит.

— Похож… на инкуба… — еле выдавливает из себя директор.

«Костя» медленно переводит взгляд на директора. Очень медленно. Так медленно, что волосы на моей голове непроизвольно электризуются от напряжения.

Грёбаная паника подступает. Какого чёрта я чувствую такую сильную королевскую волю⁈ Он же просто проекция! Я знаю это! Я вижу это! Он же полупрозрачный!

Ещё немного — и от директора останется пыль! Я уверен в этом! Я знаю это! А потом то же случится со следующим, кто откроет свой рот до того, как ему разрешит… Первый.

Королевская воля явившейся проекции затухает вместе с уверенностью, что все мы лишь грязь из-под ногтей его божественного сиятельства. Наш уровень «воли» и в подмётки не годится Костиной.

Судя по виду Альдавира и директора, они вообще удивлены, что проекция может испускать волю… Интересно, а если бы тут появился настоящий Константин Великий? Во всей своей… эм-м… красе.

Только по голосу можно понять, что существо перед нами — тот самый Костя. Только сейчас он будто уставший. Уставший от этой возни червей под ногами, от скопищ летающих вокруг мух, мешающих ему заняться любимым делом — не знаю, ковыряться в потрохах, например.

— Сколько дешёвых уловок… — Он лениво осматривает ритуальные каракули у себя под ногами. — И ради чего? Ради того, чтобы сдержать моё отражение.

Голос Альдавира тихий:

— Судя по королевской воле этого «отражения», мы не зря старались.

— Будь у вас, олухов, чуть больше мозгов, то вы додумались бы до парадокса цикличного переплетения. Вот этот символ «Ра», — одними лишь глазами указывает Костя на символ на стене, — противоречит сечению Зигфрида. Призывая моё иллюзорное воплощение, вы всего-то непроизвольно высвободили из катализатора остаточный выплеск. Неужели вы думаете, что если бы я действительно мог высвободить свою волю, то вы бы устояли на ногах? Как минимум двое из вас пускали бы слюну, а через минуту ваши сердца бы остановились.

Нет, голос у Кости и правда уставший. Очень уставший. Божественно уставший. Впервые он смотрит не просто на меня — мне в глаза…

— А, ты… как там тебя…

— Шути… те?

Я непроизвольно перешёл на «вы».

Длинное левое ухо проекции едва заметно дёргается.

— Я похож на шутника?

Сдерживаюсь, чтобы не сглотнуть.

— Сейчас — не очень. Но обычно…

— Обычно для тебя было… дай-ка подумать… всего пару дней назад? Нет, часов. Для меня же прошло уже две тысячи триста семьдесят два года, шесть месяцев, пять дней и шесть с четвертью часов в развоплощённом состоянии. И я ещё очень далёк от того, чтобы разобраться с тем, что вытворили эти божки с моим временным плетением. Кстати, как там тебя… Рафаэль…

— Римус.

— Ах да, точно. Понимаю, что ты лишь пешка, но… Знаешь, Римус, первые три года я придумывал, что сделаю с тобой, когда разберусь с этой ловушкой и вернусь к тебе. Говорят, что пауки настоящие профессионалы по доставлению разного рода… ощущений. Но, поверь мне, их методы — просто детские забавы по сравнению с тем, что придумал для тебя я…

Угрозы всегда действуют на меня отрезвляюще.

— Тем больше у меня причин избавиться от тебя побыстрее, Костя.

Директор оживает, начинает бегать вокруг проекции, бубнить что-то, хватает первую попавшую тетрадь, надкусывает палец. Струйка крови стекает по заточенному ногтю, и директор что-то остервенело записывает. Ого, вот это я понимаю — импровизированная чернильная ручка…