Дрянь. Мне следовало догадаться раньше. Как только я понял, как работает его основная сила. Очень удобно знать будущее и заново его переживать, учитывая все предыдущие ошибки.
Вот только… разве возврат в прошлое делает всё только хуже? Или, может быть, он как-то избегает отката?
В заду странно кольнуло…
Точно!
Перстень Первого!
Твою ж… мать… Если бы я попытался надеть его, то сейчас бы… меня уже не было! Костя не дал бы это сделать, а стёр бы всё и отправился на тысячи лет назад — в прошлое.
В перстне воспоминания Кости только о шутках? Так я и поверил! Нет! Знание будущего меняет это будущее, и всё становится ещё хуже!
Но что, если… отправиться в прошлое, но стереть себе память⁈ Оставить самый минимум, чтобы не сильно злить время. Например, сохранить только знания о том, что «кнут появляется исключительно при моей смерти» или «Патрик родится через семь тысяч лет»?
Не таким ли образом Костя всё время обманывает время, сглаживая откат от игр с ним? Каждый раз уходит в прошлое, стирает себе память… Точнее, переносит в хранилище памяти — в перстень Первого.
Если бы я надел его, то вернулась бы память Кости — о десятках, сотнях, может тысячах переписанных реальностей. Последствия были бы… катастрофичными. Это очень взбесило бы обманутое время.
Стражи чувствуют что-то. Я с трудом контролирую королевскую волю.
Ведь только что я понял, что всё это время ходил по минному полю…
«Мастер, вижу, вы догадались. Поздравляю».
Голос Кости отдаёт могильным холодом. Он не читает мои мысли. Нет. Он отлично читает мои эмоции и пользуется своей «магической аналитикой».
«Ты… всё это время…»
«Момент истины, да, мастер? Теперь понимаете, почему вы мне не друг и не союзник? Вы всё это время были всего лишь моим черновиком. Очередным наброском из мириад других, из которых я взял лишь самое ценное, а остальное отправил в корзину. Не переживайте, вы протянули довольно долго. Вы — очень качественный черновик. Но, к сожалению, до законченного произведения не дотягиваете. А я, знаете ли, перфекционист. В конце концов всё должно получиться… идеально».
«И когда ты планируешь… вернуться в прошлое?»
«Да хоть сейчас. В принципе пока всё идёт неплохо, и, может быть, я даже смогу узнать ещё что-нибудь интересное. Очень жалко терять такой качественный черновик. Вот только… тысячи жизней научили меня, что отличное — враг хорошего».
«И скольких… ты уже переписал? Таких, как я?»
«Таких, как вы? Ну, десятки точно. Из тех, кто похуже, — тысячи. Из идиотов — миллионы. Говорю же: вы протянули очень долго. Возможно, я даже сохраню память о вас в перстне».
Голос Кости мне не нравится. Совсем не нравится. От него веет нечеловеческой решимостью. Я бы сказал… божественной. Почти физически чувствую щелчок активатора мины под ногой. Одно неловкое движение и… БАМ!
«Если ты это сделаешь, что будет со всеми нами?» — осторожно спрашиваю я.
«Это очень философский вопрос, мастер. Если вкратце — одновременно всё и ничего. Это хуже смерти и одновременно лучше. Я перестал об этом переживать о-о-очень давно. Всё равно ведь не вспомню… такие мелочи».
«А вдруг это не черновик, а, Костя? Вдруг именно сейчас всё идёт для тебя идеально?»
«Мастер, ну перестаньте. С кем, по-вашему, вы разговариваете, м-м-м?»
«Я смогу найти тебе кнут и спасти Патрика».
Чувствую своё поражение. Нет… отступление. На этот раз мне нужно отступить в бою, или я проиграю войну. А ведь силы и так… чертовски неравны. Мне нужно выиграть время и найти что-то. Невозможно тягаться с богом обычными средствами. Такое бывает только в дешёвых книжонках.
Костя смеётся. Весело и одновременно зловеще.
«Вы? Сможете? То, что вы догадались о моих маленьких шалостях, лишь всё усложняет. Думаете, до вас не было тех, кого я посвящал в свои способности и планы? Были, мастер. После этого все они пытались меня перехитрить, отсрочить своё „стирание“ из реальности. Делали вид, что пытаются мне помочь. Непроизвольно превращались в… трусливых и бесполезных рабов Повелителя анклава без собственной изюминки. Я уже чувствую в вас это. Вы дошли до края. Вы судорожно пытаетесь выиграть время. Я позволял вам обыгрывать себя, но теперь, к сожалению, вы узнали мои истинные размеры и просто… превратили самого себя в муравья, пытающегося сбежать и прожить лишний денёк своей никчёмной жизни. Знаете, мастер, с этого момента мне всегда становится… просто скучно. А веселиться мне нужно. Поэтому я вернусь туда, откуда начал, и найду себе другую игрушку. Вот и всё».
На этот раз на меня накатывает злость. Охреневший, дорвавшийся до силы божок, не считающийся ни с чем, кроме себя. На самом деле он для меня такой же типичный божок, как я для него типичный муравей.
«Вот как… Похоже на твою личную трагедию. Скучно же тебе живётся».
Стражи закатывают глаза и падают в обморок. Но я не обращаю на это никакого внимания. Сажусь на одного из них, постукивая пальцами по его шлему.
«Это и есть трагедия, мастер. Вы думаете, что я какое-то воплощение зла? Ведь вам так сказала паучиха. Только вот в этом её и ваша слабость. Слабость любого, с кем я был до вас. Любой сильный в глазах слабого — есть зло. Такова природа страха. Потому в глазах богини-паучихи я — зло. Она слабая и заразила слабостью вас, и вы стали слишком много думать. Тьфу ты…»
«Тьфу ты тоже, Костя. Вот серьёзно. Все твои игры, твоя надменность, а особенно твоё желание „повеселиться, чтобы не сойти с ума“. На самом деле единственный, кто тут слабак, — это ты. Ходишь, ноешь, челюстями щёлкаешь. Я не флой, я хофофый, мефя профто нифто не понифает!»
Разыграю, что теряю над собой контроль. Рискованно, но нужно проверить, как он будет реагировать. Лучше знать, когда ты будешь «стёрт», чем это произойдет потом и совершенно неожиданно.
Слышу за спиной топот десятка ног. Видимо, кто-то заметил произвол и спешит стражам на помощь. Но мне похрен. Разговор с одним засранцем сейчас решает всё!
«О, мастер, вот давайте без истерик. Меня не впечатлить типичной реакцией того, кто уже смирился со своим концом. Могли бы просто сказать спасибо, что я поддался желанию поговорить с вами напоследок. Это было бы чуть оригинальнее».
«Ты и правда много болтаешь, божок черепной коробки. Так грустно со мной расставаться?»
Костя хрюкает.
'Грустно? Если бы вы смогли пробудить во мне грусть, то я бы поставил вам плюсик и, может, дал бы пожить ещё денёк. Ладно, мастер, уровень скучности достиг своего порога. Есть что сказать напоследок? У меня традиция: давать хозяевам, которые меня немного развлекли, последнее слово. Это единственное воспоминание, которое я о вас перенесу в перстень. Хобби такое. Так что даже не сомневайтесь: сейчас прозвучат ваши последние слова, какими бы они ни были. А, чуть не забыл. Чтобы долго не думали — вам это не идёт. Три… хе-хе…
Встаю со стража. Костя не врёт. Я это знаю. Он сто процентов отсчитает до нуля и всё изменит, сотрёт и уничтожит. Это не шутка, не проверка, он не берёт меня на понт.
«Два… — неожиданно ускоряется он, — один! Пока-пока, мастер!»
Глава 23
Неделю назад
Царство Ньёрт — где-то очень глубоко под землёй
Паук — альв по имени Эйн Соф — тяжело дышит. Это выглядит неестественно. Кажется, что такие сильные, как он, просто не в состоянии устать и тяжело дышать.
— Достаточно, Римус, — говорит паук. — Проклятый мёртв. Но зная его — это ненадолго.
Я лежу навзничь на холодном и влажном камне. Перед глазами пролетают странные летучие мыши, едва не задевая сталактиты пещеры. Они похожи на сардельки с крыльями. Странные мыши, странное место.
Я высушен буквально: тощий как щепка. Пошевелиться не могу. Говорить не могу. Эфир кончился. Я отдал всё, чтобы заставить паука всего лишь тяжело дышать. По крайней мере таким я хочу сейчас для него казаться.
