– Следовало бы убить тебя за твое предательство, – сердито сказал Элирий. – Но другому Элиар не поверит, твои же слова не оставят и тени сомнений. Я оставлю тебя в живых только затем, чтобы ты рассказал, что я сделал с тобой.

Словно открылся сосуд, в котором копились тайные желания, и только желания, а не разум, управляли ими обоими в эти минуты.

Эпоха Красного Солнца. Год 281.

Сезон малых холодов

Воздух по-прежнему холоден

Ром-Белиат. Красная цитадель

*черной тушью*

Когда на следующий вечер его наконец пригласили на аудиенцию в господскую башню, ширмы из затканного пионами пурпурного шелка были установлены перед Учителем.

Эти изящные стрельчатые ширмы для разговора с августейшей персоной нередко использовались для аудиенций: на Великого Иерофанта, словно на солнце, запрещалось смотреть прямо. Полупрозрачная газовая ткань служила тончайшей преградой для недозволенных взглядов, сохраняя комфорт для обеих сторон переговоров. Впрочем, Учитель не имел обыкновения отгораживаться от учеников, а потому Элиар невольно напрягся, раздумывая, не пророчит ли ему подобное отстранение немилость, которой он с некоторых пор страшился едва ли не больше самой смерти.

В круглой комнате-шкатулке было восемь высоких узких окон. В эту самую минуту свет звезд и месяца не проникал в них, встречая непреодолимую преграду в виде тяжелых портьер, на каждой из которых была изображена целая тканая картина, – масштабная сцена из истории Первой и Второй эпох Лианора. Бесконечные битвы Первородных и защитников Материка – кармином и киноварью на сияющем золотом фоне.

Разглядывая искусно вышитые красной нитью пионы, Элиар мысленно вздохнул. Разве мог предположить гордый сын вождя Степных Волков, что с ним будут обращаться подобным образом? Что он добровольно позволит унижать себя, не оказывая никакого сопротивления? Что для него вообще перестанет существовать понятие унижения – останется только понятие кары, которую он, несомненно, заслуживал, если так говорил Учитель?

Прошло семь лет насыщенной событиями жизни в храме Закатного Солнца – и все это стало его повседневной реальностью.

Оказалось, ко всему на свете можно привыкнуть, и довольно быстро. Привыкнуть даже к рабскому клейму на горле, к формальному отсутствию свободы. Конечно, теперь мало кто в Ром-Белиате способен похвастаться могуществом и положением в обществе, превосходящим его собственное. Пожалуй, таких высокопоставленных людей можно перечесть по пальцам одной руки. Но все же для надменного, жестокого, пресыщенного поклонением Учителя он навсегда останется маленьким ручным зверенышем, экзотическим мальчиком с юга, которого он подобрал в степной пыли и позволил спать на золоте – до тех пор, конечно, пока мессиру это угодно.

Всего этого Учитель мог лишить его по щелчку пальцев. А потому следовало смиренно склонять пред ним голову, жить в неволе и почти не вспоминать прошлое, чтобы то не растревожило ненароком сердце. Послушно принимать награды и наказания, и все прочее, что Учитель пожелает ему дать.

Сквозь переливы блестящего шелка Элиар наблюдал за действиями Красного Феникса. Было в них нечто завораживающее, почти магнетическое… то же самое, верно, что принуждает кролика неотрывно следить за удавом. Воздушная ткань не заслоняла наставника полностью, лишь приглушала цвета и чуть размывала силуэт, заставляя всматриваться в легкие абрисы знакомого профиля еще тщательнее, с еще большим вниманием.

В каждом жесте Учителя дышала скрытая сила, природа которой была иной, нежели у других жрецов. Все потому, что кровь его – священный красный лотос, символ нового благословения небожителей. После падения Лианора один только Красный Феникс был носителем этого благословения, мастером истинного цвета, связующим звеном между небом и землей.

А потому, как бы ни были они сейчас близки, их разделяла не ширма, а пропасть. Элиар знал свое место. Он смотрел на кружевную вуаль и молчал, ожидая позволения заговорить. Его светлость мессир Элирий Лестер Лар также безмолвствовал. Наконец, вальяжно поднявшись из кресла, Учитель вышел из-за разделявшей их преграды. В этот поздний час он был не в титульных одеждах Великого Иерофанта, не в мантии верховного жреца, а в легкой накидке густого винного цвета. В таком неофициальном наряде Учителя не полагалось видеть никому, и именно это обстоятельство могло послужить причиной установки ширмы.

Элиар едва удержал вздох облегчения.

– Ты уже познакомился с новой моей ученицей? – Учитель небрежно повел глазами, едва скользнув взглядом по визитеру. – Она переживает, будто ты невзлюбил ее. Это правда?

О, более чем. Хотелось бы, чтобы и дальше их встречи ограничились редкими и сугубо случайными столкновениями.

– Да, ваша светлость. – Памятуя об этикете, Элиар склонился и замер в почтительном поклоне. – Простите, но для младшей ученицы она слишком дерзка и остра на язык.

– Вот как? – с легкой прохладцей в голосе удивился этой откровенности Учитель. Впрочем, давно пора было привыкнуть: природная грубость дикарей и восхитительная чувственность воспитания Совершенных сплавились в сердце воспитанника в диковинный узор. – А мне казалось, Ивица очень мила. Верно, ты совсем не разбираешься в смехе, волчонок, – не можешь понять, смеются с тобой или над тобой.

– Вы правы, ваша светлость, – тонкости придворных бесед мне не по душе. Говорят, шутки продлевают жизнь, но точно не шутникам.

Учитель задумчиво склонил голову набок и ничего не ответил, только посмотрел на него так недоуменно и оценивающе, что Элиар немедленно вспомнил, что он – по-прежнему раб, а перед ним – законный хозяин, которому не следует говорить лишнего.

– Довольно об этом. Как ты справился с первым заданием в Бенну?

– Шандор ввел меня в курс дел последнего Стратилата, – с готовностью отрапортовал Элиар. – Буду рад служить Ром-Белиату в этом качестве и надеюсь не разочаровать Учителя.

Если честно, радости от поездки на запад оказалось мало: положение их было неприятно шатким. Два великих города балансировали на грани войны, и позиция Бенну на этот счет проявлялась однозначно: Второй город Оси определенно желал стать Первым. Янтарную Слезу Запада наводнили вездесущие провокаторы Игнация, распаляющие простодушный народ и разжигающие в массах откровенно враждебные настроения к городу-побратиму. Ненависть эту нагнетали искусственно – и искусно. Элиар не ошибся бы, если бы сказал, что большая часть населения Бенну теперь искренне ненавидит Ром-Белиат и считает, будто Красный орден претендует на тотальное доминирование на Материке.

Конечно, смотря правде в лицо, так оно и было. Изначально Бенну создавался именно для того, чтобы поддерживать Ром-Белиат в этом достойном стремлении. Все низшие народы, чьи территории, подобно землям его собственного племени Степных Волков, насильственно присоединили к владениям Совершенных, должны понимать, что есть титульная нация, а есть – все остальные.

Ром-Белиат был городом жречества и высшей аристократии, а Бенну по большей части – городом военных и торговцев, городом торжества грубой силы и золота, кулачного права и победоносного оружия. Среди двух городов-побратимов один определенно был старшим, а второй – младшим. Но в ближайшие годы ситуация могла измениться.

– Я рад, что ты лично удостоверился, как обстоят дела на Западе. Теперь готовься поехать на Север, в Ангу, вместе с Яниэром. Нам нужно заручиться поддержкой Неприсоединившегося города. Это будет непросто.

Элиар едва удержался от неподобающего случаю грубоватого скептического восклицания. Понятно и последнему глупцу, что это будет непросто, еще как непросто! Ведь Неприсоединившийся город неспроста получил свой гордый титул! В течение всех эпох и всех долгих войн между Лианором и Материком Ангу хранил нейтралитет и никогда не присоединялся к военным союзам, не поддерживая ни одну из сторон.