Элирий понимал: прятаться от гневного взгляда светила, по большому счету, поздно: давно оскверненное солнце несло миру великую опасность. Рассеянный черный свет свободно лился с небес, и именно он был причиной пришедшей на Материк эпидемии черного мора. Избежать губительного влияния излучения никак нельзя, разве что перенести города глубоко под землю, в темные пещеры, куда не просочится ни один солнечный луч.

Незримый черный свет проникал в человеческие тела, вызывая заражение и медленное истечение крови. Страдая от кровотечений, люди мучились месяцами, прежде чем умереть. И все же, несмотря на медлительность, тяжелая болезнь была неостановима и уносила множество жизней. С этой же напастью столкнулись они когда-то в Лианоре. Это катастрофа!

С трудом сохраняя сдержанность, Элирий перевел взгляд на ученика: проклятый свет черного солнца вольготно тек по его венам, даруя запретную силу. Он и другие адепты черной магии не могли заболеть – напротив, они питались тем, что несло большинству населения только лишь смерть. Растворяясь в восприимчивой, извращенной чернокнижными ритуалами крови, черный свет придавал ей особые магические способности.

Солнце расстелило перед кочевником тень, как торжественную ковровую дорожку. Так же черен был и подол титульного одеяния Великого Иерофанта, что тянулся позади тяжелым шлейфом. Золото и чернь: цвета полуденного солнца прошлого и ночного солнца настоящего. Во всем своем великолепии эти порченые солнца отражались в сверкающих вороненых доспехах, окутывая сиянием внушительный силуэт.

Элиар осветил его землю черным солнцем, солнцем отступников и еретиков!..

– Вам не нравится то, что вы видите?

Второй ученик повернул голову, и Элирий неожиданно увяз в чужих глазах, как птица в болоте. Яркие глаза искрились, расцветали, как золотые цветы. Что это – звереныш откровенно насмехается над ним? Или, возможно, ищет одобрения Учителя, как в былые времена?

– Что ты сделал с моим городом? С сияющей Янтарной Слезой Запада?

– Разве не становится янтарь под воздействием пламени солнца черною смолою? – не отвечая, спокойно спросил Элиар. – Разве не помнит Учитель, что изображено на гербе Вечного города Бенну?

Элирий задумался. Символом Ром-Белиата являлся огненно-красный феникс, его собственный родовой знак. Символом же Второго города Оси, если он ничего не путает, была другая мистическая птица.

– Стрикс, – полуутвердительно предположил мессир Элирий Лестер Лар. – Стрикс с золотыми перьями.

Если благородный феникс ассоциировался с поклонением солнцу, подобно ему умирая и возрождаясь внове из пламени, то стрикс с его темными заостренными глазами, длинными крючковатыми когтями и мощными крыльями считался довольно-таки зловещим существом.

Зачем только выбрали такой агрессивный символ для одного из двух великих городов?

– Все верно, ваша светлость. – Элиар кивнул. – Вы сами утверждали этот герб и, наверное, помните, что стрикс – птица-оборотень. Крупный хищник днем и вампир ночью, в темное время она может обращаться в любое существо, видеть вещие сны и общаться с мертвыми. Неудивительно, что и город Бенну обратился к своей теневой ипостаси, едва затмилось солнце Ром-Белиата.

Элирий задумчиво молчал, обдумывая услышанное. Феникс – символ бессмертия, стрикс – символ единства жизни и смерти. Два центра мира, два великих города Оси противостояли друг другу, пока не пришел Красный Волк и одним движением не смел их, как детские игрушки с письменного стола. Тогда вечность феникса закончилась, а стрикс воплотился только в одной из непримиримых противоположностей.

– Двум солнцам не место на небосклоне, – устремив взгляд на полную народа площадь пред храмом, сказал ему новый бог нового мира. – Красное Солнце зашло. Но поднялось новое солнце. От изрезанных берегов бухты Красного Трепанга до гордых склонов Облачного плато – с тех самых пор все в мире принадлежит мне, и все жертвы на алтарях возносятся во славу Черного Солнца.

Как бы ни был надменен Красный Феникс, а он вынужден был признать, что никогда не сосредотачивал в своих руках столь огромную власть. Совершенный покривил бы душой, сказав, что остался равнодушен к столь откровенной демонстрации силы, но ему удалось удержать на лице именно такое, ледяное и безразличное выражение, сдобрив его презрительной усмешкой. Почему-то казалось, будто Элиар сумеет различить его реакцию, несмотря на маску.

Лишившись покровительства Надмирья, ныне канувшие в небытие чародеи Черного Лианора черпали силу не из благословения, а из проклятия небожителей. Точно так же поступает сейчас и обратившийся ко тьме Элиар. Таким образом то, что питает его Второго ученика, будет убивать его самого.

Золотое солнце ярче вспыхнуло в глазах волчонка, и мессир Элирий Лестер Лар неожиданно для себя окунулся в ласковое тепло этого солнечного взгляда. Золотые глаза заняли полнеба. Статная фигура ученика встала между ним и порченым солнцем: был виден лишь черный абрис, залитый сиянием.

Темную силу и красоту Черного жреца только усиливала яркая голубизна полуденного небосклона. Но, заставив себя высокомерно отвернуться, Красный Феникс перестал смотреть на ученика.

Эпоха Черного Солнца. Год 359.

Сезон пробуждения насекомых

Просыпаются первые насекомые.

День семнадцатый от пробуждения

Бенну. Цитадель Волчье Логово

*киноварью*

Коротко поприветствовав истово восхваляющий его народ Бенну, Элиар направился к пришвартованному у пирса цитадели воздушному судну. Кидая по сторонам напряженные взгляды, Красный Феникс молча последовал за ним.

Флагманский корабль под черными крыльями парусов ждал только их, чтобы взмыть ввысь. В прозрачном небе над городом уже зависли готовые отправиться в путь несколько десятков быстроходных боевых кораблей каких-то новых, усовершенствованных конструкций. Кажется, под яростным ликом черного солнца Второй ученик и вправду собирался повести на север целый флот.

Это впечатляло.

Современные трехмачтовые фрегаты Бенну были не слишком-то похожи на милые сердцу старинные галеоны Лианора – единственные корабли того времени, которые могли пересекать океан. С раннего детства Элирий всею душой любил море и большие, похожие на птиц парусники. Он помнил берега Лазоревых гаваней, белоснежные от ракушек. Перламутровые раковинки сияли на дне, хорошо различимые в прозрачной воде. Скопления ярко-зеленых водорослей и морской травы яркими пятнами колыхались в этой прозрачности. Покорившие воду и ветер, изящные птицы из дерева и парусины разворачивали широкие крылья и стремительно летели над волной.

Пока Элирий был мал, он еще не знал куда. Он еще не знал, что красивые крылатые корабли летят на войну. Обрушившись на Материк, они сотрясли сушу, как неистовый морской шторм.

Совсем ребенком Элирию нравились пасмурные дни и тяжелые облака цвета пепла. Танцующий с ветром дождь со всех сторон бросал холодные круглые капли: от воды почти невозможно было защититься зонтом из плотной промасленной бумаги. Дождь приносил с собой крохотные кусочки неба и моря. Капли текли по щекам, по шее, солоноватые от заветной близости океана, а сердце захлестывало дождем и головокружительным вкусом свободы, надолго остающемся на языке… горьким и терпким, как привкус едкой морской соли и йода.

Он еще не догадывался тогда, что появился на свет в самое несчастливое время, в эпоху Затмения, названную впоследствии Последними Днями Лианора; не подозревал, что священное солнце уже переродилось у них над головами, что они обречены. Солнце небожителей больше не было ласково к богоизбранному народу, не дарило благословений. Губительные лучи светила понемногу проникали в кровь, проходя сквозь одежды, проницая даже тяжелые стальные латы. Солнце Лианора затмилось и заставляло людей жестоко страдать от черного недуга; заставляло умирать в муках даже могучих мореходов, чей век намного длиннее века обычных смертных.