– Как должен я истолковать ваше молчание, Учитель?

– Не называй меня так, – проигнорировав вопрос, ледяным тоном запретил Элирий, не оборачиваясь.

– Мне перечислить все ваши многочисленные имена и громкие титулы, чтобы вы отозвались?

– В титулах нет нужды.

Дураку ясно, что они утратили всякий смысл, стали пылью под сапогами нового хозяина мира. Волчонок унаследовал не только прославленное имя Первородного, но и его верховный титул и власть. Похоже, в мире осталось мало того, что не принадлежало бы Элиару. Проклятье, как же так вышло? Почему никто не остановил его? В прежние времена в Ром-Белиате существовал Пионовый престол и Триумфатор – управитель общества Совершенных.

– Кто даровал тебе титул Великого Иерофанта? – холодно поинтересовался Элирий. – Сама Триумфатор?

– Я упразднил эту должность, – невесело усмехнулся Элиар. – Она была ликвидирована. Вечный город Бенну более не нуждается в светской власти.

На лице Красного Феникса отразилось крайнее изумление. Чуть наклонив голову, он скосил глаза в сторону и заметил, как Элиар с мрачным удовлетворением кладет руку на рукоять Когтя Дракона. Бессознательный жест имеющего силу и власть.

Вот как… Самопровозглашенный Великий Иерофант! Волчонок понемногу научился владеть клыками и не постеснялся назначить себя главой нового храма. Но как ему это удалось? Ведь на Пионовом престоле гордо восседала не кто-то, а сама владычица Ишерхэ, дочь вечного бога Инайрэ, падшего бога, что лживой мудростью своей искусил и развратил сердца достойнейших из чародеев Лианора. Бессмертная Ишерхэ обладала могуществом, которого никогда не достигнуть даже Первородным, не говоря уж о жалких полукровках вроде Элиара.

Что же случилось и почему священный сан превратился в фарс?

– Ты все такой же – не знаешь своего места, – сквозь зубы презрительно процедил мессир Элирий Лестер Лар. – Небожители наказали меня, послав такого ученика.

Элиар из последних сил пытался удержать себя в руках и промолчать, но тщетно – слова и тон Учителя слишком больно резанули по сердцу.

– А вы все так же жестоки в суждениях, – зло отчеканил он. – Хоть многого и не помните.

– Да, многого я не помню, но не вызывает сомнений, что ученичество твое осталось в прошлом. Если же ты по-прежнему считаешь меня наставником, ты должен слушаться меня, как и положено ученику.

Несмотря на присущее ему внешнее хладнокровие, Красный Феникс также не остался спокоен. В свою очередь, он был крайне раздражен тем, что такие простые и очевидные вещи приходится проговаривать вслух. Если волчонок силой удерживает его здесь, пусть оставит лицемерие и не делает вид, будто почитает его, как Учителя.

– Как будет угодно вашей светлости, – с большим трудом восстановив самообладание, почтительно отозвался Элиар. – Я послушен воле Красного Феникса Лианора и не посмею перечить его словам. Если вы запрещаете, я больше не буду называть вас Учителем. Если вам угодно считать себя моим пленником – что ж, пусть будет так. Лучше пережить вашу немилость, чем новую вашу смерть.

В твердом голосе ученика проскользнула знакомая уже печаль, и Элирию вдруг подумалось, что в каком-то смысле они оба в плену друг у друга. Но он промолчал, не давая ответа.

– Мне жаль, что мои визиты расстраивают мессира. Впредь не стану беспокоить вас без причины.

Элирий вновь не отреагировал, будто слова ученика были для него пустым звуком, никчемным сотрясением воздуха.

– Однако, поскольку вы отказываетесь считать меня учеником, – сухо заметил напоследок Черный жрец, – вам придется признать право моего верховенства. С сегодняшнего дня вы измените свое уникальное положение в иерархии общества Бенну и станете подданным Великого Иерофанта, – таким же, как и все остальные.

Элирий язвительно рассмеялся. Он не собирался принимать всерьез эти самоуверенные угрозы.

– Так значит, отныне мне следует бояться тебя? О, прошу прощения, – бояться вас, ваше высокопреосвященство?

– Рекомендую подумать об этом. – Элиар, в точности подражая манере Совершенного, проигнорировал откровенно издевательский вопрос. – У всякого решения есть последствия. Но, возможно, я еще дам вашей светлости шанс переменить свое опрометчивое решение… Возможно.

С этими словами он поклонился и быстрым шагом вышел вон из комнаты, унося в своем сердце непролившийся гнев.

Эпоха Красного Солнца. Год 2.

Сезон начала осени

Приход прохладного ветра

Залив Черного Маяка

Был вечер – из таких, что нечасто случаются в смертных землях Материка.

Невыносимо жаркие вечера подошли к концу, приблизилась осень. Со дня на день норовили хлынуть холодные проливные дожди, а пока – золотистыми светлячками в высокой траве горели последние пьяные поцелуи лета.

Западное небо утопало в крови, восток же подернулся извечной тьмой, той самой, что всегда страшились люди. Приятно влажный, словно ландыш весенним утром, морской бриз наполнял воздух терпким запахом свободы, который принес откуда-то издалека на своих стремительных крыльях. Стояла тишина, да такая, что казалось – само время остановилось здесь. Даже ветер летел почти беззвучно, будто в благословенном Надмирье, обители небожителей, где царит безвременье, бессмертие и – нерушимая хрустальная тишина.

Только море шумело. Волны с силой ударяли о скалы, оставляя на щербатых камнях россыпи чистейшего горного снега, каким представляется издали соленая морская пена. Море шумело всегда: величественное, непокоренное, оно не умело молчать. Неутомимые воды шелестели и шептались, бестрепетно разрывая священную тишину, которую разлила над миром близкая ночь. И не было дела прекрасному творению демиургов до яростных схваток людских воинств, до исступленных битв, побед и поражений, до вероломных обманов и тайных заговоров, которые, казалось, канули в небытие – вместе с Лианором и тем злом, что от избытка силы и безнаказанности пробудилось когда-то в сердцах Совершенных и развратило их.

К берегу полого тянулась густая дубрава: роща из невысоких дубов спускалась к крошечной, молодым месяцем выгнутой отмели, к серебряному и золотому песку. Широкие листья чуть слышно шептали неведомые людям слова, в прохладной тени ветвей скрывались приготовляющиеся ко сну цветы и, черная в этот поздний час, колыхалась трава.

Печаль таилась здесь, в дикой, но уютной маленькой бухте, укрытой от посторонних глаз скалами и лесом. Светлая печаль по тому, что некогда дышало, а теперь ушло в небытие и осталось лишь сном, дивной, бередящей душу грезой.

Алым краем светило коснулось горизонта, уходя на недолгий покой, и никто на Материке не жалел, что оттуда, куда сейчас опускалось солнце, не придет до конца дней больше ни один корабль. Материк не принял Совершенных, и Священный остров вернулся в океан, из которого был исторгнут когда-то. Обитатели Надмирья перестали освящать своим присутствием бренные земли смертных и уничтожили большинство тех, кто мог творить чародейство, подобно богам.

«Время Лианора прошло».

Шепот ли волн наполнил побережье этими невысказанными мыслями или так думала пришедшая сюда бессмертная, никто не сказал бы наверняка. Вот уже несколько часов в одиночестве сидела она на огромном сером валуне, все еще хранящем дневное тепло, и пенные воды, как ни пытались, не могли добраться до босых ступней.

С первого взгляда сидящая могла показаться великолепной статуей: такая красота и грация недоступны живым женщинам. Изящные руки скрещены на коленях, тяжелые волосы шевелятся в порывах ветра, словно змеи, блестя серебряным шелком; яркие блики играют на прядях и на одеждах, окрашенных кармином заходящего солнца. На сияющем фарфоровой белизной лице читается гордая уверенность. Маленький упрямый подбородок, чувственный алый рот, глаза чуть-чуть холодноваты, но необыкновенно чисты, словно бы вымыты дождем. Так выглядят жрицы, готовящие кровавое жертвоприношение: сила чувствовалась в ней, сила дремлющая, но готовая в любую минуту пробудиться.