Сколько же времени он не видел их… уже целых семь лет. Сперва он просил у Учителя позволения приехать в родной Халдор хотя бы на пару дней, да хотя бы на сутки… Чтобы только посмотреть, как они там, обнять, сказать, что не забыл кровных уз, но… его светлость мессир Элирий Лестер Лар ничего не запрещал. Тонкий знаток человеческих душ, он отлично знал, что прямые запреты – не лучший метод в случае с вольнодумством. Учитель говорил: «Ты поедешь, но не сейчас. Сперва нужно…» и далее следовало какое-нибудь задание или поручение. Конечно, очень срочное, чрезвычайно важное дело, которое уж никак нельзя отложить.

Так было поначалу. А потом Элиар превратился из глупого мальчишки в молодого мужчину и понял, что Учитель никогда не разрешит ему вернуться домой, и лучше лишний раз не раздражать его, не просить о невыполнимом. Наставник хотел единолично управлять жизнью воспитанника. Он хотел, чтобы Элиар забыл о прошлом, забыл, что есть такой народ – Степные Волки, тем более те так и не пожелали добровольно покоряться Ром-Белиату.

И Учитель достиг своей цели. Нет, Элиар не перестал любить отца и брата, не перестал – в душе – считать себя кочевником, сыном Великих степей, но воля Учителя в конце концов сделала свободного рабом. И дело даже не в позорном клейме на горле, не в печати контроля Запертого Солнца – то было внешнее. Сама эта воля, мягкая, но требовательная, подобная стальной руке в бархатной перчатке, превратила Элиара в преданного раба Ром-Белиата. Он искренне полюбил Совершенных, их величавую внешность, изящный язык ли-ан, который сделался почти родным, их певучую, странную музыку. Ему стало казаться естественным, что все прочие народы должны прислуживать повелителям людей. Все прочие – значит, и вольнолюбивые степняки тоже. И в этом не было ничего постыдного. И в какой-то миг ему вдруг стало непонятно, почему отец упрямо предпочитает иное.

Больше того, когда Элиару приходилось, по своим ли делам или исполняя поручения Учителя, оказываться где-то неподалеку от Великих степей, он никогда не смел пресекать границ. Он не желал наводить на себя немилость, пусть даже его светлость мессир Элирий Лестер Лар и не запрещал ему прямо то, чего он так жаждал. Элиар чувствовал и сам, что годы, проведенные на Крайнем Востоке, сильно изменили его. Теперь он ничем не напоминал сына Великих степей: все привычки его, манеры и даже имя стали такими, какие приняты при дворе Ром-Белиата. Элиар понимал, что если он вновь окажется в окружении неистовых, безудержно свободных собратьев, многолетние старания Учителя превратить его в безропотного раба могут оказаться напрасными.

Рядом всегда был кто-то, сперва соученики, потом – подчиненные, но этого недоставало, чтобы заполнить бездонную яму, дыру одиночества, зияющую у него в груди. Только Учитель мог сделать это. Он словно заменил ему и отца, и брата, заменил семью. Все, что было у него сейчас, дал Учитель, и его надлежало благодарить. Надлежало возвратить этот долг, верой и правдой служа во благо богоизбранного народа Совершенных.

Сожаления не решают проблем. Из-за сомнений и воспоминаний детства глупо отклонять все, что имелось для него в Ром-Белиате, Запретном городе с терпким запахом морской соли и сверкающими голубыми сумерками.

Но сейчас, глядя на наглую избалованную девчонку, являющую собой самый драгоценный и изысканный плод народа, который он должен оберегать, Элиар готов был возненавидеть Агнию только за то, что с рождения ей все достается как дар, просто так.

От ярости сердце поднялось и заколотилось, кажется, прямо в пересохшем горле, отмеченном печатью Запертого Солнца. Элиар судорожно сглотнул, пытаясь взять себя в руки, пытаясь унять клокочущий в груди гнев. С минуту он молчал, борясь с обуревавшими его чувствами, рвущимися наружу. Воистину, намек был слишком прозрачен, чтобы демонстративно проигнорировать его, однако заметить стало бы унижением еще большим.

Агния Ивица Лира смотрела на него холодными, как морской лед, глазами и безнаказанно улыбалась своей шалости. Глубокая ледяная синева плескалась в ее взгляде, как и во взгляде всех Совершенных, титульного народа Ром-Белиата. От рождения Агния была госпожой, а он… он по-прежнему оставался все тем же рабом, дорожащим вдобавок своим клеймом. И этого не исправить. Пестуемая Учителем аристократия Ром-Белиата – люди без изъянов, Совершенный род, избранный небожителями. А он всего лишь полукровка, чья кровь недостаточно чиста и благородна. Он появился на свет, чтобы быть человеком второго сорта.

Но и среди Совершенных все было не так гладко и однозначно. Глаза юной Агнии Ивицы Лиры казались лишь бледным подобием пронзающих насквозь циановых глаз Учителя, от пристального взора которого кровь превращалась в острые кристаллы и изнутри разрывала вены. Воистину, благословение небожителей истощалось, и с каждым новым поколением Совершенные слабели.

Времена менялись.

Эпоха Черного Солнца. Год 359.

Сезон пробуждения насекомых

Куколки превращаются в бабочек.

День восемнадцатый от пробуждения

Ангу. Цитадель Белых Лун

*киноварью*

Весь день волчонок не отходил от него ни на шаг и только к вечеру, когда село солнце, позволил покинуть апартаменты в сопровождении Первого ученика. Избавившись от пристального надзора своего благодетеля, Элирий наконец перевел дух.

Хвала небожителям, Яниэр не стал утруждать его новым путешествием и просто раскрыл пространственный переход. Взяв ученика за руку, Элирий шагнул за ним в переливающийся серебристым свечением портал и в мгновение ока оказался на второй вершине двурогой горы Фор-Вирам. Теперь вокруг гордо поднимался не дворец владетелей Севера, а воздвигнутый Первым учеником новый храм. Здание казалось парящим в воздухе, сотканным из облаков и тумана: стены обтянуты белоснежным шелком и украшены пилястрами из слоновой кости, лестницы из молочного мрамора поддерживают колонны, увитые алебастровыми лозами. Сдержанная, спокойная красота этого места отличалась от устрашающей военной строгости Волчьего Логова.

Портал выводил во внутренний сад: ровными шпалерами над ними расположилась белая глициния. Цветы пахли густо и сладко. Серебро лунного сияния щедро струилось по свисающим длинным лозам, по гроздьям лепестков и по платью Яниэра, украшенному полупрозрачными паутинками узоров; приглушенный ночной свет оттенял ослепительную белизну его волос. Для большего удовольствия от встречи в специальную емкость на столике поместили сверчков, которые услаждали слух размеренным приглушенным стрекотом. Элирий удовлетворенно кивнул всегдашней предусмотрительности Первого ученика: он любил голоса сверчков и тихий шелест садовой листвы.

Яниэр молчал, давая ему возможность в полной мере насладиться умиротворяющими, убаюкивающими звуками природы. А может, попросту растерял все загодя приготовленные слова и мог только бросать краткие взгляды, изредка, оставаясь в границах учтивости. Вспоминая, как был потрясен Элиар, впервые увидев его после удавшегося ритуала, Элирий склонялся к последнему. Надо сказать, ему и самому было непривычно видеть Яниэра в белых одеждах, а не в красных: мысль о том, что красный цвет запрещен, как и прежде претила.

– Приветствую Учителя в храме Лунного Солнца, – наконец-то придя в себя, с почтением произнес Яниэр на Высшей речи ли-ан. Отражение звездного света дрожало на бледных волосах, словно иней. – Да продлятся дни Красного Феникса Лианора, священной державы Первородных, повелителей людей.

Чуть грассирующий голос Первого ученика был привычно прохладен и лишен оттенков эмоций… или же казался бесцветным по сравнению с природной выразительностью голоса Первородного. Однако мелодичность древнего языка ли-ан, запрещенного и вышедшего из употребления даже при дворе Бенну, и самому равнодушному голосу придавала любезность или даже ласковость.