– Извини, – сказала Вика.

Белка не переспросила за что. Она поняла:

– Не парься. Я уже давно привыкла. Поверь, в детском доме было намного жестче.

– Так директриса это знает?! – ужаснулась Вика.

Белка кивнула:

– Это и есть договор. Я держу демонов в узде, а язык за зубами. В ответ мне многое прощается, а моя мать получает… некоторую пенсию.

– Если вас таких двое… может есть и другие? – осторожно спросила Вика.

– Есть, – кивнула Тайра. – Я знаю как минимум еще двоих.

– Я подозреваю, что мы все… особенные. Только в ком-то оно проявилось, а в ком-то нет, – добавила Белка.

– Оно? – переспросила Вика.

– Сила, способность, особенность… можно называть как угодно, но я считаю это проклятием. Самое главное – ты же понимаешь теперь, что директриса лжет. Нет никакой эпидемии.

– Как нет? А что тогда? Почему у ребят приступы?

– Понятия не имею. Но то, что я вчера увидела, а сегодня услышала – ужасно. Они не лечат, а изучают. Те, кто лежит в лазарете, – подопытные кролики. Там тщательно записывают, как они умирают. Слышала же… ах, да… ты в отрубе была. Приступы все чаще. Я видела, как это было с Владом и с Колей. Человек такое долго не выдержит. Потом они скажут, что ученики умерли от болезни. А что будет, когда им некого станет изучать и все из лазарета переедут в морг? Они устроят приступы у кого-то еще? Что они на нас испытывают? – Белка так разошлась, что последние фразы уже практически прокричала.

– Мне кажется, что это уже паранойя, – покачала головой Вика.

Тайра все это слушала, округлив от ужаса глаза.

– У тебя есть альтернативная версия? – агрессивно спросила Белка.

– Да, – уверенно ответила Вика. – Агния Михайловна не лгала. Она не отрицала, что мы особенные. У нас мутация. Наследственная. Вероятно, у кого-то она приводит к таким… особенностям, как у вас с Тайрой. У кого-то нет, как у меня. И действительно существует вирус, который проявился на таких, как мы. Где тут противоречие?

Белка нахмурилась:

– Почему ты считаешь, что это наследственное?

– У моей матери были такие же приступы. Ее увезли в больницу и больше к ней никого не пускали.

– Что с ней сейчас? – быстро спросила Белка.

– Не знаю. Мне только сказали про поражение мозга и что она… не скоро восстановится. Если вообще когда-нибудь станет нормальной.

– Сочувствую, – тихо произнесла Белка.

– Не надо. Она выкарабкается. Я верю.

Белка некоторое время стояла молча и нервно притаптывала ногой.

– Мне хотелось бы верить в твою теорию. Но я не могу.

– Какая разница, во что мы верим. Повлиять все равно ни на что не можем, – грустно сказала Тайра.

– Не скажи, – оживилась Белка. – Я всегда предполагаю худшее. Когда уезжала сюда, то допускала вероятность, что тут станет невыносимо. Поэтому попросила одного знакомого – известного блогера – заготовить один материал про Даксфорд. Он должен дождаться моего звонка, прежде чем публиковать. Я подозревала, что тут будет трудно с интернетом, но что вообще ни у кого не будет телефонов, даже стационарных, конечно не могла предположить. Если бы я могла сделать этот единственный звонок, то масса народа заинтересовалась бы, что тут делают с детьми. Вот тогда и станет ясно – это государственная программа по контролю за эпидемией, или мы имеем дело с частной лавочкой маньяков, мучающих детей.

Белка тяжело вздохнула:

– Одна проблема. Телефонов тут вообще нет.

– Есть, – тут же сказала Вика.

Белка вздрогнула и уставилась на нее.

– В кабинете директрисы. Ты же напротив него сидела. Забыла? – добавила Вика.

– Точно! Дура! Как я могла упустить?! Я была слишком обеспокоена тем, как она решит нас наказать. Вспоминаю: такой старинный аппарат, как в советских фильмах.

Белка прищурилась и посмотрела куда-то в сторону.

– Нет. Неет. Слышишь? – Вика покачала головой и подошла, стараясь заглянуть ей в глаза.

– Ты меня не отговоришь. Я не заставляю тебя идти со мной. Сама справлюсь, – сказала она.

– Вот уж фиг тебе. Одна ты точно не пойдешь. Может, тебя и охраняет три демона, но мозгов у вас четверых вместе взятых все равно как у динозаврика. Если вылазку за забор нам простили, то взлом кабинета директрисы… да твой договор свернут трубочкой, засунут тебе в задницу и подожгут. И это будет только начало.

– В лазарет я вас провела? А там охрана в сто раз сильнее. Все же гладко прошло.

Вика не выдержала и задала тот вопрос, который ее мучал после беседы с Владом:

– А смерть медсестры? Сопутствующие потери? Так в кино говорят?

– Какая смерть? – искренне удивилась Белка. – Белый ее просто вырубил нокаутом. Максимум легкий сотряс. Голова поболит и все. Она даже не поняла, что произошло, и наверняка решила, что просто упала в обморок.

Вика с облегчением вздохнула и упрямо топнула ногой:

– Все равно ты одна не пойдешь.

А сама в это время думала: откуда в ней столько смелости? Ей-то на кой этот телефон и блогер? Неужели она стала настолько ответственной, что ради девицы, с которой знакома-то меньше пары недель, будет так рисковать своей задницей?

– Каждую вылазку мы тащим обратно кого-то в бесчувственном состоянии. Мне кажется, что одной было бы в сто раз проще, – возразила Белка.

– А если в этот раз это будешь ты?

Белка внимательно на нее посмотрела:

– Ну хорошо. Пойдем вдвоем.

Она повернулась к Тайре.

Та подняла руки, словно защищаясь:

– Неее, ребят. Я в такие штуки не играю. Про вас я никому не скажу, не бойтесь. Но и сама в таких аферах участвовать не буду.

Белка кивнула:

– Хорошо. Тогда расходимся. Вик, я тебя найду ближе к вечеру.

Вика кивнула, чувствуя, как по позвоночнику уже ползут липкие мурашки предчувствия, что все, как обычно, пойдет не так, как планируется. И в этот раз им так легко уже не выкрутиться.

Анна оглянулась: не видит ли кто, но в коридоре было пусто. Тогда она приоткрыла дверь и быстро юркнула в кабинет.

Школа была рассчитала явно на намного большее число учеников: классов было столько, что большая часть из них вообще не использовалась. Она когда-то чисто из любопытства заглянула в те кабинеты, куда они никогда не заходили, и нашла это чудесное место. Вообще-то, скорее всего, это был класс для занятий химией или для каких-то лабораторных работ. Все парты имели керамическую поверхность с мини-раковинами с краниками.

Но самым замечательным было то, что за цифровой доской и учительским местом располагалась дверка в лабораторную: туда, где должны были храниться реактивы и прочее. Конечно, сейчас там ничего такого не хранилось. Только пустые пыльные полки, которые навевали мрачные ассоциации на апокалипсические фильмы.

Главная ценность этой каморки заключалась в двух вещах: слишком большое для такой площади помещения окно, дававшее изумительное равномерное освещение, а также то, что ключ от двери кто-то неосмотрительно оставил в замке. Анна забрала его и получила в свое распоряжение отличную мастерскую художника, в которую больше никто не мог проникнуть. Одноклассники и так были не особо любопытны и почему-то активно по школе не шастали. Их настолько запугали правилами и показательной поркой, что все были шелковыми и послушными и гоняли истерики, сидя по номерам и кучкуясь в беседках в парке, а не лазали по запертым помещениям.

Анна же облазила почти все питерские крыши в центре, так что первым делом хорошенько изучила школу. Чердак, например, тут был совсем неинтересным. Кроме нескольких картонных коробок там больше ничего не было. Зато эти картонки пригодились в каморке лаборанта, которую она теперь про себя называла «мастерская». Если прикрепить их вертикально к перекладинам полок, то получится неплохой мольберт. Жаль только смысла в нем особо не было.

При заезде в Даксфорд у нее отняли все для рисования, и этот факт больше всего выбешивал. Единственное, что Анне оставили, так это отдельно лежащую беличью кисть, которую, небось, по неграмотности, приняли за макияжную.