— Уф! — я тихонько щелкнул Алену по удачно обращенному ко мне носу. — Ты нарочно меня своими словечками изводишь? Бесовщина какая-то. И этим же языком ты в церкви молишься по воскресеньям?

— Димочка, ты правда хочешь выяснить, что еще я делаю этим языком?

— Очень смешно, дорогая… В общем, от таких подарков лучше держаться подальше. Приятелям еще куда ни шло — дари сколько влезет, а меня — уволь.

— Дима! Опять? Проехали уже! Тебе-то что терять, кроме излишков генофонда? Ждешь, пока у тебя бомбанет в одном месте? Повезет еще, если только в штанах, а я вообще-то сейчас на голову смотрю. В конце концов, чем тебе бляди не угодили? Делают то же, что и все, только в десять раз лучше…

— Ничего не имею против их основной профессии, а вот побочные заработки этих леди заботят меня куда больше.

— Вон что… — понятливо споткнулась Алена. — Ты про это самое…

— Именно, — удостоверил я.

— Да ладно тебе, не все они стучат. И сам ты, извини за прямоту, в своем настоящем качестве мало кому интересен… ни конторе, ни прессе… Разве что по инерции или на перспективу… Каковы шансы, что подобная безделица где-нибудь всплывет?

— Кто ты, девочка? — я не мог отказать себе в удовольствии задать этот вопрос. — И куда дела мою сермяжную сестру Алену?

— Иди в жопу! — Алена была расстроена. — Слушай, солнышко. Ну, если подумать: какие секреты ты хранишь в своем клоповнике? Что ценного тут нароет эта гламурная феечка? Что такого может вынести наружу? Размер твоего хозяйства?

— Почему нет? — непринужденно сострил я. — Между прочим, это закрытая информация.

— Ага, закрытая! — сестренка невоспитанно хохотнула. — Ведь все твои девицы глаз не имеют и ничем таким друг с другом не делятся. Елки, да некоторые даже со мной пытались это перетереть, твари бесстыжие! Но я, Димочка, никого не слушала. Веришь?

— Как не поверить, когда ты так жизнерадостно скалишься…

— А насколько веришь? На столечко? Или вот настолько? — степень доверия, отмеренная на ее руке, несколько превышала мои возможности.

— И это меня укоряли в пристрастии к клубничке! Резвишься, как школьница на пижамной вечеринке.

— Revenons-en à nos moutons? — Алена ободряюще толкнула меня плечом. — Рекомендую брюнеточку… Рискнем? Или остались еще отмазки?

— Остались, родная! Видишь ли, я жду гостей сегодня вечером: непутевую младшую сестру и ее новую подружку. И хочу, чтобы им было здесь комфортно. Чтобы ничьи посторонние глаза их не смущали. А если сам я об этом не позабочусь, то за меня все сделают другие. Тот же доблестный Эдик, давно мы что-то о нем не вспоминали. Пока хотя бы мизинец его подопечной освящает мое жилище, он и комара сюда не допустит без надлежащей проверки. А тут не комар, а целая бабочка…

— Зараза! — Алена в запальчивости отшвырнула телефон в дальний конец дивана и вцепилась себе в волосы. — Дим, ну почему я такая тупая? В теории я умница, каких свет не видал, а чуть до дела доходит… Ну, точно! Сегодня у нас пасьянс никак не сойдется, облом. Мы с Викой тебе всю малину портим…

— Никто мне ничего не портит, дружок. Все в выигрыше: и мы прекрасно скоротаем вечер, и Эдику не придется суматоху поднимать.

— Ну, это ты зря! Кипиш Эдичка по-любому не станет устраивать. Хотя, ясный пень, завернет оглобли каждому, кому здесь не место. Спокойненько и без шума. Нашего мнения не спросит.

— А должен бы спрашивать! — последние слова сестры почему-то задели меня за живое, да так, что невольно сжались кулаки, не слишком привычные к такого рода жестам, из-за чего сквозь нахлынувшую пелену гнева мне мельком подумалось о пропущенном с неделю назад сеансе маникюра.

— Дима? — мое героическое движение не прошло незамеченным: рука Алены обеспокоенно легла на правое запястье. — Котенок, ты чего?

— Вот именно: «котенок»! Ленточки на шее не хватает! — я догадывался, что собираюсь выдать что-то не вполне разумное, но должен был дослушать себя до конца, чтобы в этом удостовериться. — Всякий дуболом будет мне указывать, кому место в моем доме, а кому не место. Сыт по горло этой шарманкой: «Здравствуйте, Дмитрий Андреевич!» «Вы полный ноль, Дмитрий Андреевич»… Истукан оловянный! Пусть только сунется еще раз в эту дверь — морду разворочу, солдафону! Хам, медведь дрессированный…

— Трындец! — замирающим голосом проговорила Алена. — Митя, ну что еще за дрянь? Какие медведи? Успокойся! Остынь! Димочка, я прошу… Угомонись, родимый… Кому ты морду собрался бить? Эдику? Он же тебя уроет, если захочет… Только он не захочет. Он адекватный чувак, чего ты к нему привязался?

— И второму тоже морду набью, — непреклонно пообещал я, упиваясь своей решимостью. — Как его зовут, краснорожего? Семен? Степан? Аферист мелкий! От верной тюрьмы его оградили, вот он теперь и выслуживается, из кожи своей медной вон лезет… Листал я их эпические портфолио когда-то — всех твоих гвардейцев… отец в свое время показывал… советовался со мной, по-семейному… Все они один другого стоят, ублюдки. Волки прикормленные! Ненавижу!

— Ой, бля! — пискнула Алена и тут же, зажмурившись, залепила мне слабенькую боязливую пощечину, которая пришлась как раз кстати. — Солнышко, нормально? Помогло?

Меня так и скрючило от смеха. Нет, со мной не случилось истерики, во всяком случае, я так не думаю: мне действительно было жутко смешно. Я смеялся над собой: над своими пустыми угрозами и над тем, как скоро кончился у меня запал, которого хватило всего на минуту. Финальные ругательства я договаривал уже через силу: скорее для того, чтобы довести до логического завершения мысль, а не выплеснуть чувства, внезапно вспыхнувшие и столь же внезапно отгоревшие в моей вялой, малокровной душе. И над Алениным отважным поступком я тоже смеялся: уж очень комично выглядела сестренка, когда наносила мне свой вдохновляющий удар дрожащей от страха ладошкой. А теперь она взобралась коленями на диван, вцепилась в мое плечо и, созерцая мое буйное веселье, решительно не знала, что делать дальше. Послал же ей Господь наказание в виде старшего братца… Сейчас досмеюсь до точки, и нужно будет снова ее успокаивать…

— Аленка, что за новости?! — сестра все-таки определилась с дальнейшими действиями, но перед этим, похоже, слегка повредилась умом: ее рука метнулась к моим джинсам и попыталась расстегнуть молнию, которую, по счастью, заклинило, так что неожиданная попытка обеспечить приток кислорода к моим гениталиям не увенчалась успехом. — Сдурела, что ли?

— Это кто еще сдурел, — огрызнулась Алена: довольно, впрочем, беззлобно и, как мне показалось, с какой-то даже всепрощающей снисходительностью в голосе. — Горе ты мое! Чучело малахольное. Лошарик озабоченный… Давай уже — вылезай из штанов, исцелять тебя будем. Сама все сделаю, пока совсем с катушек не слетел… Блин, да как это откупорить? Где тут у тебя что?

Поскольку сестра продолжала упорствовать в своем несусветном начинании, настойчиво штурмуя неподдающийся ее стараниям гульфик, мне понадобилось временно обездвижить налетчицу, крепко схватив ее за руки.

— Ну чего? — Алена уставилась на меня огромными синими очами, где помимо явственной тревоги, обуявшей ее по поводу моей персоны, сквозили также искорки раздражения из-за чинимых ей препятствий. — Отсосу по-пионерски, и вся история. Дольше кобенишься…

— Малыш, — ко мне неуклонно подкатывал новый приступ смеха, однако теперь я сдерживался изо всех сил, опасаясь обидеть сестренку, которая, по-видимому, воспринимала все очень серьезно. — Ну, ей-богу… Что это ты удумала? Более бредовой затеи в голову не пришло?

— Дима, даже не начинай! Давай сейчас без пафоса: типа, кому что можно и кому что нельзя. Какая разница? Ничего трушного у нас не будет — простая механика. А за романтикой уже к настоящим девчонкам пойдешь, когда прочухаешься малость.

— Ну, спасибо! Умеешь ты огорошить, родная… Механика, надо же! Как это все у тебя в мозгах укладывается? Ты хоть представляешь, о чем говоришь?

— Вот ты странный! — Алена самоуверенно тряхнула волосами. — Думаешь, если я по девочкам, то и члена в глаза не видела? Жизнь — штука извилистая, всякое случалось… Не сказать, что я осталась в восторге, но здесь почти как с фитнесом: если уж до зала доплелась, дальше как-то даже терпимо… Ты руки мои сам отпустишь или грызануть нужно?