— Во-первых, не сидя на толчке, — с достоинством поправил я, — а культурно отдыхая в ванной. А во-вторых… Впрочем, никакого «во-вторых», пожалуй, уже не будет — все остальное подлинная правда… Но, заметим, это было вчера. Особый случай. Воистину не самый приятный вечер в моей биографии.
— Впервые слышу! — отчитала меня Алена. — Почему я опять ничего не знаю? Раньше ты рассказывал мне о любом дерьме, что случилось с тобой за день, а теперь я сама чуть не клещами вытягиваю из тебя то, о чем должна узнавать за первой же сигаретой. Зачем тебе сестра, если не за этим? А мне кем прикажешь себя чувствовать, когда родной брат даже пошептаться со мной ни о чем не хочет, не говоря уже о том, чтобы посоветоваться? Мурзилкой бесполезной… Ну, что там у тебя стряслось вчера, выкладывай… Дима, ты кожу с меня снять пытаешься? Нормально уже все, завязывай с этим копытом…
— Мне лучше знать, когда завязывать, — солидно возразил я. — Над косточкой еще немного пройдусь… А что касается вчерашнего… И смех и грех. А смешнее всего то, что как раз по части греха дельце у меня и не выгорело. Нацелился закадрить девчонку в клубе, но все пошло через задницу… Пардон, прозвучало как каламбур… В общем, все пошло наперекосяк — так будет точнее.
— Ну, наконец! Заговорила Валаамова ослица! Вот теперь, Димочка, становится интересно, — сестренка оживилась, заерзала в кресле и насильно отобрала у меня свою правую ногу, однако тут же возместила ущерб, милосердно протянув мне левую. — Рассказывай! Все по порядку. И со всеми подробностями!
И я рассказал. Обстоятельно изложил свои вчерашние похождения, не упустив ни одной детали, которая могла развлечь и порадовать Алену, и напрочь презрев те лишенные житейского мяса трансцендентные мелочи, от которых она обыкновенно начинала скучать или расстраиваться. Сочные водевильные оттенки, привнесенные в мое повествование, определенно пошли ему на пользу, выгодно упростив и приукрасив его персонажей, от чего и сам я в качестве центрального героя приобрел вполне пристойные черты: скорее незадачливый Дон Жуан, заплутавший в застежках дамской одежды, чем не ко времени перековавшийся Калигула, рефлексирующий по поводу нравственных аспектов эрекции. Незнакомка в красном снискала у Алены исключительное одобрение, к незнакомке в сиреневом остались вопросы. Сцену с Дианой я решительно скомкал, поглощенный шнуровкой Алениных кроссовок, поэтому сестра вывела из нее только то, что к финалу своей истории я надрался в стельку, попутал рамсы и напрасно позарился на клейменую телочку. Совершенно справедливое суждение, по-моему…
— Короче, тебе попросту не обломилось, братец, — подытожила Алена, когда мой рассказ подошел к концу. — Ну, печалька, конечно… И по этому случаю ты не придумал ничего умнее, как ужраться? В ванной? Голимой текилой? Так, что ли?
— Выходит, что так, — не дождавшись аплодисментов за упомянутые заслуги, я удалился на диван: курить и смирять гордыню. — Считаешь, это чересчур?
— Не то слово, Димочка!
— Считаешь, в моем лице мы имеем дело с аддиктивным поведением? Вероятно, вследствие фрустрации на социокультурной почве?
— С языка снял, — невозмутимо подтвердила сестренка.
— Правда? — простодушно удивился я, крутанув колесико зажигалки и прикурив долгожданную сигарету.
— Точняк, — заверила Алена. — Димуль, хватит уже! Твой выпендреж на меня не действует. Тем паче, что приемчики у тебя говно и не меняются со времен моего детства. Чуть что, давайте выставим сестру дурой и заткнем ей рот навороченными фразочками. Shame on you! Если ты такой умный, то почему ведешь себя, как малолетка? «Ах-ах, противная девчонка мне не дала — пойду наклюкаюсь до усрачки! Не кончу, так проблююсь…»
— Сам себе удивляюсь, родная, — признался я, поглядывая на тележку, стоявшую одесную Алены, на столике которой попусту испарялась в атмосферу порция отличного виски и подтекало вязкой сливочной лужицей невостребованное мороженое. — Однако, заметь, я с самого начала попал под дурное влияние. Твое влияние, заметь. Не ты ли тот бесенок, что надоумил меня пуститься во все тяжкие на склоне моих лет? Человек, можно сказать, со студенческой скамьи дамочек в кабаках не клеил — утратил былую сноровку. А дальше, что ж — видимо, мужское самолюбие взыграло… в комплекте с другими слабостями… У человека случилась меланхолия. Что ему оставалось делать?
— Лучше бы твой человек подрочил!
— Алена! — я твердо стукнул о столик массивной Zippo, гладкие серебристые бока которой до этого момента в рассеянности лелеял в руке.
— А что? Ты спросил — я ответила, — сестра невинно пожала плечами. — Реально лучше, чем белая текила: инфа сотка. А еще лучше, если бы ты пошел с той сиреневой чиксой… Я так и не врубилась, Митеныш, чем таким она тебя не устроила. Молоденькая, симпатичная, поддатая — бери и пользуйся. В чем проблема?
— Если бы я знал это наверняка, малыш… Видимо, что-то у нас не сложилось. Значит, чего-то в ней не хватало…
«Прибавить луч иль тень отнять –
И будет уж совсем не та
Волос агатовая прядь,
Не те глаза, не те уста…»
— Ептыть, — заценила Алена. — Ну, всякое бывает, наверное… Хотя не совсем тот случай, чтобы шибко жалом водить. Ты ведь не невесту себе выбирал, как я понимаю, будущую супругу и мать твоих детей, а цыпу одноразовую. Руки-ноги у нее были на месте? Красота! А все, что тебе нужно, там рядышком. Перетоптался бы разок без агатовой пряди…
— Верно, не невесту, — зачарованно повторил я вслед за сестрой. — Всего лишь суррогат невесты…
— Тьфу ты! — Алена виновато скривилась. — Прости, я не сообразила… У тебя после Кристинки вообще секса не было, так ведь?
— Нет, насколько мне известно… — небрежно бросил я, с недоумением отметив, как Аленина рука снова потянулась к ее спасательному крестику.
— Охренеть! — сестренка опасливо обшарила меня глазами, словно ожидала увидеть следы физического разложения на моем теле. — Димочка, «не те глаза, не те уста» — с этим все понятно, кто бы спорил, но у каждого бывают моменты, когда нужно тупо трахнуться. Вот прямо так и не иначе: берешь под козырек и идешь в койку. Или мозги взорвутся на хрен: тыдыщь — и в дурку, а может и того похуже. Да даже если не взорвутся, хорошего мало: таких вещей можно наделать по шизухе, что мама не горюй… Не я это придумала, Господь нас такими создал. Ну, и папенька тоже постарался с его ядреной породой… Короче, солнышко, я очень тебя прошу: отдайся уже кому-нибудь — ведь сразу легче станет. Ты, походу, сам не представляешь, как тебе это необходимо.
— Почему же, вполне представляю, — я отнюдь не был убежден в доморощенном Аленином психоанализе, однако недоношенным плодам самопознания, имеющимся в моем распоряжении, в последние дни доверял еще меньше. — Не уверен в необходимости, но точно не помешает. Займусь на досуге, обещаю.
— Дима, на каком досуге? Сейчас нужно! — Алена почувствовала слабину и явно надеялась додавить меня во что бы то ни стало, пока я не сорвался с крючка и не ушел в тину — допивать мерзопакостную текилу и вообще заниматься не пойми чем. — Слушай сюда! Есть у меня одна подруга… ну, не то чтобы подруга — сокурсница… Яной зовут. Она у нас красотка — ровно такая, как тебе требуется. В смысле, не то чтобы красотка, но славная, честное слово, и лучшая ее черта — она сегодня в городе. Если все срастется, может эту же ночь провести в твоей постели.
— Само совершенство, — прокомментировал я. — Вряд ли я такого достоин…
— Блин, я серьезно! Но ты не так понял — у меня, походу, мысль с одного на другое перескочила… Давай я сейчас Яночке позвоню — приглашу составить компанию. Двойное свидание: я встречаюсь с Викой, она — с тобой. Все честно и культурно: ужин за твой счет, интим — по желанию. Яночка согласится. А лучшая черта Яночки, чтоб ты знал: она барышня без комплексов. Если ты ей понравишься, ломаться не станет — даст в первый же вечер. Главное, чтобы ее проняло твое мужское обаяние. Сама судить не берусь, но, полагаю, у тебя его до хера. С этим ты уж сам постарайся, мужик. На шару с ней не прокатит: даже не думай, она не шалашовка какая-нибудь. Просто правильная девчонка.
