Кровь похолодела в моих венах.

Риддик наклонился, положил руку ей на плечо и посмотрел на меня мрачными глазами.

— Еще теплая.

Мое сердце колотилось и билось в груди, завывая от нового, непрекращающегося ужаса, ужаса, который я испытал с того момента, как Козима исчезла в задней части Остерии Ломбарди и никогда больше не появлялась. Я не почувствовал никакого собственного страха, когда пошел ее искать и обнаружил в раковине вместо жены грубую самодельную бомбу. Холодный ветер цели гнал меня вперед, собирая всех и выталкивая двери, призывая Данте сделать то же самое.

Все выбрались, за исключением двух душ, которые были в переулке, когда произошел взрыв, и застряли в своих телах под обломками.

Я тогда не чувствовал ни страха, ни восторга ни за себя, ни за тех, кто выжил.

Я чувствовал только огромный, трепещущий ужас, вызванный осознанием того, что моя жена у кого-то.

Потребовалось менее двенадцати часов, чтобы понять, что за преступлением стоял Ноэль, что он послал Роджера на частном самолете из дома Дэвенпортов, чтобы забрать мою жену и увезти ее в ее личный ад.

Мы не смогли пойти к ней сразу.

Не без плана.

Похоже, Ноэль потратил свои последние личные деньги, чтобы нанять команду головорезов и обучить профессионалов, чтобы опечатать территорию. Их было так много, что на видео с дрона они выглядели как муравьи, ползающие по крепостным стенам объекта.

Полиция сказала нам оставаться в городе, пока они попытаются раскрыть преступление, и я не стал терять времени. Я вызвал команду Сальваторе и Данте, я вызвал бандитов Саймона, выступающих против Ордена, и нанял собственную команду безопасности.

Мы планировали и строили планы. Я проводил Данте обратно в тюрьму, потому что они на мгновение задумались, стоял ли он за взрывом. Я хранил молчание о правде произошедшего, потому что не хотел, чтобы полиция испортила ситуацию.

А затем, спустя тринадцать долгих дней после того, как Козиму схватили, я наконец сел на самолет со своей командой и своим планом и отправился за женой.

Только после того, как я уничтожил головорезов и взобрался на стены, после отложенного звонка в местную полицию и в подразделение МИ-5, с которым я работал, Козимы там не было.

А миссис Уайт лежала мертвая на полу в столовой.

Черт.

Я выбежал в другой конец коридора и чуть не споткнулся о Дугласа, который лежал без сознания у стены, с кровоточащей, но не опасной раной на лбу. Мое сердце подпрыгнуло к горлу, когда я проверил его пульс, и Риддик двинулся за мной по коридору. Весь персидский ковер в конце бесконечного коридора был покрыт кровью, в воздухе все еще стоял влажный металлический запах.

Я подавил позыв к рвоте, ненасытный от потребности узнать, не кровь ли это Козимы, которую я тщательно избегал, проходя мимо, и обернул вокруг себя остатки своего обычного арктического спокойствия, как гребаную броню.

Я не поддался бы эмоциям, пока моя жена не будет в безопасности в моих объятиях, а наши враги не будут мертвы у ее ног, как приношение Богу.

Мы подошли к концу коридора, и Риддик толкнул дверь, чтобы ненадолго прислушаться к ночному воздуху, прежде чем мы продолжили обыск верхних этажей.

Как только лес закрылся, мы услышали его, слабый, как призрачный стон, доносившийся с ветром болот.

Рути.

Мы с Риддиком одновременно бросились в бег, с горячими пистолетами в наших готовых руках, когда мы взлетели налево от дома и нырнули во тьму, хищники для монстров, которые охотились на Козиму всю ночь.

Холодный ветер щипал мои щеки, а дождь приклеивал мою черную одежду к телу, но я не обращал на это внимания, когда вошел в узкий вход лабиринта и сосредоточился на том, чтобы проследить свои воспоминания до его центра. Я услышал волнение среди тисов, прерывистый крик и яростный мужской рев.

Я сильно толкал, прорываясь по углам, скользя ногами по грязи, цепляясь руками за ветки, чтобы выпрямиться на крутых поворотах. Риддик вызвал по рации подкрепление, и мы пошли дальше.

Он врезался мне в спину, когда я резко остановился в начале последнего ряда, ведущего к центральному кругу, потому что в дальнем конце было маленькое тело, наблюдающее, как два тела борются в грязи с поднятым и трясущимся пистолетом, ожидая выстрела.

— Брат, — позвал я, впервые обращаясь к мальчику, которого никогда не встречал.

Он медленно повернулся, с пистолетом наготове, но трясущимся в руках, и я заметил кровавую дыру в его животе, частично прикрытую разорванным и окровавленным свитером.

Козима поймала его.

Гордость прошла сквозь меня, устранив часть безумного беспокойства в моей крови, и я смог думать спокойнее.

— Опусти пистолет, и я не причиню тебе вреда, — сказал я ему, медленно приближаясь с поднятым пистолетом.

Риддик исчез, как привидение в воздухе.

— Пошел ты, раболюб, — выплюнул он. — Ты и твоя шлюха не заслуживаете жизни.

Я вздохнул и уронил пистолет.

— Тогда пусть будет по-твоему.

— У тебя нет смелости, чтобы убить ребенка, — усмехнулся он.

Я наклонил голову и улыбнулся ему улыбкой Ноэля.

— Нет, но он это сделает.

Роджер повернул голову в тот момент, когда Риддик появился из лабиринта рядом с ним и прижал пистолет к голове с тихим, безжалостным хлопком.

Лженаследник Ноэля с мокрым шлепком упал на землю.

Я побежал и перепрыгнул через него, как только он упал, сосредоточившись на карабкающемся дуэте посреди поляны. Подойдя ближе, я увидел кучу перепаханной земли, их ноги утонули в темной почве, среди них виднелись белые осколки. Ноэль обвил руками шею Козимы, заставляя ее подняться в воздух, свесив пальцы ног.

Однако он не мог ее видеть, его глаза были кровавыми и изрешеченными длинными и глубокими следами от ногтей Козимы. Он слепо сжимал и сжимал, не унося, если действительно видел, как она умирает.

В следующую секунду я уже был рядом с ним и так жестоко ударил его в подкате, что он мгновенно уронил Козиму и рухнул на землю. Мои кулаки встретились с его лицом еще до того, как его голова коснулась земли. Я врезался в него, как молоток в мясо, разбивая его лицо, ненавидя его с каждым ударом, перенося боль, которую он причинял мне всю жизнь, через каждый удар по его презренной голове. Каким-то образом ему удалось поднять руку и откуда-то вонзить небольшой нож мне в бедро. Я крякнул и попытался взять себя в руки, но он одолел меня, вскарабкавшись на ноги спиной ко мне, склонив голову через плечо, чтобы наблюдать за мной, и снова направился к Козиме.

Я бросился на него, схватил его за руки и прижал их к спине, открывая ему грудь. Я развернул его, думая пронзить его бессердечное туловище мраморным копьем статуи рядом со мной.

Вместо этого появилась Козима, промокшая под дождем и валяющаяся в земле, как богиня, только что восставшая из чаш ада. В руке у нее было что-то длинное и белое, заостренное в опасный край.

Она приложила ладонь к тому месту, где Ноэль должен был приютить душу, а затем посмотрела на него своими золотистыми глазами, яркими даже в темноте, и вонзила белое оружие глубоко ему в бок.

Он заворчал и дернулся в моих объятиях. Я схватился за руку и вытянул ноги, удерживая Ноэля, пока моя жена снова и снова наносила ему удары ножом в бок. Я держал его, пока у него не подкосились ноги. Я держал его, пока его дыхание начало сбиваться из-за ворчания и проклятий. Я держал его, пока Козима убивала его, а затем, когда он умер, я держал его неподвижно, чтобы она могла смотреть мне в глаза, когда ее грудь вздымалась от напряжения, а окровавленная рука дрожала в воздухе, кость все еще приподнималась, чтобы она могла знать, что это было сделано и я гордился ею за это.

Она была мстительной богиней, праведным воином, и я никогда не любил ее больше, чем в тот момент, когда ее гнев превратился в тихие слезы, и она прерывисто прошептала:

— Пожалуйста, скажи мне, что я не сошла с ума. Пожалуйста, скажи мне, что ты жив.