Затем он встал на колени позади меня, и что-то вязкое и сладко пахнущее лилось по складке моей попки, чувственно скользя по моим складкам. Прежде чем капля успела упасть с моего набухшего клитора, Ксан поймал струю языком, облизывая, лакая и посасывая каждую складочку и выпуклость моей влагалища, как голодающий мужчина, глотающий фрукты.

— Я не могу быть уверен, что вкуснее, — сказал он в мой гладкий пол. — Мед или твои сладкие соки на моем языке.

Он вернулся к пиршеству, поедая мою киску, а затем подошел к морщинистой вершине моей задницы, вращая ее языком, пока я не превратилась в растопленное масло, пролитое на столешницу.

— Он у меня есть, — заявил он после долгого прикосновения к моему клитору сомкнутыми губами, прикосновения, от которого все мое тело содрогнулось. — Это вкус твоей красивой, мокрой пизды.

Поток бесполезных слов лился из моего рта, да, и о Боже, и Grazie e Dio. Александр, казалось, подпитывался ими, усердно работал над каждым хныканьем и стоном, напевал мне в тело, когда я говорила по-итальянски, потому что он точно знал, что это значит.

Я терялась в нем, в этом. Только мы вместе, как замкнутый контур энергии.

Он построил меня частицу за частицей, как будто создал замок из песка. Я была вся вершинами и острыми углами, эхом в пещеристых, пустых комнатах. Он мастерски построил меня, архитектор похоти, инженер желания, настолько хорошо разбирающийся в физике сексуальности, что каждое движение моего тела казалось естественным расширением, необходимым увеличением.

Он скользнул по моей вытекающей поверхности тела, провел красными линиями по моей коже своими грубыми пальцами и впился в меня своими твердыми квадратными зубами, пока все мое тело, структура, которую он так красиво составил, не задрожало на грани разрушения.

Но в этом и заключалась суть всего учения — не создать, а взорвать.

Он не позволил мне кончить.

Даже когда я умоляла на мраморной плите, такой же неподатливой, как мой Хозяин.

Вместо этого он наелся досыта, а затем отстранился, чтобы потереть горячий кончик своего члена о мой клитор и протащить его обратно по моей киске вверх к моей заднице, где он постучал, постучал, постучал.

— Сегодня вечером я собираюсь трахнуть каждую из твоих хорошеньких дырочек, моя красавица. Я собираюсь сожрать твою плоть, окунуть свой член в твою смазку, а затем втиснуться в эту тугую маленькую попку только с твоей смазкой, чтобы облегчить себе путь. Хочешь, мышонок, чтобы я использовал тебя, пока ты не превратишься в мокрую, дрожащую плоть, которую я смогу трахнуть?

Я ахнула, как рыба, вытащенная из воды, мои мышцы напряглись, когда я напряглась, ожидая надвигающегося оргазма. Я знала, что когда это произойдет, я буду метаться от кончика до хвоста, как та рыба, вернувшаяся в ручей.

Я думала, что умру, если он в ту же секунду не утопит меня в наслаждении кульминации.

— Да, Мастер. Мне нужен твой член. Я умру за это.

— Ох, — проворковал он, и этот протяжный слог был насмешливым и жестоким. — Мы не можем этого сделать сейчас, не так ли?

А потом он начал толкать; его член, как тупое оружие, безжалостно вынуждает открыть опухший канал моей киски. Он сильно врезался в меня, затем вытащил так, что только головка поцеловала мой вход, а затем нырнул обратно внутрь, его руки сжались на моих бедрах, как железные скобы. Я попыталась упереться в стойку, но у меня не было выхода.

Мне просто нужно было лежать и принимать это.

Подчинение, которое он построил во мне своими большими руками и грязными словами, слилось в замок из песка, в котором каждая частица моего существа была обуздана и собрана в нечто невероятно красивое.

Его бедра резко впились в переднюю стенку моего влагалища во время следующего карающего толчка, его пальцы скрутили мой клитор, как ручку на двери, и все, что во мне было, снова растворилось в песке.

Он безжалостно трахал меня, пока я сжималась вокруг его члена, а его рука держала мои волосы, чтобы использовать их в качестве рычага, так что каждый толчок бил по моей шейке матки, как молоток по гонгу. Боль от этого пронзила меня, у меня сжались зубы, и моя кульминация, на мгновение утихшая, каким-то образом началась снова.

— Мастер, Мастер, Мастер, — стонала я, пока он держал меня неподвижно и сверлил и сверлил меня.

Мне нравилось его животное хрюканье, то, как его цивилизованная аристократическая осанка спадала, как овечья шкура, обнажая волка в его центре, буйного зверя, единственное, что его мотивировало, — это необходимость гона и размножения.

Его большой палец нашел мою сжимающуюся задницу и начал тереть ее, полируя ее вытекающими соками.

— Такая милая задница, — похвалил он. — Хочешь, я тебя там трахну, Topolina? Возьмешь мой большой член, входящий в эту узкую дырку, пока ты не наполнишься настолько, что едва сможешь дышать, чувствуя меня внутри себя до самого упора?

Я не могла говорить. В моей голове не было ни мыслей, ни слов на языке. Я была просто сексом, пульсацией моей киски, диким биением моего сердца, гоняющим по моему телу одурманенную похотью кровь, скапливающуюся между моими ногами, так что я превратилась в опухшую, ноющую массу желания.

Я хотела сказать ему, что его член мне нужен так же, как дыхание. Я хотела сказать ему, что я наркоманка, честная наркоманка с такой неистовой страстью к своему телу, что я едва могла находиться с ним в одной комнате, не прикасаясь какой-то частью своей кожи к его. Я четыре года находилась в состоянии засухи, от которой так и не смогла полностью оправиться, и когда его член был внутри меня, это было похоже на самый пьянящий наркотик в мире.

— Мне нужно услышать твои слова. Скажи мне, чего ты хочешь, и я, возможно, соизволю дать это тебе, — он практически мурлыкал, когда его руки массировали мои пухлые ягодицы, а его большой палец касался выпуклого знака его клейма на моей коже.

— Мне нужно, чтобы ты трахнул меня, — задыхалась я, не совсем осознавая, что говорю, как будто слова были отделены от моего тела. Потребность вспыхнула в моем теле, как мерцающая неоновая вывеска, и я могла только озвучить ее. — Мне нужно, чтобы ты наполнил меня и показал, насколько тебе принадлежит каждая моя дырочка.

Грудь Александра загрохотала от глубокого рычания, когда его большой палец прошел сквозь мое тугое кольцо мышц и погрузился в мою задницу. Когда я стонала и хныкала, билась головой туда-сюда по мрамору так, что мои волосы рассыпались по белой макушке, как пролитые чернила, он остановил меня яростным шлепком по попе.

— Не двигайся. Я хочу, чтобы ты стоял неподвижно, пока я загоняюсь в эту узкую дырку.

Я застонала, выражая отчаяние в горячей ямке живота.

Но я повиновалась.

Я стояла совершенно неподвижно, едва дыша, пока Александр вылил на мою задницу что-то с нежным землистым запахом. Его пальцы впитали оливковое масло и разгладили его по моему отверстию и по ягодицам, втирая его в плоть, пока я не заблестела. Он застонал, сжимая их в руках.

— Такая великолепная задница и вся моя.

— Твоя, — согласилась я, мой рот вылетел из моей груди, как выстрел, когда он раздвинул мои ягодицы, прижал свой член к моей смазанной маслом заднице и вонзил кончик внутрь.

Был легкий ожог, который так быстро превратился в невыносимую боль, что я не могла не задыхаться от боли и хныкать, требуя еще.

Он скользнул в меня сантиметр за сантиметром, вводя свой толстый член в мою смазанную маслом дырку, потирая своими большими руками мою задницу и бедра. По легкому заиканию в его дыхании я могла сказать, что вид меня, пульсирующей и борющейся вокруг его обхвата, доходил до него, но он все равно методично и с максимальным контролем входил в мое тело по самую рукоять.

Когда его яйца прижались к моей влажной киске, я вздрогнула, все мое тело наполнилось электричеством, как будто он включил меня в розетку со слишком высоким напряжением.

— Вот и все, тише, bella. Тысо мной, — успокаивал он, обхватив меня руками, словно жокей, успокаивающий свою переутомленную лошадь. — Ты берешь мой член, как хорошая рабыня.