Наконец, со звонким хлопком он оторвал мои плотно сжатые губы от своего члена, за чем и последовал мой неодобрительный стон.

— Ты скучала по члену своего господина в своем горле? — холодно спросил он меня.

Я извивалась на коленях, холодный студийный воздух в сочетании с возбуждением скользил по моим бедрам из перегретой киски. Его грубость возбудила меня так, как никакая нежность. Это возбудило и его его, пока он не стал казаться гигантом мощи, Геркулесом по силе.

— Да, Мастер, — сказала я, дыша и причмокивая влажными губами. — Я не знаю, что я делала без него.

Небольшая часть мозга осознала, насколько постыдны были мои действия. Я была женщиной, которую презирали. Где мой праведный гнев и ярость? Где был мой позвоночник?

Он был прямым, как шомпол, и находился в идеальной позе сабмиссива.

Александр не просто использовал меня в тот момент, чтобы добыть себе удовольствие. Речь шла о том, что я использовала его для себя. Мне нужна была жестокость и объективация, может быть, даже больше, чем ему было необходимо управлять мной.

Речь шла о том, что он по-своему, на нашем тайном языке плоти и фетиша, доказал мне, что он все еще может заполнить все трещины в моем сердце золотом. Дать смысл моему мазохизму и скорую смерть кульминацией моих тревог и сомнений.

Это был Мастер, который заботился о своем рабе самым элементарным способом, которым только мог.

Александр убрал одну руку с моих волос, сдвинув при этом повязку с моего лица, а затем провел по моей заплаканной щеке и просунул два пальца мне в рот.

Я лихорадочно их сосала, мои глаза почти закатывались от удовольствия снова почувствовать вкус его кожи на моем языке. Когда я пришла в себя, посмотрела на него, жадно пожирая глазами его фигуру, нависшую надо мной, как лорд, требующий возмещения ущерба от своего вассала. От динамики силы у меня в уголках рта образовалась лужа слюны, и влага вытекла из моей распухшей мокрой киски, как опрокинутая банка с медом.

— Ты моя, — торжественно поклялся он, вытащив пальцы из моего рта и обхватив ими корень своего длинного члена. Я не спускала с него глаз, пока он медленно кормил меня, дюйм за стальным дюймом, так что я не могла дышать от его полноты, которая была по самые яйца в моем горле. — Ты моя во всех мыслимых смыслах. Моя, чтобы использовать. — Он вытянул член из меня до самого кончика, а затем толкнул обратно в теплую пещеру рта с такой силой, что я задохнулась рядом с ним. — Мой объект поклонения. — Еще один толчок. — Моя собственность.

Слюна капала с моих губ и брызгала на мою сжатую грудь.

Я была так близок к тому, чтобы кончить, что кружилась в воздухе, выискивая хотя бы слабый поток, который пронесся бы по комнате и открыл бы крышку моего скрытого желания.

Почувствовав мое отчаяние, Александр шагнул вперед, так что гладкая кожа его туфель плотно прижалась к моему мокрому клитору.

— Трахни себя сильно. Покажи мне, насколько ты распутна только для меня. Его сильный голос был похож на прикосновение руки к моему горлу.

Я наблюдала за его дымящимися серыми глазами, когда начала насаживаться на его ботинок в тот момент, когда он толкнул меня в рот. Запах нашего секса наполнял воздух, словно наркотик, который я не могла не затащить глубоко в свои легкие. У меня кружилась голова, я была опьянена неистовым желанием, отразившимся на его лице, тем, как ярко сияла его душа в его обычно непрозрачных глазах оловянного цвета.

Для нас обоих в мире не было никого, кроме друг друга.

Эта мысль прорвала ленту чувств, которая связывала меня вместе, так что каждый дюйм моего тела распутывался и разворачивался, пока я кончала от его действий. Александр наблюдал, как я кричала вокруг его члена так глубоко в моем горле, как я прижимала клитор к коже обуви, пытаясь добиться большего трения о гладкую выпуклость, а затем с торжеством в глазах он запрокинул голову назад и крикнул в потолок достаточно громко, чтобы эхо его оргазма разнеслось по комнате.

И он кончил.

Он утопил мой рот в горячей соленой жидкости, и я жадно проглотила его, алкоголичка после многих лет воздержания, наливающая себе выпить.

Прежде чем он кончил, он вытащил член и размазал по моей щеке две последние порции своей спермы. Я задыхалась, мой клитор пульсировал, как сердце колибри. Александр воспользовался возможностью, чтобы смазать пальцами семя на моей коже и провести им по моему языку.

— Как мой вкус, Topolina?

Я с вожделением напевала вокруг его пальцев, настолько увлекшись своим желанием, что мои запреты были стерты в пыль. Мне хотелось перевернуться на спину, раздвинуть ноги и умолять его трахнуть меня. Мне хотелось снова напрячь его ртом и ткнуться носом в его щеку, просто чтобы приблизиться к его мускусно-соленому аромату.

Его мягкий темный смешок нежно ласкал мою кожу. Я закусила губу, чтобы остановить протест, когда он отошел, но он вернулся прежде, чем мое беспокойство успело усилиться, его ноги прижались к нежной коже моей спины. Дрожь пробежала по моей спине, когда его большие, грубые руки скользнули по моим ключицам, собирая густую вуаль моих волос с обеих сторон, чтобы он мог убрать ее с моей шеи.

Я глубоко и резко вздохнула, когда холодная тяжесть опустилась на мое горло и с громким щелчком сомкнулась под моими волосами.

Мне не нужно было видеть или трогать, чтобы понять, что Александр заключил меня в ошейник.

Моя киска ощущалась тяжелой, пульсировала глубокой, тупой пульсацией, которая не позволяла сосредоточиться ни на чем, кроме этого холодного укуса металла на моей шее.

— Вот кто ты есть, — прошептал он мне на ухо, проводя золотыми шипами вокруг моего горла так, что я вздрогнула. — Не просто рабыня, безделушка, которой можно владеть, выставлять напоказ и наказывать, но моя рабыня, моя topolina, женщина такая красивая, что мне больно. Такие могущественные воины, как Жанна и Артемида, содрогнулись бы у твоих ног. Знаешь, что я чувствую, когда заставляю тебя потеть, кончать и плакать? Это заставляет меня чувствовать себя богом, достаточно свирепым, чтобы заслужить тебя, и крестьянином, совершенно недостойным такого великолепного подарка.

Каждый дюйм моей кожи покалывал от страха и надежды. Мне хотелось закрыть глаза и впитать его слова, как заброшенное растение, выставленное на свет после долгого пребывания в темноте.

Но он был прав. Я ему не доверяла.

Он не защитил меня от Ноэля и Ордена.

Он никогда не любил меня в ответ.

На карту все еще было поставлено слишком многое, чтобы отдаться ему так, как я это сделала в те последние месяцы в Перл-Холле.

Моя семья, Эшкрофт, Сальваторе и Данте… и меньше всего — мое сердце.

— Пожалуйста, — тихо выдохнула я, благословляя. — Пожалуйста, Ксан, пусть этого будет достаточно.

Он замер, услышав, что я использовала для него свое нежное имя, и на мгновение я забеспокоилась, что он рассердится, если я нарушу сцену, разъяренный тем, что я откажу ему, хотя прошли годы и я ничего ему не должна.

Но затем он прижал ладонь к большому рубину, лежащему в углублении моего горла, и с открытым ртом поцеловал мою точку пульса.

— Пока, — мрачно согласился он. — Но день, когда я потребую все это, быстро приближается.

Я не спросила его, почему.

Почему сейчас?

Почему вообще?

Почему даже после всех этих лет?

Я проглотила их ожог, когда они застряли в моем пищеводе. Я хотела этого — его рук на моем теле, его члена внутри меня, его слов, дышащих на мою кожу — слишком сильно, чтобы отказать себе в этом чуде сейчас. Я могла бы позволить этому попрощаться. Настоящего прощания я не смогла получить, когда Ноэль избил меня и выгнал из поместья Перл-Холл и из страны. Слёзы обожгли мои нежные глаза, но я сморгнула их и сосредоточилась на настоящем моменте. Если бы это был последний раз, когда я наслаждалась сексом и близостью, я бы баловалась так же чрезмерно, как Дионис вином.